Швейцарец с трудом наклонился к своему походному мешку.
– У меня мало денег, чтобы заплатить тебе, хирург. Ты сможешь подождать? Когда мы возьмем город, нам обещана награда и столько добычи, сколько каждый сможет унести. Тогда получишь свою долю.
– Оставь ее себе, старик. Я обменяю свои умения на кое-какие сведения – если ты в состоянии разговаривать.
– Если вы поможете мне добраться до моей палатки, там найдутся для вас еда и вино. И я расскажу вам все, что вы захотите узнать.
«Палатка» Иоганнеса оказалась довольно просторной хижиной. Она была полна дымом от очага. Измазанный сажей слуга поспешно начал собирать трапезу для своего господина и его новых друзей.
После того как Иоганнес устроился на широком топчане с кружкой горячего пива в руке, он выслушал сокращенную версию саги Хакона о том, почему они здесь оказались.
– Конечно, я могу помочь вам пробраться в город. Насколько я понял, вы оба участвовали в осадах? Всегда есть способы пробраться в город и выбраться оттуда. Но вот зачем вам понадобилось входить в эту адову дыру… – Иоганнес сплюнул. – Там одни безумцы. И бешеные сучки. Они дерутся не из-за денег, как все добропорядочные немцы, которых я знаю. Они сражаются за Бога. Это так неразумно.
У Фуггера вспыхнули глаза:
– Неразумно? Город реформирован в соответствии с учением Лютера и законом Божьим, а ты называешь это неразумным?
– Лютера? – Иоганнес расхохотался, но тут же закашлялся, прижав ладонь к заболевшему боку. Немного оправившись, он добавил: – Большинство из тех, кто атакует город, сражаются под протестантским знаменем.
– Но я видел флаг папского епископа Мюнстерского!
– А рядом с ним развевается орлиный флаг Филиппа Гессенского.
Потрясенный Фуггер задохнулся:
– Ла… ландграфа Гессенского? Но ведь он – мирской глава протестантизма! Покровитель Лютера!
– Угу. Странные союзники, правда? Католики и лютеране объединили свои усилия. Мюнстерские безумцы угрожают обоим вероучениям, так что они объединились, чтобы удалить порчу раньше, чем зараза распространится. Кстати о заразе. Чем ты меня заштопал, мясник, – кошачьими кишками? У меня такое чувство, будто меня скребут когтями чуть ли не дюжина кошек!
Жан подлил старику еще пива и попросил:
– Объясни нам, что происходит, Иоганнес. Нам необходимо знать, что творится в городе. О какой порче ты говоришь?
– Они называют себя анабаптистами. Говорят, что благословенное крещение могут получить только взрослые люди, которым ведомо Слово Божье. Вот тогда их заново крестят.
Фуггер сказал:
– Это – крайняя точка зрения, но тут можно поспорить. Почему их преследуют?
– А знаешь, какая дрянь сопровождает эту «крайнюю точку зрения»? Они считают, что только они – Избранный Богом народ. Они устроили тут Святое Царство, Новый Иерусалим, и готовятся ждать в нем Страшного Суда. А после Страшного Суда все будет разрушено, и только они, истинно верующие ублюдки, останутся живы. На их призыв туда стекаются сумасшедшие со всей Германии, из Голландии, Франции и даже Англии.
– А это второе крещение – настолько страшная вещь, что лютеране готовы объединиться с католиками, чтобы его уничтожить? – Фуггер так разволновался, что запрыгал по комнате.
Иоганнес рассмеялся:
– Думаю, большинство людей не интересуются их купальными церемониями. Дело в том, что к этому прилагается. – Он приподнялся на кровати. – Я уже сказал вам – они отменили деньги. И женитьбу. Мужчина может иметь столько жен, сколько пожелает. Это из-за того, что среди них множество бывших монахинь. Они бесятся от похоти: отреклись от обета целомудрия и предались самым гадким страстям. Эти бабы дерутся как одержимые. Они съедают пленных. Но сначала они их насилуют! – Единственный глаз Иоганнеса загорелся. – Это у них называется смертью от черной вдовы!
– Но…
Жан предотвратил очередной протест Фуггера, заставив его сесть.
– Вот что я вам скажу, – продолжил Иоганнес, – во что бы они ни верили, это сделало их настоящими фанатиками. Они ведут войну без всяких правил! Смерть их не пугает. Как можно захватить такой город? Ты убиваешь пять безумцев, а на их место встают пять новых, и они так же готовы умереть! Мы здесь торчим уже шестнадцать вшивых месяцев. Шестнадцать! Но платят почти регулярно, а более цивилизованных войн сейчас нет, что очень жаль.
– Ну что, Жан, – сказал Джанук, – ты по-прежнему хочешь попасть в этот город джиннов? Бекк – паренек крепкий. Он сможет сам о себе позаботиться.
Жан встал и отошел к выходу из хижины. Начинало темнеть, и над деревьями поднимался месяц – почти такой же, как тот, что освещал их с Бекк в «Комете».
– Мы с Фуггером пойдем в город, – решил Жан. – Я дал пареньку слово. И потом, теперь нам нужна помощь, а Фуггер сможет добыть нам золота. Так ведь?
– Конечно. Моя семья сделает все, чтобы помочь моим друзьям.
Однако Фуггер не мог определить, как он на самом деле относится к этому решению Жана. Он думал о матери и сестре. А еще – об отце и о том, что его любимый город оказался во власти сумасшествия. Не такого сумасшествия, какое он видел в Марсхейме. Но возможно, не менее страшного.
Жан продолжил:
– Мы скажем, что мы наемники и пришли предложить свои услуги.
Иоганнес расхохотался:
– Они вас в ту же секунду повесят! За них солдаты удачи не сражаются. Только воины Христа.
– Тогда мы назовем себя воинами Христа. Говорить будет Фуггер.
Все устроилось очень быстро. Иоганнес командовал отрядом, которому было поручено следующие три ночи под покровом темноты искать слабые места в обороне противника. Они обнаружили в одной из стен пролом, где неумелым бомбардирам епископа все-таки удалось добиться успеха. Швейцарец послал за своим помощником, уродливым гессенцем по имени Франк. Франк согласился захватить тот участок стены и удерживать его недолгое время, чтобы в город успели проскользнуть два человека.
Атака была назначена на полночь. Они поели, выпили и немного поболтали. Волнение Фуггера сменилось странным оцепенением, только взгляд его остался беспокойным и все время перебегал с места на место. Хакон и Джанук тоже молчали, по-прежнему не одобряя решения Жана.
Когда полночь была уже совсем близко, Жан заговорил:
– Каждую полночь следите за башней слева от того места, где мы войдем в город. Мы дадим вам оттуда сигнал в одну из ночей, начиная с третьей. Если вы увидите, как там полощется белая тряпица, это значит, что мы идем – и идем быстро. Будьте готовы.
– Будем, – проворчал Хакон. – Но я все равно считаю, что это – безумие.
– Ты считаешь правильно. Но у меня нет выбора.
– Не вижу, почему и мне нельзя с вами, – все так же недовольно проговорил Хакон.
Жан улыбнулся:
– Потому что, судя по тому, что мы слышали, горожане уже десять месяцев медленно умирают с голода. Мы еще сможем остаться незамеченными. А ты…
– Ты хочешь сказать, что я – толстяк?
Хакон выпрямился во весь рост и гневно уставился на Жана сверху вниз.
– Ничуть. Ты – воин в расцвете сил. Люди не смогут не обратить внимания на то, как ты великолепен. Они будут сбегаться и глазеть на тебя, как на бога. А похоже, что богов там и без того хватает.
Даже Фуггер отвернулся, чтобы спрятать улыбку.
– Кроме того, – продолжил Жан, – куда бы ты ни шел, за тобой следует этот огромный волк. А город осажден. Ты ведь не хочешь следующей ночью ужинать тушеным Фенриром?
При упоминании своего имени пес заворчал. В эту минуту в дверь хижины заглянул Франк.
– Пора, – коротко объявил он и снова исчез.
– Ладно, – проворчал скандинав. – Но руку-то ты оставишь?
Жан повесил на перевязь меч, взял седельную сумку с припасами и наконец бархатный мешочек. Он секунду смотрел на него, а потом принялся обматывать его заранее приготовленной полосой ткани, которую завязал вокруг себя так, чтобы рука оказалась у него на пояснице.
– Не оставлю. Только я могу исполнить свое обещание. Нет, Хакон, не надо спорить. Я вернусь через три ночи с рукой, с Бекком и фуггеровскими деньгами, которые помогут нам добраться до Франции и до Луары, чтобы закончить начатое. Через месяц мы сможем вернуться в Монтепульчиано, если захотим. И там будем толстеть на здоровье.
Они направились к насыпи, откуда должно было начаться нападение. Пятьдесят солдат стояли в бледном свете луны, напоследок осматривая свое оружие и снаряжение. Франк расхаживал вдоль рядов, негромко переговариваясь с командирами. Спустя несколько минут он дал Жану знак, что все готово.
– Да хранит вас Аллах, – сказал на прощание Джанук и, подмигнув, добавил: – Остерегайтесь черных вдов!
По рядам разнеслась негромкая команда, и отряд занял исходную позицию. Жан и Фуггер встали позади солдат. Последние минуты немец беспрерывно разговаривал с Демоном, после чего отпустил ворона. Птица взлетела и уселась на краю тура. Какой-то суеверный солдат бросил в нее камень, и птица снова взлетела, презрительно каркнув.
– Пора! – тихо объявил Франк и повел отряд на приступ.
Они были в двадцати шагах от стены, когда ночную тишину разорвал крик:
– К оружию, к оружию! Враги наступают!
Три аркебузы выстрелили еще до того, как нападавшие добрались до рва. К стене быстро приставили деревянные лестницы, и хотя на бастион уже выбежали проснувшиеся защитники, их казалось смехотворно мало по сравнению с силами наемников. Вооруженные короткими пиками, двуручными мечами и кинжалами немцы и швейцарцы быстро сбросили горожан с вершины полуразрушенной стены. Франк сбежал по осыпи на другую сторону и с неожиданной для его невысокого роста силой принялся орудовать огромным двуручным мечом. Уже через несколько секунд отряд прорвался через пролом и установил аркебузы, готовясь вести огонь. Недружным залпом была отброшена первая волна контратакующих. Какое-то время огонь вели только наемники.
– Вам пора! – Франк снова оказался на верху стены и говорил, обращаясь вниз, туда, где скорчились Жан с Фуггером. Они поспешно вскарабкались по камням и обломкам и пригнулись, устроившись рядом с ним. – Я видел все, что нужно. Лучше всего пройти вон там. Удачи!