— Почему? — удивилась девушка.
— Я сказал, что ты русская. И они согласились на все, лишь бы остаться в живых, — улыбнулся он в ответ.
— Ты шутишь? — всё еще колебалась девушка.
— Лиз, как честные девочки, мы все оплатили. Не волнуйся.
Глава IV
Покупки в супермаркете и дорога в отель прошли для Лизы как в тумане. Они о чем-то говорили с Иваном, но это было так незначительно, что не запоминалось. Предчувствие чего-то важного овладело душой девушки. Интуиция подсказывала ей, что она на пороге. Она сделает этот шаг без сожаления, но тревога не покидала ее. Иван казался беззаботным, то и дело шутил, но в глазах его она читала ту же напряженность, что овладела и ей. Женщины не только более общительны, чем мужчины, они и более проницательны. И это не связано с каким-то особым мышлением или, как часто говорят, женской логикой. Нет, они просто чувствуют острее, чем мужчины. А любящему женскому сердцу о многом скажут едва заметные изменения в тембре голоса или движении руки родного человека. Они даже не обучаются этой азбуке — интуиция дремлет в женщине и просыпается помимо ее воли.
Лиза очнулась от своих мыслей, только когда Иван распахнул перед ней дверь в благоухающую незнакомыми запахами ванную комнату. Он пообещал, что полчаса у нее есть на сборы перед торжественным событием, и отправился готовить. Прохладный кафель под ногами, уютная обстановка и множество флакончиков с шампунями и маслами могли расслабить любую женщину. Хотелось бесконечно лежать в тёплой ароматной воде, наполнявшей круглую ванную, и слушать, как струйка из блестящего краника с легким шелестом пробивается сквозь шапку высокой пены.
Лиза закрыла глаза и почему-то начала вспоминать, как месяц назад она сказала дома, что хочет провести зимние каникулы самостоятельно. В их семье было заведено, что все выходные и праздники родственники проводили вместе на даче, оставшейся после смерти родителей её матери. Расположенная на краю поселка Черновка, в сорока минутах езды от Москвы, дача служила местом сбора трех сестер, унаследовавших большой дом. Мать Лизы была младшей из них и свято берегла традиции. Да и все члены семей Лизиных теток с первых дней тесно вплетались в большую семью и уже не мыслили себе иного отдыха. Впрочем, отдых был довольно активный: каждому находилось дело в этом коллективном хозяйстве. Зато вечером все собирались за огромным продолговатым столом и засиживались за полночь. Лиза хорошо помнила этот дубовый стол, сделанный дедом. После выхода на пенсию он увлекся резьбой по дереву. Подрабатывал тем, что ремонтировал мебель и плотничал на дачах, а потом начал брать заказы домой. В его умелых руках рождались столы, шкафы и даже буфеты, инкрустированные тонкими рисунками. И этот знаменитый обеденный стол, занимавший больше половины гостиной, с изображением корзинки цветов в центре был так хорош, что его решено было оставить на память. Огромную столешницу с инкрустацией никогда не застилали скатертью, а тарелки ставили на толстые матерчатые салфетки. До некоторых пор Лизу удивляло, что многие взрослые, приезжая на дачу, клали ладони на красивое полированное дерево и тихо говорили: «Здравствуй, дед». Но прошло время, и она стала повторять это вслед за ними, мысленно возвращаясь к тем дням, когда стол был для неё потолком в играх со сверстниками.
Поначалу мать ни в какую не соглашалась отпускать Лизу с незнакомым парнем в незнакомую страну. И лишь после визита Ивана к ним домой, когда он, смущаясь, отмалчивался на кухне под пронизывающими взглядами матери и тётушек, разрешение было дано. Тогда Лизу выставили за дверь и какое-то время вели перекрестный допрос. Потом Иван отшучивался, но так и не сказал ей, о чем долго беседовали они тем вечером, но по взгляду матери она поняла, что та согласилась только под давлением сестер. Они втроем составляли основу семьи и часто важные решения принимали вместе.
Нежась в ванной, Лиза с некоторым удивлением для себя отметила, что ей не хватает привычной семейной обстановки. Возможно, родня и сейчас сидит за их большим столом в Черновке и так же вспоминают её. Лиза вдруг почувствовала, как дороги ей все они, такие разные и такие родные. И старый дом, и дубовый стол, и огромные напольные часы. С ними была целая история.
Как-то дед нашел на свалке разбитый корпус больших напольных часов. Привел в порядок, и с тех пор они каждый час наполняли старый дом мягким низким голосом своего боя. Было удивительно приятно вслушиваться в него. Этот звук не вызывал раздражения или настороженности. Наоборот, он внушал какой-то покой и равновесие. Даже по ночам, когда поезда стучали на неровных стыках у станции, баритон старых часов успокаивал, как бы желая добрых снов.
— Лиза, все остынет, — Иван постучал в ванную. — Промедление смерти подобно. Вся сицилийская мафия не простит нам такого отношения к историческим ценностям… Эй!
Не дождавшись ответа, Иван заглянул. Лиза смогла только блаженно улыбнуться в ответ. Томно прикрыв глаза, она слегка покачала головой, всем своим видом показывая, что даже извержение вулкана не способно оторвать её от наслаждения благоухающей теплой ванной.
— Ах ты, соня, — начал было Иван, но остановился. — Никуда не уходи.
Он метнулся к стойке бара у плиты, отыскивая что-нибудь подходящее. Минуту спустя в ванную комнату вкатился элегантный столик на колесиках, уставленный приборами, тарелками, бокалами и огромной сковородкой, под крышкой которой что-то загадочно булькало.
— Закрой глаза, несчастная, — с трагическими нотками в голосе произнес Иван.
Лиза повиновалась. Любопытство уже проснулось в ней, а запах чего-то вкусного стал заполнять ванную. Она услышала звук откупоренной бутылки и плеск вина в бокалах, позвякивание вилок и ножей, какие-то шорохи посуды, но главное — запахи. Волна за волной они долетали до неё и окутывали все новыми и новыми ощущениями, рождая такие томительные, волнующие эмоции, что она приподнялась из воды и начала демонстративно водить носиком из стороны в сторону, жадно втягивая дразнящие ароматы.
— Не подглядывать! — заговорщицким тоном предупредил Иван.
— Боже, какое блаженство. Как я это хочу, — не унималась Лиза.
— Сейчас-сейчас, — протянул он, позвякивая чем-то.
— М-м… Я уже хочу на Сицилию, — заерзала от нетерпения девушка. — Твой дипломат нас не удочерит?
— Только при одном условии, — в тон ей пошутил Иван.
— Я на всё согласна, — поспешила заявить она. — Ну, кроме монастыря.
— Нет. Нужно все съесть. Иначе больше никогда не получится.
— Согласна, — начала Лиза, но осеклась.
Она почувствовала, как Иван медленно погружается в воду рядом с ней, бережно обнимая ногами и подтягивая к себе.
— Коварный. Довел девушку до исступления и хочешь воспользоваться!
— Можешь открывать глаза.
Между ними, поперек ванной, на бортиках возвышался длинный столик. Он был уставлен плошками с разноцветными салатами, приправами, овощами, зеленью, соусами и огромным блюдом с дымящимися королевскими креветками. Иван протянул Лизе бокал, стенки которого уже успели запотеть. Она взяла его и, потянувшись, чтобы чокнуться, встретилась с ним глазами. Они светились такой радостью и мальчишеским озорством, что на миг она увидела перед собой пацана лет семи, который перемахнул через забор чужого сада и протягивает ей из-за пазухи огромное яблоко. Только добрые люди могут так радоваться, когда делают других счастливее.
— За тебя, — Иван первым нарушил молчание.
— За нас, — поправила его Лиза.
Маленькая золотистая капелька скользнула по её подбородку, шее и медленно остановилась на правой груди, в нерешительности выбирая дальнейшее направление или выжидая что-то. Лиза поставила бокал, и капелька исчезла в пышной пене, оставляя влюбленных наедине.
— Вот, смотри: берешь, открываешь, достаешь, макаешь.
Иван ловко извлекал нежные розовые кусочки мякоти и, ловко подхватив ими немного соуса или приправы, отправлял Лизе в рот. Та закрыла глаза от удовольствия, всем своим видом изображая блаженство.
— А теперь второй тост за Сицилию. Я обещал соблюдать традиции.
— За Сицилию и тех, кто это придумал, — подхватила она.
Прохладное белое вино оттеняло пряный аромат креветок, подготавливая к встрече с новым кусочком, а сочетание с разными соусами и приправами давало новые, удивительно нежные варианты вкуса.
— Я хочу выпить за кулинара. Это — восхитительно. Я слышала, что мужчины хорошо готовят, но у нас в семье всегда женщины занимаются на кухне, и мне как-то не приходилось встречаться…
— Спасибо. Но это не моё изобретение. Рецепт очень необычный. Его берегут сотни лет и доверяют немногим, — в его голосе звучала гордость.
— Ты что, правда был на Сицилии?
— Нет. Мы действительно встретились с Антонио на Чегете… Ну, тот итальянский дипломат… Я его выручил, и потом в знак благодарности он устроил мне в Москве неожиданный праздник. Но меня больше покорило его отношение к традициям и семейным легендам. Знаешь, я себя таким дикарем почувствовал, когда Антонио начал рассказывать про весь свой клан, перечислять не только живых родственников, но и тех, кто два-три века назад жил, — Иван помолчал. — А это блюдо готовят очень редко, когда принимают нового члена в семью. Если кто-то рождается или женится. В исключительных случаях — если кто-то посторонний спасает жизнь члену семьи. Они считают это вторым рождением.
— Как интересно. Так ты спас ему жизнь?
— Ну, это звучит слишком громко. Тогда погода была плохая. Антонио сорвался метров с десяти. Ногу сломал. Вот я его до лагеря на себе и приволок.
— Слушай, а может быть, тебе в какой-нибудь передаче по телевидению выступить. Наверное, будет многим интересно, — неуверенно произнесла девушка.
— Да перестань. Знаешь, они к этому очень серьёзно относятся. Не напоказ. Искренне верят в свою семью и свои традиции. Антонио специально дедушке в Сицилию звонил, спрашивал разрешение на мое посвящение. Представляешь, они до сих пор живут по своим законам чести. И старики, и дети. Как орден рыцарей. С тех пор поменялись одежда, машины, самолеты, а дух свой, веру сохранили. Он когда это всё рассказывал, мне показалось, я книжку о средневековых замках и рыцарях читаю.