а неприлично долго не разжимала рук, удерживая Антонио в своих объятьях. Она почувствовала, что здесь можно спрятаться от всех бед на свете. Опомнившись от странного наваждения, девушка быстро отстранилась. Пока дипломат здоровался с Иваном и остальными прибывшими, она судорожно искала что-нибудь, дабы исправить свою неловкость или перевести в шутку. Ей на глаза попалась мраморная плита справа от двери, на которой были высечены какие-то слова на латыни. Единственное, что было понятно, так это имя Антонио.
— А это табличка в Вашу честь? — попыталась пошутить Лиза.
— Нет, — живо отозвался сицилиец. — Это в честь предка по линии отца. Антонио Д'Али Стати был солеваренным бароном, одним из основателей Трапани. Моя персона намного скромнее. Я только назван в его честь.
Очевидно, у Лизы было такое растерянное лицо, что все дружно рассмеялись. Даже Иван, едва сдерживая улыбку, поспешил к ней на помощь.
— Ну, мы так и подумали, — громко произнёс он по-английски, обнимая девушку одной рукой и торжественно поднимая другую в приветственном жесте, как настоящий патриций.
— Тогда прошу вас в дом. Антонио слегка поклонился девушке.
Компания шумно ввалилась в прохладную прихожую. Куда-то унесли вещи, взяли верхнюю одежду, кому-то по дороге представили, проводили в ванную комнату. Лиза машинально выполняла все действия, не осознавая их. Холодок от её растерянности всё ещё остался между лопаток. Она чего-то неосознанно боялась. Только вот чего, она не могла понять.
— Лиз, дедушка Джози просил меня представить его вам.
Лиза не сразу поняла, что Антонио обращается к ней.
— Ему уже много лет, и он почти не передвигается. Вы позволите, я провожу вас в его кабинет.
— Конечно, конечно, — опять выручил её Иван.
— Да. И я… тоже, — она смутилась, пытаясь найти правильные слова. — Это большая честь для нас.
— Елизавета. Извините, не знаю Вашего полного имени.
Антонио очаровательно улыбался.
— Если Вы настаиваете на соблюдении этикета, то мне следует переодеться.
— Нет-нет, что Вы, — спохватилась она. — Вам очень идёт. То есть к лицу.
Девушка окончательно запуталась, отчего замолчала и покраснела.
— Вам нравится? — Антонио продолжал подтрунивать над ней.
Лиза почувствовала, что спина её просто покрылась льдом. Закрыв на миг глаза, она глубоко вздохнула и тихо произнесла:
— Я забыла: четвёртая вилка слева — для рыбы?
В наступившей тишине первым прыснул от смеха Иван, за ним последовал Антонио. Стоявшая рядом дородная пожилая женщина переспросил его по-итальянски, о чём речь. Когда он перевёл фразу девушки, та кинулась в столовую. Все застыли в ожидании. Тучная итальянка вернулась и что-то прошептала Антонио. Он взорвался таким заразительным хохотом, что присутствующие невольно уставились на него, ожидая объяснений. Отмахиваясь, как от наваждения, дипломат, едва выговаривая сквозь смех фразы, пояснил на двух языках:
— Онарда решила, что Лиз ясновидящая. Дело в том, что утром она спрашивала меня о столовых приборах для обеда. Мы решили, что трёх вилок будет достаточно.
Антонио просто давился от смеха.
— Но потом Марчелло принёс вяленого октябрьского тунца от Ларенцо, и няня добавила всем ещё по вилке. Слёзы выступили на его глазах.
— Сейчас Онарда пошла проверить, а их там действительно по четыре!
Смеялись все, кроме Лизы. На весёлый шум в гостиную стали стекаться все новые члены семьи. Им пересказывали забавную историю, и те присоединялись к общему веселью. Дородная Онарда, вздрагивая всем тучным телом от приступов хохота, ласково обняла Лизу, пытаясь укрыть от насмешек. Но та ощущала себя маленькой девочкой на празднике чужих взрослых. Забившись в пышные складки одежды и тела своей новой защитницы, Лиза пережидала бурю.
Когда волнение стихло, Антонио проводил гостей наверх, где в тишине кабинета из красного дерева коротал свои дни в кресле для инвалидов сухонький неподвижный старичок. Дипломат встал рядом с ним и что-то прошептал. Глава клана Валороссо вдруг приосанился и сверкнул глазками. Тонкие пальцы его мелко тряслись на подлокотниках, но острая мысль ещё отображалась на морщинистом лице. Антонио перевел просьбу Джузи подойти поближе. Лиза взволнованно взяла Ивана под руку и застыла чуть позади. На лице старика появилось нечто вроде улыбки. Он зашептал что-то внуку и стал кивать в знак согласия.
— Дедушка рад, что не ошибся в вас обоих, — перевёл Антонио. — Он просит вас остаться на любой срок в любой из комнат нашего дома.
— Скажите, что мы с радостью воспользуемся этим радушным предложением, но чуть позже, — нашлась Лиза.
— Может быть, летом. А завтра нам хотелось бы улететь в Москву. Дела…
Джози попытался улыбнуться и жестом попросил девушку приблизиться. Она подошла, не зная, оставаться ли стоять или сесть куда-нибудь. Заметив эту неловкость, старик жестом попросил её наклониться. Лиза почувствовала, как дрожащие руки коснулись её волос.
— Этот подарок Вас ни к чему не обязывает, Лиз, — голос Антонио был торжественным. — Примите его, как знак искреннего уважения к умной и красивой женщине. Дарственный документ сегодня будет оформлен на Ваше имя.
Лиза выпрямилась, ощутив на шее небольшой увесистый кулон. На золотой цепочке переливался разноцветными гранями солидный прозрачный камень, обрамлённый в виде капельки. Она держала его на ладони, не зная, как поступить. Старик развеял её сомнения, показывая жестом, что подарок нельзя возвращать. Его морщинистое лицо почти не выражало эмоций, но глаза просто светились добротой. Девушка горячо поблагодарила его.
— Антонио, а Ваши родители здесь? — спросила Лиза, когда они спускались по лестнице.
— Нет. Они погибли в автомобильной катастрофе, когда мне было четыре года, — сухо ответил он.
— Ой, простите. Я не знала.
— Не извиняйтесь, Лиз. Это было давно. Дедушка Джози стал мне отцом и матерью.
Обед проходил в огромной столовой. За продолговатым массивным столом на резных стульях с высокими спинками сидело человек пятнадцать. Центром внимания был Антонио. Он сосредоточил в своих руках функции переводчика, тамады и шалопая. Дипломат шутил, рассказывал смешные истории, успевая говорить на обоих языках, переводя вопросы и ответы. На столе то и дело появлялись разные блюда: закуска «Антипасти из каракатиц и кальмаров» с мальвазией «Дели Липари», паста «Соль пестро Трапанезе», ризотто с баклажанами, полпетте из фарша рыбы-меч с белым сухим марсала и упомянутый ранее тунец, фаршированные каннелони в кисло-сладком соусе с орешками. Оставшимся в живых предложили на десерт миндальные трубочки «Канноли с начинкой из рикоты», «Кассата из цукатов» с розовым мускатом Панталлерия, жареные «Аранчини с фагу» и, конечно же, мороженое с дыней, жасмином и миндалём.
Для не рассчитавших свои возможности во внутреннем дворике были расставлены шезлонги. Послеобеденная дрёма, овеянная табачным дымом и ароматным коньяком, одержала окончательную победу над человеческими слабостями.
В четыре на соборе святилища «Дель Аннунциата» ударил гулкий колокол. Все вышли пройтись. Спускались к собору не по главной улице, а узкими, метр-полтора шириной, переулками. Похожие на лабиринты, окружённые высокими стенами домов, они извивались так, что шедшие след в след паломники не видели уже третьего идущего впереди. Когда же они поспели к службе, то те, кто не принимают всерьёз религиозное действо, могли полюбоваться тонкой работой мастеров, чьи творения богато украшали интерьер и портики собора.
— Антонио, — подгадав момент, обратилась Лиза. — Когда же мы навестим родителей Чико?
— Вы уверены, что хотите этого? — вопросом на вопрос ответил он.
— Я только ради этого здесь.
— Ну что же, — тяжело вздохнул он. — Тогда сейчас и поедем.
Маленький городок Эриче издавна располагался на вершине горы, километрах в пятнадцати от Трапани. Машина медленно поднималась по извилистому горному серпантину к небольшому храму на самой высокой точке. Он был построен около десяти веков назад в честь Венеры Эрицинской. Поселение вокруг него и называлось Эриче. Немногочисленные местные жители, следуя традициям отцов, жили в тех же домах, что их предки, ткали ковры и занимались керамикой, а летом обслуживали туристов.
Антонио остановил машину у небольшого дома из серого камня. Было удивительно тихо. Он зашёл в открытую дверь первым, Иван с Лизой последовали за ним. В небольшой комнате с низким потолком было полутемно из-за прикрытых ставнями окон. Они остановились у входа, ожидая, пока глаза привыкнут после яркого солнечного света. К ним навстречу подошла невысокая коренастая женщина в чёрном. Трудно было разобрать её возраст. Волосы были растрёпаны, лицо искажено гримасой душевной боли. Это была мать Чико. Антонио обнял её и тихо заговорил. Прошло несколько тягостных минут. Потом женщина вытерла платком глаза и жестом пригласила гостей следовать за ней. Они прошли по тёмному коридору в другую комнату поменьше. На кровати без движения лежал пожилой мужчина, отец Чико. Антонио присел на стул рядом с кроватью и взял его за руку. Они недолго поговорили, и дипломат обернулся к Лизе.
— Он не встаёт второй день. Просит его извинить за это.
— Они знают, кто я? — тихо спросила девушка.
— Нет.
— Тогда объясните.
Она помолчала.
— И скажите, что я приехала просить у них прощения за смерть сына.
Антонио исполнил её просьбу. Мать Чико охнула и, зарыдав, опустилась на кровать рядом с неподвижным мужчиной. Молчание тягостным грузом легло на плечи всех присутствующих. Глаза у Лизы затуманились, и слёзы начали стекать по обеим щекам. Она не вытирала их. Ей хотелось зарыдать во весь голос, как это делают в русских семьях на похоронах, но она сдерживалась. Плечи девушки начали вздрагивать. Внутри всё клокотало и душило её. Лиза бросилась в ноги к рыдавшей женщине и обняла её колени. Они долго плакали вместе. Мужчины вышли покурить, не в силах смотреть на это горе.
Машина медленно катилась под горку в полном молчании.