Конец монархии
Пока король препирался с Собранием, а командующие армиями Лафайет и Люкнер пытались договориться со сменявшими друг друга военными министрами о плане дальнейших действий, Австрия и Пруссия завершили подготовку кампании, сосредоточив у границ Франции силы, которые не уступали по численности французским, но значительно превосходили их по своим боевым качествам и моральному настрою.
Во главе союзной армии встал герцог Брауншвейгский, считавшийся тогда одним из лучших полководцев Западной Европы. Еще молодым человеком он снискал себе громкую славу в годы Семилетней войны, сражаясь в рядах прусской армии. В 1787 году он командовал прусскими войсками, вторгшимися в Соединенные провинции, где провел молниеносную и, по мнению современников, образцовую кампанию. Его репутация была столь высока, что, готовясь к войне с Австрией, военный министр Нарбонн тайно направил к нему генерала Кюстина, чтобы уговорить знаменитого военачальника возглавить французскую армию, но герцог не согласился. Теперь же именно ему и предстояло руководить вторжением во Францию.
Между тем в Париже «партии» продолжали борьбу за власть. 28 июня в столицу из армии примчался генерал Лафайет. Он выступил в Собрании, потребовав привлечь к ответственности тех, кто 20 июня ворвался в королевскую резиденцию, а также их вдохновителей – клубистов-якобинцев. Фельяны и Равнина встретили речь знаменитого генерала аплодисментами, а попытка жирондистов вынести ему порицание провалилась. Однако каких-либо реальных последствий этот демарш не имел, так как Лафайету пришлось вернуться к своим войскам, после чего его противники «слева» снова перехватили инициативу. Более того, столь впечатляющее появление Лафайета в столице побудило два соперничавших крыла Якобинского клуба – приверженцев Бриссо и Робеспьера – объединиться против той общей угрозы, которую для них представляли сторонники конституционной монархии, стоявшие во главе армии.
С начала июля объединившиеся якобинцы взяли уверенный курс на свержение королевской власти. Идеологическое обоснование их действий в Собрании обеспечили ораторы-жирондисты Бриссо и Верньо, обвинявшие короля в измене и призывавшие «нанести удар по Тюильри». У якобинцев о том же говорил Робеспьер, у кордельеров – кордельерское трио.
11 июля Собрание заявило о том, что «Отечество в опасности». Это означало, что в национальную гвардию призываются все мужчины, способные держать в руках оружие. Если раньше служба там была уделом лишь активных граждан, имевших постоянное занятие и способных обеспечить себя формой и огнестрельным оружием, то теперь ряды национальной гвардии оказались открыты для всех без исключения. Тем, у кого не было денег на ружья, выдавались пики.
В обход королевского запрета Собрание пригласило национальных гвардейцев из провинции прибыть со своим оружием в столицу для празднования дня Федерации 14 июля. Со всей Франции в Париж двинулись отряды федератов. После праздника им было предложено отправиться на фронт, однако они не торопились это делать, требуя сначала низложить короля. К тому же призывали и активисты наиболее радикально настроенных секций Парижа. 29 июля в Якобинском клубе Робеспьер тоже заявил о необходимости свергнуть монарха и созвать Национальный конвент для пересмотра Конституции.
Тем временем герцог Брауншвейгский перед началом наступления союзных армий обратился 25 июля к парижанам с манифестом, выдержанном в резком и угрожающем тоне. Он обещал разрушить французскую столицу и покарать ее жителей, если королю будет причинен вред. Однако его угрозы вызвали именно те последствия, которые должны были предотвратить.
О манифесте герцога Брауншвейгского в Париже узнали 3 августа. В тот же вечер представители столичных секций приняли решение о низложении короля. В ночь с 9 на 10 августа уполномоченные от ряда секций Парижа собрались в Ратуше и, отстранив законно избранный муниципалитет, создали самозваную повстанческую Коммуну. Мэр Петион сообщил Собранию, что «народ теперь сам осуществляет свой суверенитет», и фактически сложил с себя ответственность за происходящее. В полночь ударил набат, подав сигнал к началу восстания.
Королевскую резиденцию Тюильри охраняли около тысячи швейцарских гвардейцев, примерно три сотни дворян-добровольцев и несколько рот национальной гвардии. Руководил всеми командующий национальной гвардией Парижа маркиз Антуан Галио Манда. Бывший офицер, почти сорок лет прослуживший в гвардии короля, он и на новом посту сохранил преданность государю и готов был защищать его до последней капли крови. Получив ночью вызов из мэрии и еще не зная, что власть там теперь принадлежит инсургентам, маркиз отправился в Ратушу, где был убит мятежной толпой. Защитники Тюильри остались без предводителя. Новым командующим национальной гвардией Коммуна назначила предпринимателя-пивовара Антуана Жозефа Сантера, сторонника восстания.
В 5 часов утра Людовик XVI провел смотр своих войск. Результаты не обнадеживали. Если швейцарцы и дворяне приветствовали его возгласами «Да здравствует король!», то многие из национальных гвардейцев предпочли выкрикнуть «Да здравствует нация!» и даже «Долой предателя!». Сразу после смотра часть национальных гвардейцев покинула Тюильри и присоединилась к мятежу.
Приближенные короля предложили ему не рисковать собой и пройти с семьей через сад в Манеж Тюильри, где заседало Законодательное собрание. Людовик XVI, немного поколебавшись, последовал этому совету, хотя Мария-Антуанетта убеждала мужа остаться с защитниками дворца. В Собрании король попросил убежища для себя и своей семьи.
Рано утром повстанцы – национальная гвардия и федераты – пошли на штурм королевской резиденции, но были с большими потерями отброшены огнем ее защитников. Депутаты Собрания предложили Людовику отдать приказ гарнизону Тюильри сложить оружие. Король написал соответствующую записку, ее передали защитникам дворца, и они подчинились. После этого большинство находившихся в Тюильри людей, включая слуг, были растерзаны ворвавшимися во дворец повстанцами, обозленными кровопролитной осадой.
После победы восстания Коммуна принудила Законодательное собрание объявить Людовика XVI отстраненным от власти и принять 11 августа закон о выборах в Национальный конвент – представительный орган, созываемый для принятия новой конституции.
Глава 5Жирондисты и монтаньяры
Эхо событий 10 августа
Восстание 10 августа 1792 года покончило с монархией, но не с двоевластием. Однако если ранее имело место соперничество конституционных властей – законодательной (Собрание) и исполнительной (король), то теперь ему на смену пришло уже не регулируемое никакими законами состязание между центрами реальной силы. На обломках порушенной 10 августа Конституции в Париже утвердилась власть самозваной Коммуны. Причем последняя, опираясь на вооруженную силу, отнюдь не ограничивалась управлением одной лишь столицей, а весьма активно вмешивалась в юрисдикцию еще недавно почти всемогущего Законодательного собрания, производя, не считаясь с ним, аресты тех, кого комитет надзора Коммуны счел подозрительными, закрывая по своему усмотрению газеты и производя набор в армию.
Законодательное собрание сопротивлялось претензиям Коммуны присвоить себе фактически диктаторские полномочия и в качестве противовеса ей назначило Исполнительный совет – новое правительство, куда вошли те самые, близкие к жирондистам министры, которых король 13 июня отправил в отставку. Среди них не было разве что Дюмурье, который сменил во главе Северной армии снятого с этого поста Лафайета. К прежним министрам добавили новых. В частности, одного из наиболее влиятельных деятелей Коммуны, бывшего адвоката Жоржа Дантона, поставили руководить юстицией. Этот революционный активист Латинского квартала и член Клуба кордельеров в предшествующие месяцы проявил себя не только блестящим оратором, но и прекрасным организатором, умевшим подчинять себе людей. На сцену национальной политики выходили, таким образом, новые действующие лица.
Напротив, многих ведущих деятелей начального периода Революции события 10 августа от нее оттолкнули. Покинули Францию автор церковной реформы Талейран, инициатор «ночи чудес» д’Эгийон, лидеры монархистов Жерар Лалли-Толандаль и Пьер-Виктор Малуэ, а также целый ряд других «людей 1789 года». Оказался под арестом, но все же сумел выскользнуть из страны бывший член триумвирата конституционалистов Шарль Ламет. А вот его брату Александру и отстраненному от командования армией Лафайету не удалось добраться до Англии: по пути они угодили в плен к австрийцам и следующие пять лет провели в их тюрьмах. Еще один лидер монархистов, граф Клермон-Тоннер, и вовсе был убит 10 августа мятежниками.
Впрочем, если, эмигрируя, «отцы» Революции выражали пассивное несогласие с состоявшимся 10 августа попранием Конституции, то среди простого люда – того самого народа, от имени которого просвещенная элита и вершила революционные преобразования, – нашлись весьма активные защитники свергнутой монархии. 15 августа в местечке Сент-Уан-де-Туа бывшей провинции Мэн крестьяне во время рекрутского набора в революционную армию взбунтовались, заявив: «Мы готовы сражаться только за короля и папу». Восставших возглавил бывший контрабандист Жан Котро, известный как Жан Шуан (chouan – «сова» на местном диалекте). Обратив в бегство отряд местных «патриотов», бунтовщики ушли в леса, откуда развернули настоящую партизанскую войну против революционных властей. Прозвище «шуан» вскоре станет общим названием для партизан-роялистов не только Мэна, но и Бретани, Нормандии и Окситании, где в те же августовские дни антиправительственное народное движение также начиналось с ряда стихийных и разрозненных выступлений.
Аналогичные события происходили и в бывшей провинции Пуату. 19 августа 1792 года в местечке Монкутан крестьяне разгромили дом члена местной администрации. Историки спорят об их мотивах, поскольку сами бунтовщики в тот момент свои намерения не прояснили. Однако, согласно позднейшим свидетельствам современников, копившееся с начала церковной реформы недовольство выплеснулось наружу именно после получения известий о событиях 10 августа в Париже. Причем заметим, что гнев крестьян был тогда направлен скорее против материальных символов власти, чем против людей, с нею связанных. Ни один из «патриотов» в ходе беспорядков физически не пострадал.