Со дня побега группы Петриченко минула неделя, за ней вторая, но никаких известий о товарищах к Рябову не поступило. Он не находил себе места; думать о худшем, что группа попала в засаду и разработанный план выхода на свободу провалился, не хотелось. Ясность наступила только в декабре. Антуан сообщил, что группа Петриченко, как и раньше группа Загороднева, благополучно добралась до места. С помощью бойцов Сопротивления они легализовались: получили документы и в качестве «брийо» – батраков – устроились работать на фермы. Ребята даже успели принять участие в боевой операции против фашистов.
Год подходил к концу, и в душе Рябова крепла надежда на скорое освобождение. Подкрепляли ее радостные вести, приходившие с родины. После победы на Курской дуге Красная армия стремительно продвигалась на запад. Шестого ноября 1943 войска 1-го Украинского фронта освободили столицу советской Украины – Киев. Эти и другие победы воодушевили бойцов французского Сопротивления, и они активизировали свою боевую деятельность против оккупантов, особенно в Нормандии.
Все более заметную роль в борьбе с фашистами играли партизанские отряды, сформированные из числа советских граждан, бежавших из концентрационных лагерей. Они становились реальной силой, и их боевые успехи обрастали легендами. К осени разрозненные группы и отряды объединились в один мощный партизанский кулак. С 15 октября 1943 года начал действовать Центральный комитет советских военнопленных во Франции, в своих рядах он насчитывал уже несколько тысяч бойцов. Седьмого ноября 1943 года Комитет начал выпуск газеты «Советский патриот» на русском языке. К весне 1944 года на оккупированной территории Франции уже действовало 35 советских партизанских отрядов: «Деде», «Сталинград», «Донбасс», «Железняк», «За свободу», «Катрин», «Ковпак», «Котовский», «Парижская коммуна», «Родина», «Севастополь», «Свобода», «Чапаев» и другие. Вклад в освобождение Франции партизанских отрядов и подпольных групп, сформированных из числа советских граждан, бежавших из плена, а также русских эмигрантов и их потомков, с каждым днем и месяцем становился все более и более весомым.
Начиналась новая страница в жизни Ивана Рябова…
Глава 7Сладкое слово «свобода»
Побег из лагеря двух групп заключенных привел в бешенство администрацию. На этот раз имитация аварии на участке, где работал Петриченко с товарищами, никого не ввела в заблуждение. Немцы рвали и метали, а в зоне «Ост» перевернули все вверх дном в поисках соучастников беглецов. На след вывела розыскная собака – она привела к грузовому двору. Рассчитывая перекрыть этот канал, «Фон» убедил начальника лагеря, что отправку эшелонов с углем нужно производить только в светлое время суток, а проверку вагонов осуществлять с особой тщательностью. Теперь, вооружившись длинными и острыми железными щупами, охрана проверяла каждый метр.
Утратив этот канал, подпольщики лихорадочно искали замену. Они хорошо понимали, что у «Фона» после побега группы Петриченко терпение может иссякнуть в любой момент, и тогда придет конец затеянной опасной игре. И первой жертвой – здесь не возникало сомнений – станет Орлов.
Так и вышло. Утром Орлова не включили в состав бригады, отправляющейся в забой. Рябов и Геращенко, спускаясь в шахту, строили самые разные предположения, им не хотелось думать о том, что, возможно, они больше не увидят своего товарища.
Орлов появился только вечером. На нем лица не было. Как оказалось, хитрый «Фон», сыграв на опережение, поставил Орлова перед выбором: либо он сообщает имена руководителей подполья, либо будет повешен перед строем. Попытку перевести стрелки на Петриченко «Фон» отверг и поставил ультиматум – пять дней на раздумья. Этот ультиматум одновременно подводил черту под игрой, затеянной Рябовым.
Ультиматум навис над подпольщиками как дамоклов меч. Существовавший ранее канал побега был наглухо перекрыт, и свою последнюю надежду Рябов и его товарищи связывали с Антуаном. Выйти на него в условиях, когда вокруг зоны «Ост» был установлен жесточайший карантин, а старосты следили за каждым шагом заключенных, было делом почти безнадежным.
Время ультиматума стремительно истекало. Положение Орлова все больше осложнялось. Его жизнь, и не только его, держалась на честном слове. Угроза нависла над Рябовым, и она пришла, откуда он ее не ждал.
Перед обедом к нему обратился Корнелюк, работавший в штабном бараке. Оглядываясь по сторонам и замирая, когда кто-то проходил рядом, Корнелюк торопливо рассказал, что накануне вечером услышал обрывок разговора между «Фоном» и одним из его агентов. «Фон» потребовал следить за каждым шагом Рябова и установить, с кем он общается. Как выглядел агент, Корнелюку не удалось рассмотреть, потому что «Фон» позаботился о конспирации: прежде чем выпустить доносчика из своего кабинета, выключил свет в коридоре, а потом вывел его через черный ход.
Рябов пытался проанализировать информацию.
«Как „Фон“ вышел на меня? Через Орлова? Или я сам где-то прокололся? Но где и когда? Что „Фону“ известно о нашей подпольной организации?..
Стоп, Иван! Не накручивай себя. Пока ясно только одно: „Фон“ поручил одному из своих „шестерок“ следить за тобой. Кому? Может, Корнелюк что-то недоговаривает?.. А какой смысл? Похоже, правду он говорит. Но почему? Что толкнуло его на этот шаг?»
Рябов искал объяснение поступку Корнелюка и не находил. Их ничто не связывало, если не считать двух недель, проведенных в одном вагоне, когда их везли в «Острикур». Тщедушный мужичонка, Корнелюк стал объектом насмешек и издевательств для старосты и его прихлебателей. Они заставляли чесать им спины и давить блох, Рябов не выдержал и встал на защиту доходяги. А когда в поезде у Корнелюка загноилась рана, он раздобыл для него подорожник и отдал свою нательную рубашку на бинты.
«Может, это обычная благодарность? – подумал Рябов, но сомнения не покидали его. – С чего бы это? Здесь, в лагере, так не рискуют… Но не все же сволочи и доносчики. Не все трясутся за свою жизнь. Взять того же Орлова или Геращенко…
Но ни Орлов, ни Геращенко в штабном бараке не работают, а Корнелюка туда взяли полы мести. Так, может, Корнелюк и есть стукач „Фона“? – Cердце пропустило удар и покатилось вниз. – Какой же ты наивный, Иван! Наверняка это провокация „Фона“! С другого бока зашел! Хитер, сволочь! Но что же теперь делать?..»
– Колесник, ну чё мнешься? Бригадирский стол теперь тебе заказан, кончилась лафа. Иди жрать со всеми! – подобно бичу хлестанул по нервам окрик капо – старосты.
Рябов присоединился к Орлову и Геращенко. Хлебая баланду, они бросали на него беспокойные взгляды, а ему кусок в горло не лез. Первым не выдержал Геращенко:
– Санек, это ты с кем разговаривал?
– Один знакомый. А что? – ушел от ответа Рябов.
– Похоже, ты не сильно рад встрече.
– С чего взял?
– У тебя на лице все написано.
– Так что случилось, Саныч? – допытывался Орлов.
– Случилось, но поговорим не здесь, – буркнул Рябов и склонился над миской.
До конца обеда никто не проронил слова. По пути на построение перед работой Рябов по-прежнему хранил молчание. А вдруг он все-таки ошибся насчет Корнелюка? Вдруг не предатель? Если он сейчас расскажет все ребятам, кто-то может услышать, это опасно.
Предосторожность Рябова не была лишней: бригада пополнилась двумя новыми шахтерами. Один небольшого роста, худощавый, лицо напоминало лисью мордочку. За густыми бровями прятались глаза-буравчики – Рябов несколько раз перехватывал его любопытный взгляд. Второй – высокий, косая сажень в плечах, с глубоким шрамом, начинавшимся у левого виска и заканчивавшимся у рта; внешне он производил впечатление мужественного человека.
«А Корнелюк-то не соврал – наверняка за мной прислали следить… Зря я на него грешил, – подумал Иван. – Спасибо, не побоялся предупредить… Но кто из них работает на „Фона“? Этот, с хитрыми глазами, или долговязый? Внешность обманчива, на это «Фон» и рассчитывает… Или они оба и у каждого своя роль?.. Времени нет совсем определиться… Ладно, спустимся в забой, там и посмотрим…»
Пока Рябов размышлял, Геращенко и Орлов сверлили его нетерпеливыми взглядами. Стволовой нажал на кнопку, и клеть поползла вниз. Новоприбывших Рябов поставил на дальний участок, воспользовался тем, что был бригадиром. Вскоре появилась возможность рассказать товарищам о разговоре с Корнелюком.
– Сволочь этот «Фон»! Обкладывает со всех сторон! – заскрипел зубами Геращенко.
– Но как же он вычислил тебя, Санек? Как?! – не мог понять Орлов.
– Скорее всего, через тебя, Коля, – вздохнул Рябов.
– Так мы же и не контачим особо после того, как Тиханович на меня вышел.
– А сейчас мы что делаем? Не будь наивным, Коля. Таких, как Тиханович, у «Фона» не один десяток.
– И Корнелюк в их числе. Шоб его! – выругался Геращенко.
– Не спеши с выводами, Володя, – предостерег Рябов. – В конце концов, Корнелюк предупредил о слежке, и тут эти двое появились.
– И что? Он в штабном бараке работает. А там одни стукачи!
– Не все так просто, остынь. – Орлов тоже сомневался, что Корнелюк провокатор.
– Не верю я ему, Коля! – стоял на своем Геращенко.
– Я Корнелюка и раньше знал. – Рябов коротко рассказал о том, как они познакомились в эшелоне. – Вообще-то я в нем сначала усомнился, но потом подумал – нет. Он рисковал, предупредив меня.
Но это не убедило Геращенко.
– И все-таки, Саныч, у меня нет веры Корнелюку. Если он готов был прогнуться под всякую шушеру, спинки им почесать, то на «Фона» он из страха согласится работать.
– Ладно, Вовка, бог с ним, с Корнелюком. Что делать будем?
– Когти надо рвать, пока не повесили!
– Легко сказать… «Фон» все перекрыл, как рванем-то?
– Да я б этого «Фона»… – Геращенко разразился трехэтажным матом.
– Кончай, Володь. До истечения ультиматума Коле три дня осталось, и нам надо искать выход из положения. А выход всегда есть. – Последнюю фразу Рябов сказал для себя, в поддержку. С каждым днем и часом шансов вырваться из западни, устроенной «Фоном», становилось все меньше. Сеть доносчиков была плотной, а теперь еще эти двое появились – «Долговязый» и «Лисья Морда». В любой момент от них можно было ожидать провокации, и чем она закончится, думать не хотелось.