— Как это тебе удается заставить людей смеяться, даже когда они на тебя сердятся?
Его улыбка стала еще шире.
— А это одна из штучек, которым научил меня мой старик. Он мне внушал, что умение делать это помогает выжить. Это, да еще как таскать кирпичи, — вот и все, что он знал.
— Крис оставил в Нью-Йорке девушку.
— Да, я знаю.
— Знаешь?
— Только из полицейского досье. Ее зовут Аликс Лэйн. Когда Транг вломился в квартиру Криса, она серьезно пострадала. Знаешь, кто она? — Сутан покачала головой. — Помощник прокурора округа и в нью-йоркском суде обычно выступает государственным обвинителем.
— Он пытался дозвониться до больницы, где она лежит, и поговорить с ней.
— Я полагаю, это ему еще долго не удастся сделать, — сказал Сив.
— Ты имеешь в виду, что она очень сильно ранена?
— Весьма. Транг полоснул ей по горлу.
— О Боже? — Ее ложечка звякнула о чашку.
— Да, попала она в передрягу, это верно. — Сив испытующе посмотрел на нее. — Ты что, думаешь Крис вернется к ней из-за того, что она перенесла ради него?
— Сейчас я не могу ни о чем думать, кроме того, что желаю от души, чтобы это дело поскорее кончалось. Чтобы Трангу пришел конец.
— У нас с вами желания совпадают в этом вопросе, леди.
Она обхватила голову руками.
— Но он все жив! И где-то бродит неподалеку. Надо поскорее найти его и через него выйти на Волшебника.
— Послушай, — сказал Сив, — тебе вовсе не обязательно в это дело встревать. Ты можешь хоть сейчас позабыть, что существовал такой человек по имени Транг.
— Ты что, думаешь, что я могу позабыть, что и человек по имени Терри существовал, и что Транг с ним сделал?
— Это не одно и то же.
— Почему я должна не вмешиваться? Потому что я женщина?
— Нет, потому, что ты не работаешь в полиции.
— Не то ты хотел сказать, и прекрасно сам об этом знаешь.
Он заглянул в свою чашку, пытаясь представить Диану, выслеживающую Транга, если Трангу удастся убить его. И не смог.
— Ты права, — признал он. — Конечно, менталитет полицейского тоже имеет к делу некоторое отношение, но, главное, я не думаю, что женщина может иметь достаточно одноколейное сознание и упрямство, чтобы довести до конца утомительную охоту на человека.
— Ты думаешь, что женщина рождает ребеночка или двух, а потом, удовлетворив таким образом материнский инстинкт, сразу же забывает об этом?
Он улыбнулся ее шутке.
— У женщин на уме всегда что-то более важное, чем смерть. Скажем так: Джек Потрошитель просто не мог быть женщиной, — и поставим на этом точку.
— Я выслежу Транга, — сказала Сутан, — и я убью его.
— Только не от моего имени, леди.
Она фыркнула.
— Нужда была морочить себе голову!
Он улыбнулся, и она поняла, что все эти разговоры он затеял, чтобы еще более упрочить ее желание принять участие в охоте. Что он знает о Пор-Шуази и вообще о Париже? Она нужна ему и в качестве приманки, и в качестве гида.
— Что бы ты делал без меня? — полушутя-полусерьезно спросила она.
Он допил свой кофе.
— Отставим в сторону женскую браваду, — сказал он. — Я не хочу, чтобы ты в одиночку выслеживала Транга. Ты это уже пыталась делать и знаешь, что из этого вышло.
Лицо Сутан покраснело от гнева.
— Уж этот подонок Крис! Я ведь ему говорила по секрету.
Сив кивнул.
— Возможно. Но ситуация радикально переменилась. Он сказал мне, беспокоясь о тебе. Он...
— Мне наплевать, каковы были его мотивы, когда он тебе все рассказывал.
— Не верю. Для того, чтобы разжигать в себе нехорошие чувства по этому поводу, надо быть или необычайно глупой, или просто невежественной. А ты — не то и не другое.
— Ты думаешь, что знаешь все на свете, не так ли?
— Я всегда пытаюсь докопаться до истины, — ответил он. — В моей профессии знание — самый ценный товар. — Он немного погонял чашку по блюдцу. — Ну а если отвечать на твой вопрос не в такой косвенной форме, то скажу, что знаю только то, что вижу и что слышу, — не более того.
— Когда я увижу Транга в следующий раз, — сказала она, — я убью его. И если ты мне не веришь, ты просто дурак.
Сив пожал плечами.
— Я не сомневаюсь, что ты попытаешься это сделать. Но смотри, как бы не попасть впросак, потому что Транг съест тебя без соли и перца. Если верить Крису, ты для серьезного боя слишком перепугана. Он не ошибается?
Сутан отвернулась и промолчала.
— Было бы противоестественно, если бы ты небоялась Транга, — мягко заметил Сив.
— Я не Транга боюсь, — сказала она. — Себя. — Она рассказала ему о том, как Мун научил ее убивать. Но о том, что она уже убивала, решила промолчать. Это слишком личное, слишком болезненное переживание. Она даже жалела, что рассказала об этом Крису. Тот факт, что он знает об убийстве и о ее раскаянии, от которого она чуть не наложила на себя руки, заставило ее чувствовать себя слабой и уязвимой. Сив, между прочим, тоже странным образом вызывал в ней это чувство.
— Мне кажется, эта идея Муна обучать тебя боевым искусствам была вполне здравой.
— Это упрощенческий подход.
— Да? А я думал, реалистический. Сутан наклонила голову. — Как твоя жена реагирует на твой эмоциональный дефицит?
— Я неженат.
— Ну тогда твоя подружка. — Она взглянула на него. — Уж подружка-то у тебя в Нью-Йорке есть, надеюсь?
— Подружка? — переспросил он, подумав про Диану. — Не знаю.
Она рассмеялась. — Ну и ответ! Что ты имеешь в виду под своим «не знаю»?
— Да есть кое-кто, — сказал он нерешительно, — но я не уверен...
— В ней или в себе?
Он допил и поставил чашку на стол.
— Пойдем. Здесь становится слишком людно.
— Как в Нью-Йорке, верно? — Она удержала его за руку. — Сядь, пожалуйста. Ты ведь сам сказал, что мы — люди посторонние по отношению друг к другу. И поэтому нет такого, что мы постеснялись бы сказать. — Она засмеялась. — Ты не знаешь меня достаточно для того, чтобы обижаться на мои слова, а я не знаю тебя достаточно для того, чтобы лгать, щадя твои чувства.
Сив снова уселся на свое место. В соседней с ними кабинке женщина в черном шелковом платье фирмы «Шанель» и в шапочке из шкуры леопарда, пришпиленной к ее светлым волосам при помощи бриллиантовой броши, поедала устрицы. Она даже не потрудилась снять перчаток.
— В Нью-Йорке все совсем по-другому, — заметил Сив. Когда им принесли еще кофе, он рассказал о Диане, закончив так:
— Я никогда не умел устанавливать отношения с девушками. Работа отнимает у меня слишком большую часть жизни.
— Очень удобная отговорка.
— Что?
— Я говорю, очень удобно пользоваться этим аргументом, чтобы порвать отношения, когда они становятся слишком серьезными или обременительными.
— Да нет, ты меня не поняла. Все совсем не так.
— Не так? Еще скажешь, что не дорожишь своим холостяцким комфортом?
— Полицейский, особенно такой, как я, не знает, что такое комфорт. Частенько мне приходится проводить ночь на переднем сидении машины. Я ем холодную и склизкую жареную картошку и пью кофе такой густой и черный, что ты могла бы использовать его вместо туши для ресниц.
— Я не говорю про твою работу, — возразила Сутан. — Я говорю про тебя самого. Я думаю, ты испытываешь дискомфорт, когда замечаешь, что кто-то рядом с тобой испытывает сильные чувства.
— Господи, да я даже не знаю, что такое сильные чувства, — признался он.
— Перестань обманывать сам себя! Это знает каждый. Вопрос только в том, предпочтет он показать это или нет.
— Откуда это ты все знаешь?
— Я удивлена, что ты об этом спрашиваешь, — ответила она. — Любить двух братьев — это настоящая школа для воспитания чувств.
Группа подростков ввалилась в двери и метрдотель указал им кабинку, где можно сесть. Через минуту оттуда валил дым, как от погребального костра.
Сив долгое время сидел уставившись на них, а может, просто в пустоту. Наконец он повернулся к Сутан.
— По правде говоря, я боюсь.
— Боишься запутаться в отношениях? Все боятся. Он покачал головой. — Да нет, не этого. Во всяком случае, не главным образом этого. — Он оглянулся вокруг, ища глазами официанта. — Я хочу чего-нибудь выпить. — Он заказал виски и опрокинул себе в рот одним залпом. — Знаешь, чего я больше всего боюсь? Смерти.
— Это просто смешно, — сказала она. — С твоей-то профессией! Тогда тебе лучше бы быть бухгалтером или библиотекарем.
— Возможно. Но тогда я не мог бы жить в согласии с самим собой.
— Ага, понятно. Ты, значит, стал полицейским, чтобы доказать себе, что ты не трус.
Он кивнул.
— В каком-то смысле. — Он вспомнил о своем отце. Может, доказать это тебе, пап, подумал он. — Во всяком случае, в армию я записался именно поэтому. А когда вернулся домой, мне казалось логичным продолжать службу.
— Но при чем здесь твоя девушка?
— Видишь ли, достаточно скверно жить в страхе одному. А уж с семьей...
— А может, именно семья прогонит твой страх, — сказала Сутан. — Тебе такое в голову никогда не приходило? Семья ведь является продолжением жизни, даже после смерти.
Сив почувствовал, как тепло выпитого виски разливается по всему телу. Женщина в платье фирмы «Шанель» закончила свои устрицы. Теперь Сив заметил, что рядом с ней сидит кудрявый карликовый пудель, неподвижный, как изваяние, преданно глядя на хозяйку.
На другой стороне комнаты подростки совсем потерялись в сигаретном дыму. Потом двое из них — девочки в майках и юбках цвета полыни вынырнули из дымовой завесы и начали по очереди бросать друг дружку в рок-н-ролле в походе между рядами столиков. Официанты в белых смокингах степенно и с невероятным присутствием духа отступали на шаг, когда полынная ракета проносилась мимо. За свою службу они и не такое видали.
Сив закрыл глаза.
— Давай вернемся в отель? Что-то голова разболелась.
Когда Аликс открыла глаза, она увидела незнакомое лицо. Последнее, что она запомнила перед предшествуемым этому провалом, было ощущение, что ее везут на каталке, уже наполовину отключившуюся, в операционную комнату. Ощущение белизны и стерильности, сверкающие инструменты, анастезатор, приводимый в действие гигантским двигателем, пульсирующим, как бьющееся сердце.