Но до 1326 года наказание за измену не предполагало кастрации. Само по себе это наказание было рутинным в норманнские времена, но с тех пор его давно уже не применяли. И все же королева могла вспомнить, что в 1314 году, одним из пунктов наказания братьев д'Онэ за то, что они обесчестили ее невесток, была публичная кастрация — и, видимо, решила, что это наиболее подходящее наказание за сексуальные преступления. И Фруассар, и другие хронисты явно рассматривали казнь Деспенсера именно в этом аспекте. То, что королева санкционировала такую жестокую пытку, свидетельствует о степени ее ненависти к Деспенсеру — а может, и доказывает, что у того действительно были сексуальные отношения с ее мужем. В более широком контексте — королеве требовалось, чтобы жестокость наказания отражала тяжесть преступлений, и это, по крайней мере, в ее глазах, все оправдывало.
Однако здесь следует подчеркнуть, что репрессии ограничились шестью казнями — двоих Деспенсеров, Арундела, Мичелдивера, Дэниэла и Саймона из Рединга, а также самосудом над Стэплдоном и другими в Лондоне (за что королева не была ответственна). Переворот, совершенный Изабеллой, вышел почти бескровным, а ведь вполне могло быть и иначе. Наказали только виновных, многих сторонников Деспенсеров вообще не тронули. Королева отнюдь не была столь кровожадна, как ее часто изображают{1255} — напротив, на самом деле она была милосердна и всегда старалась действовать в рамках закона.
Решение Мортимера казнить Арундела и других без суда противоречило ее намерениям, но в тогдашней обстановке подобные тонкости никого не интересовали. Кроме того, в ходе мятежа королевы разграблению подверглось только имущество Деспенсеров и их ближайших приспешников — фактически почти все имения Деспенсера-младшего были разорены; но больше ничья собственность не пострадала.{1256}
Невозможно установить, часто ли в период вторжения и после него Изабелле принадлежала инициатива в принятии решений и определении политики. Королева была, несомненно, выдающейся женщиной, искусным дипломатом, способным привлекать людей на свою сторону и находить союзников, всегда имея перед собою четко определенные цели. И все же, вероятно, она оставляла вопросы стратегии на усмотрение Мортимера и других лордов, опытных в военных делах. Без сомнений, план вторжения был разработан Мортимером в Эно; он обдумывал его задолго до того, как Изабелла стала его союзницей. Он возглавил ее войско, обладал огромным опытом в военном деле, в осаде крепостей, и потому возможно, что, вернувшись в Англию, именно он отвечал за составление стратегических планов. В этом отношении Изабелла могла быть лишь номинально начальствующей фигурой.{1257}
Мортимер, конечно, пользовался огромной властью благодаря Изабелле. Объяснялось это только их интимными отношениями, так как у него никогда не было официальной должности в правительстве, и он обладал влиянием только в качестве ее любовника; похоже, что это закулисное положение он выбрал сам по указанным выше причинам. Вероятнее всего, Мортимер принимал решения и определял направление политики при встречах в покоях королевы, а Изабелла в силу своей позиции, как королева, могла воплощать их в жизнь. Отсюда можно сделать вывод, ЧТОБ этой паре Мортимер был доминирующим характером — это предположение высказывает Мыоримут.
Предполагалось, что упоминание о дурном обращении Хьюго с детьми и женщинами как в приговоре, так и в прокламации, составленной в Уоллингфорде, отражает только личные чувства королевы, но жена и дети Мортимера также были жертвами злобы Деспенсера, и он мог хотеть подчеркнуть это.
Так или иначе, вторжение было предпринято от имени королевы, и успех сделал ее фактически правительницей Англии; ее влияние и авторитет можно распознать по приказам, которые она отдавала, а также определить по официальным документам и ее собственным актам, как мы увидим ниже. Статус Изабеллы, популярность и доброе отношение к ней народа неизбежно вынуждали окружающих мужчин почитать ее и подчиняться во многом; но, будучи женщиной, она все равно оставалась в невыгодном положении, и «слабый» пол автоматически превращал ее в существо низшее в делах правления и политики. Мортимер был намного опытнее в этом. Считалось, что женщины рождены, чтобы ими правили мужчины, а не править ими. Решимость Ланкастера казнить Деспенсера-старшего вопреки протесту Изабеллы и решение Мортимера казнить Арундела без суда показывают, что мнения королевы не всегда учитывались, и мужчины, окружающие ее, без особого труда могли взять над нею верх.
Но Изабелла была тем не менее умна и проницательна, искусна в обращении с людьми и в тонком манипулировании человеческой душой. Утверждалось, будто бы талант к интригам, проявившийся в период подготовки к вторжению, был ранее совершенно скрыт и никак не повлиял на ее предыдущую жизнь,{1258} однако этот талант отчетливо проявился очень рано в нескольких случаях: первые неопытные попытки подорвать влияние Гавестона, неоднократные выборы епископов, а особенно история с Нельской башней в 1314 году и тайная помощь королевы Эдуарду II в борьбе с «учредителями».
То, что Изабелле удавалось успешно скрывать ненависть к Деспенсеру и растущее отвращение к мужу в течение длительного времени, свидетельствует о большой внутренней силе и упорстве. В Париже она создала свою партию, действуя скрытно и осмотрительно, извлекая выгоду из своего положения оскорбленной жены, чтобы заручиться поддержкой в Англии. Она пустила в ход все свои огромные способности в обращении с людьми, чтобы обеспечить успех своего дела, и завоевала многие сердца и умы. Во всем этом отчетливо проявилась ее способность к занятию государственными делами.
Изабелла и Мортимер выехали из Херефорда в Лондон 26 или 27 ноября; путешествуя «небольшими перегонами»,{1259} они добрались до Ньювента 27-го и до Глостера — 28 ноября. Теперь в свите королевы состояло очень много лордов и леди, и Изабелла позволила многим из них оставить ее, «чтобы вернуться в свои дома и поместья, за исключением нескольких знатных особ, коих она оставила при себе в качестве советников. Она ясно приказала им возвратиться к Рождеству, к большому празднику, который намеревалась устроить»{1260}
30 ноября в Сайренстере в присутствии королевы, принца Эдуарда и Мортимера прошла церемония назначения Эйрмина канцлером вместо Болдока.{1261} В тот же день Изабелла, принц Эдуард и Эйрмин были официально объявлены хранителями Большой Печати вплоть до 20 января, и королеве предстояло держать ее под неусыпным личным надзором.{1262} Начиная с этого момента они постепенно перестали притворяться, будто король лично правит государством, и некоторые приказы издавались теперь от имени «королевы и старшего сына короля», «совета» или даже просто «от имени королевы».{1263}
По указанию Изабеллы вскрыли сокровищницу Деспенсера в Тауэре и все, что там нашли, передали ей;{1264} она также получила конфискованное добро Арундела.{1265} Королева, без сомнения, считала справедливым, чтобы эти неправедно нажитые богатства достались ей — это были своего рода финансовые репарации за все, что ей пришлось выстрадать в руках Деспенсера и его клики.
Изабелла не успокоилась, пока не возвратила себе все, что у нее несправедливо отобрали. В период между 1 декабря и 13 января она вознаградила себя рядом крупных сумм, составивших в общей сложности 11 843 фунта, 13 шиллингов и 4 пенса.{1266}
В некоторых источниках утверждается, что Изабелла и Мортимер 1 декабря находились в Личфилде{1267}, но поскольку они были в Сайренстере за день до того и в Уитни днем после, это кажется весьма маловероятным. Но именно в первый день зимы королева, решительно желая обеспечить покорность столицы, назначила комендантами замков, окружающих Лондон, своих людей.{1268} Двор 2 декабря находился в Уитни, в Оксфордшире, а 3-го переместился в Вудсток. В этот день, учитывая, что в столице все еще было неспокойно, решили отложить сессию Парламента. Соответственно, был обнародован новый призыв, предписывающий участникам сессии явиться 7 января, чтобы «обсудить дела с королем, если он будет присутствовать, или же с королевой, его супругой, и сыном короля, хранителем государства».{1269}
4 декабря в присутствии мэра и муниципалитета гниющую голову Деспенсера водрузили на Лондонском мосту «при большом стечении народа и под звуки рогов».{1270} Примерно тогда же королева, «желая показать, что [Стэплдон] погиб не по ее воле, а также почтить его как духовное лицо, велела извлечь его тело из-под кучи мусора, где оно было позорно брошено, и похоронить как должно в его собственном соборе в Эксетере».[114]
6 декабря королева занималась подготовкой транспорта для наемников, возвращающихся в Эно.{1271}
«Спутники сэра Джона жаждали вернуться домой, ибо они выполнили задачу и покрыли се