{1153} Они бежали на запад, к Уэльсу, где Деспенсеру принадлежали обширные владения и можно было рассчитывать на поддержку;{1154} сам Эдуард оптимистически надеялся, что валлийцы поднимутся на его защиту, поскольку в бытность свою принцем Уэльским он пользовался немалой популярностью у населения. Охранять центр города, Сити, король поручил Стэплдону{1155}, а жене Деспенсера доверил Тауэр.{1156} В ту ночь они с Хьюго остановились в Эктоне.{1157}
Граф Лестерский также взялся за оружие ради королевы, 3 октября, выступив на Лестер, он собрал большой отряд и захватил сокровищницу Деспенсера, которая ради безопасности располагалась в тамошнем аббатстве. Затем он направился на юг, чтобы встретиться с Изабеллой.{1158}
Эдуард нигде не задерживался: 4 октября он был в Рейслине, а 5-го — в Верхнем Викомбе. К тому времени, когда он достиг Уоллингфорда (6-го числа), он решил поставить заслон против мятежников в Глостере. Но он сильно переоценивал степень поддержки, которую мог получить там.
К этому моменту Изабелла уже дошла на юге до Болдока, где велела арестовать брата канцлера, Томаса; его дом подвергся разграблению. Оттуда 6 октября она отправила второе послание к жителям Лондона; тон его сильно отличался от первого: это был призыв ко всем добрым гражданам помочь ей уничтожить Деспенсеров — или претерпеть наказание за уклонение.{1159} Она удвоила цену, назначенную Эдуардом за Мортимера, и предложила 2000 фунтов за голову Деспенсера.{1160} Затем она переехала в Данстейбл{1161}, всего в 30 милях от Лондона, где планировала собрать все свои силы перед наступлением на столицу.
7 октября Эдуард был в Фарингдоне, 8-го — в Сайренстере. На следующий день он достиг Глостера{1162}, где издал приказ об аресте Лестера и попытался — безуспешно — собрать людей.{1163} Однако уже становилось ясно, что никто особо не спешит сражаться за него{1164}, зато родственники и друзья несогласных, которых он так свирепо наказывал, активно восставали против него.
Послание королевы дошло до Лондона 9 октября и было вывешено у Элинор-Кросс («Крест Элинор») в Чипсайде; его содержание широко обсуждалось, с него снимали списки, и вскоре их стали вывешивать в окнах частных домов в знак того, что владельцы поддерживают королеву. Через день, 10 октября, Эдуард узнал, к великому своему огорчению, что Лестер с «большим отрядом вооруженных людей» присоединился к королеве в Данстейбле. «И после него стали приходить из разных мест графы, бароны, рыцари и сквайры, и собралось столько войск, что люди королевы могли чувствовать себя в безопасности. И по мере того, как они продвигались, численность их увеличивалась с каждым днем».{1165}
Король все еще находился в Глостере 11 октября, когда в отчаянии объявил, что дарует прощение всем, кто захочет пойти за ним. Потом он поехал в Вестбери на Северне, в Динском лесу, прибыл туда 12 октября, а 13-го уже был в Олнингтоне. В Вестбери у него осталось всего двенадцать лучников, и король дошел до того, что жалобно умолял их не бросать его.{1166}
13 октября архиепископ Рейнольде срочно собрал совет епископов в Ламбете, чтобы обсудить планы миротворческой встречи в соборе святого Павла. Среди присутствующих были Стратфорд, Стэплдон, Эйрмин, Хит и Стивен Грэйвсенд, епископ Лондонский. 14 октября было предложено, чтобы двое епископов отправились на переговоры с королевой, но только Стратфорд вызвался ехать добровольно. К этому времени уже становилось очевидно, что народ Лондона настроен очень плохо, и Хит предупредил архиепископа, чтобы тот не пересекал Темзу и не входил в Сити, поскольку горожане считали его ставленником короля.{1167}
Между тем это уже не соответствовало действительности. Рейнольде некоторое время назад утратил благосклонность Эдуарда, поссорившись с ним из-за сложного вопроса литургического старшинства, и уже отослал тайком королеве большие суммы денег.{1168} Истри посоветовал Рейнольдсу не выступать открыто против короля, но затаиться и выжидать, либо выработать компромиссное решение; с этой целью он мог бы «со всем почтением отправиться на встречу» с королевой и ее сыном, но если ему не удастся достичь соглашения, тогда следует укрыться в соборе.{1169} Архиепископ предпочел бы открыто объявить о переходе на сторону Изабеллы, но не спешил, опасаясь, как бы Эдуард не ухитрился все-таки победить в завязавшейся борьбе. Поэтому он учел предостережение Хита, и задуманная встреча не состоялась; он сам и большая часть его сотоварищей, оставив мысли о заключении мира, бежали из столицы. Рейнольде вместе с Хитом затворился в своем дворце в Мэйдстоне, а Стратфорд уехал на поиски королевы.{1170}
Король 14 октября был в аббатстве Тинтерн на реке Уай с Болдоком и Деспенсером-младшим — старший отправился занять Бристоль, где его ждал отнюдь не восторженный прием.{1171} В тот же день Уоллингфорд без сопротивления сдался Изабелле. Вступив в замок[100], она освободила сэра Томаса Беркли, который с 1322 года находился там в заключении вместе со своим отцом, также «несогласным», уже умершим к тому времени.
Из Уоллингфорда Изабелла разослала 15 октября прокламацию против Деспенсеров, которая была одновременно яростным обвинением в их злоупотреблениях властью и призывом к оружию:
«Мы, Изабелла, милостью Божией королева Англии, государыня Ирландии, графиня Понтье; а также мы, Эдуард, старший сын государя короля Англии, герцог Гиени [Гаскони], граф Честерский, граф Понтье и Монтрейля; а также и мы, Эдмунд, сын благородного короля Англии, граф Кентский приветствуем всех, к кому может прийти это письмо.
Поскольку всем известно, что состояние Святой церкви и королевства Англии во многих отношениях сильно ухудшилось и подорвано дурными советами и тайными происками Хьюго Деспенсера; поскольку, в силу гордыни своей и алчности, стремясь к власти и господству над всеми прочими людьми, он узурпировал королевскую власть, идя против закона и справедливости, а также долга подданного, и, прислушиваясь к дурным советам Роберта Болдока и других своих приспешников, действовал таким образом, что Святая церковь лишилась своего имущества, что противно Богу и праву, а также была многими способами подвергнута оскорблениям и бесчестию, равно как и корона Англии была унижена многоразлично посредством узурпации прав государя нашего короля и его наследников. Знатные люди королевства из-за зависти и мерзкой жестокости упомянутого Хьюго были преданы позорной смерти, из коих многие погибли без вины и причины. Другие были лишены наследства, заточены, изгнаны или высланы; вдовы и сироты были незаконно лишены прав, а народ сей страны сильно страдал от множества податей и подвергался частым, неоправданным денежным поборам, а также испытывал всяческие другие угнетения, безжалостно причиняемые; в силу всех таковых злодеяний упомянутый Хьюго проявил себя как настоящий тиран, враг Бога и Святой церкви, равно как и дражайшего нашего государя короля, и всего королевства.
И посему мы, а также те, кто находятся рядом с нами и в нашем обществе, те, кого долго держали в отдалении от доброй воли нашего государя короля лживыми наветами и злыми деяниями вышеупомянутого Хьюго, и Роберта, и их приспешников, явились в эту страну, дабы восстановить достоинство Святой Церкви и королевства, и народа сей страны, воспротивиться упомянутым бесчинствам и угнетению, а также сохранить и поддержать, насколько будет в наших силах, честь и выгоды Святой Церкви и нашего государя короля и всего королевства, как сказано выше. Потому мы просим и молим вас, ради блага всеобщего и каждого из вас по отдельности, прийти к нам на помощь открыто и честно, повсюду, где настанет для того нужное время, и применить все средства, какие найдутся в вашем распоряжении, дабы дела, изложенные выше, были исправлены как можно скорее. Ибо мы заверяем вас, что все мы и все наши спутники не намерены и не желаем сделать ничего, кроме восстановления чести и выгоды Святой Церкви и всего королевства, как вы со временем увидите, ежели будет на то воля Божья.
Дано в Уоллингфорде, 15 октября, в 20-й год правления дражайшего нашего государя короля».{1172}
В этом письме не было никаких намеков на критику короля, которого королева постоянно именует своим «дражайшим господином», как полагается любящей жене. Но почти сразу после того, как оно было написано, Изабелла, воодушевленная тем, как ее приняли в Англии, осмелилась ясно выразить свои подлинные намерения, которые раскрылись в другой зажигательной проповеди, произнесенной епископом Орлитоном в тот же день в Уоллингфорде на текст из Четвертой книги Царств: IV: 19, «Голова моя! Голова моя болит!»