Другое дело, что после 1797 года режим все чаще начал применять силу: в судах снизилось число оправдательных приговоров, в 53 городах Республики работали военные комиссии, вынесшие за два года 289 смертных приговоров и осудившие 91 человека на высылку из страны. Были высланы и около 10 тысяч священников (подавляющее большинство – с территории Бельгии), а около 1400 священников были приговорены к депортации в Гвиану. В ряде регионов для подавления волнений стала использоваться армия.
Однако самым важным было то, что, несмотря на все усилия правительства Директории, Революция продолжалась.
Глава 9Крах режима Директории
Религия на службе Республики
После переворота 18 фрюктидора для укрепления Республики стали активнее использоваться не только политические, но и идеологические инструменты. Одним из них стало внедрение нового республиканского культа, получившего название «теофилантропия» (от греч. «бог», «любить», «человек»).
Идея теофилантропии принадлежала Жан-Батисту Шмен-Дюпонте, опубликовавшему в 1796 году «Учебник для поклоняющихся богу и друзей людей», и его единомышленникам. Среди догм нового религиозного учения его создатель упоминал «существование бога и бессмертие души». Это была попытка предложить очередную вариацию «разумной» и «естественной» религии, которая могла бы занять место, ранее принадлежавшее Культу разума и Культу Верховного существа. Обязательства людей друг перед другом и перед родиной проистекали в новом культе из самой природы. Благом объявлялось все, что улучшало человека: жены должны были почитать своих мужей, дети – родителей.
Едва появившись, теофилантропия быстро стала завоевывать себе приверженцев. В их число вошли один из создателей Конституции III года Дону, художник Давид, поэт и драматург, бывший депутат Конвента Мари-Жозеф Шенье. После 18 фрюктидора теофилантропии начали покровительствовать власти: в частности, ее горячим приверженцем стал Ларевельер-Лепо, стремившийся сделать ее государственной религией, которая могла бы объединить республиканцев посредством праздников, и разработавший для этого специальную республиканскую литургию. Это вызывало у современников множество насмешек. Один из них вспоминал, что остряки переделали слово «теофилантроп» (théophilanthrope) в «кучу прохиндеев» (filoux en trouрe)». Талейран же, выслушав проекты Ларевельера, якобы сказал: «Позволю себе сделать вам одно замечание: Иисус Христос, чтобы основать свою религию, был распят и воскрес; я полагаю, что вам надобно попытаться сделать то же самое». Тем не менее теофилантропам был отдан ряд церквей, их тексты распространялись по школам. Поддержка нового культа сопровождалась гонениями на католицизм, историки иногда говорят даже о «второй дехристианизации». Формально теофилантропия была запрещена при Консульстве, однако уже с 1798 года, по мере усиления неоякобинской угрозы, она стала терять государственную поддержку.
В 1798–1799 годах Мерлен (из Дуэ) и Франсуа де Нёфшато пытались разрабатывать другой проект, имевший ту же цель: изгнать католицизм из повседневной жизни французов. Для этого планировалось глубже внедрять в нее республиканский календарь. 14 жерминаля VI года (3 апреля 1798 года) было принято постановление, требовавшее следить за тем, чтобы в официальных бумагах, афишах, газетах не фигурировали даты по старому стилю. Законы от 17 термидора и 23 фрюктидора (4 августа и 9 сентября) предписывали всем официальным лицам и школьникам отдыхать в десятый день недели. В этот день также запрещалось работать на виду у всех и заключать юридические сделки. Вместо этого муниципальные власти должны были организовывать местные республиканские праздники.
На пути к новым выборам
Переворот 18 фрюктидора продемонстрировал депутатам, что избирательная система несовершенна, поскольку не позволяет властям в должной мере контролировать выборы. Изменить ее радикально, не меняя конституции, было невозможно, однако ничто не мешало принять ряд предосторожностей.
Прежде всего, 9 фримера VI года (29 ноября 1797 года), было одобрено решение запретить бывшим дворянам участвовать в выборах депутатов и занимать общественные должности, если только они не удовлетворяют тем требованиям, которые Конституция предъявляла к иностранцам. Исключение было сделано для депутатов прошлых национальных собраний, Директоров (Баррас был виконтом), министров, находящихся на службе военных и ряда других лиц, в том числе тех, кто доказал свою преданность Революции.
12 плювиоза VI года (31 января 1798 года) Совет старейшин утвердил закон, предложенный Советом пятисот, согласно которому проверку полномочий вновь избранных депутатов должен был проводить не новый, а старый состав Законодательного корпуса. Решение было довольно двусмысленным, поскольку подразумевало среди прочего, что проигравшие выборы будут определять судьбу своих более удачливых соперников. Тем не менее оно позволяло в случае неблагоприятного исхода голосования не допустить повторения ситуации 1797 года и преградить нелояльным депутатам доступ к власти. Аналогичное решение было принято и в отношении выборов нового члена Директории: теперь его предстояло выдвигать и избирать старому составу Советов.
Меж тем все эти меры благоприятствовали попаданию в законодательные органы не только правительственных кандидатов, но и неоякобинцев, которые сразу после переворота воспользовались разрешением создавать народные общества. По всей стране стали появляться так называемые конституционные кружки, в которых обсуждалась текущая политика. Их члены, как и якобинцы в свое время, вступали в переписку друг с другом, вели пропаганду в печати, участвовали в организации революционных праздников, направляли правительству петиции. Во многих городах бывшие якобинцы и бабувисты входили в такие кружки наряду с умеренными республиканцами: ощущение общей угрозы со стороны роялистов заставляло их быть терпимыми друг к другу. Часть таких кружков впоследствии была закрыта правительством, но часть просуществовала до самого конца Директории.
По сравнению с требованиями якобинцев II года лозунги неоякобинцев были значительно более умеренными. Поскольку непримиримая критика правительственной политики влекла за собой репрессии, неоякобинцы довольствовались требованиями гарантированных политических свобод, справедливого распределения налогов, начального образования для всех, раздачи земли защитникам родины.
Одновременно они попытались в своих интересах воздействовать на законодательство о выборах, предложив составлять списки избирателей в такие сроки, чтобы в них могли записываться сезонные рабочие, отстранить тех выборщиков, решения которых в прошлый раз были кассированы, разрешить голосовать не только платящим налоги, но и тем, кто внес «патриотический дар» для финансирования высадки в Англии. Эти предложения Советом старейшин были отклонены, однако насторожили Директорию и консервативных республиканцев: те стали осознавать, что угроза роялистского реванша на выборах минимальна, а вот угроза победы «левых» весьма реальна. Так правительство укрепилось в мысли о том, что выборы нельзя пускать на самотек, их нужно тщательно подготовить.
Немалую роль в этой подготовке сыграли информаторы Директории, отправленные в большинство департаментов после принятия в феврале 1798 года закона о строительстве на наиболее важных дорогах таможен, где должны были взимать плату, идущую потом на ремонт путей сообщения. Официально эти люди считались служащими Министерства внутренних дел и должны были проинспектировать состояние дорог, но всем им также было поручено представить доклады о состоянии общественного мнения на местах. Кроме того, им доверили доставить в департаменты списки правительственных кандидатов и деньги, отпущенные для обеспечения благоприятных для властей результатов голосования. Иногда историки пишут, что это были первые выборы во Франции, которые проходили на деньги налогоплательщиков.
Поступившая в Париж информация лишь подкрепила опасения Директории. Всего из нескольких департаментов пришли сведения о роялистском подполье, тогда как о засилье «анархистов» сообщалось отовсюду. Получив 10–16 марта эти сведения, правительство было вынуждено действовать очень быстро, поскольку 21 марта уже начинали работать первичные собрания. В провинцию из столицы пошли инструкции и воззвания, был смещен ряд ненадежных чиновников, закрывали клубы, производили аресты. Был также запланирован раскол в тех собраниях выборщиков, где правительству не удастся удержать позиции: в подобных случаях верным ему людям предписывалось организовывать свое, отдельное собрание, поставив Законодательный корпус перед необходимостью решать, какое из двух является легальным. Если ранее такие спонтанные расколы были сильной головной болью для властей, теперь было заранее понятно, кого предпочтет Законодательный корпус.
Все это было явным нарушением Конституции III года, поскольку исполнительная власть, которая должна была находиться в подчинении у законодательной, вместо этого влияла на ее формирование. В Директории по этому поводу даже едва не произошел конфликт, однако его удалось предотвратить: Ларевельер-Лепо присоединился к Мерлену, после того как вновь назначенный министр полиции показал ему материалы о якобы готовящемся покушении на него, а Ребелю предоставили доказательства вынашиваемых «левыми» планов заговора с участием военных в восточных департаментах. Таким образом, в отличие от фрюктидора, на сей раз Директория сохранила единство.
Выборы VI года
В 1798 году выборщикам необходимо было заполнить 437 вакансий – с учетом депутатов, изгнанных в 1797 году. Переворот 18 фрюктидора недвусмысленно давал понять, что правительство не потерпит роялистов в Законодательном корпусе; несмотря на это, в конце марта 1798 года было издано специальное обращение к избирателям, в котором прямо говорилось: «Если Законодательный корпус смог 18 фрюктидора изгнать из своих рядов предателей, четыре месяца там заседавших, он также сможет отстранить и тех, кто захочет вступить в его ряды». Кроме того, не желая открыто нападать на «левых», правительство выдвинуло концепцию «двух роялизмов» – «роялизма с белой кокардой и роялизма в красном колпаке» – и попыталось запугать состоятельных выборщиков перспективами такого союза.