— Опять тебя, заинька, заносит в конкретику. Это же просто образ — лёд и пламя. Девочки уже прониклись.
— А, ну раз девочки прониклись… — вздохнула Лёлька, поняв, что с воплощением пламенных страстей в Гималаях ей придется всё-таки мучиться. — Я, собственно, к тебе по другому поводу. Кофе угостишь?
— Обязательно, принцесса! — вскричал Марик и повлек гостью за сцену, где у него был оборудован кабинет, скорее напоминающий будуар стареющей светской львицы.
Устроившись на пологом кресле, обитом французским гобеленом и получив тончайшую фарфоровую чашечку с превосходно сваренным "мокко", Лёлька задумчиво спросила распластавшегося на соседнем диване Марика:
— Послушай, радость моя, мне нужна твоя помощь.
— Для тебя — все, что угодно, солнышко. Только скажи, — проворковал Марик.
— Вспомни, в ночь на первое мая не заметил ничего особенного в клубе? Может быть, что-то попалось на глаза?
Марик старательно задумался, потом покачал головой.
— Ты же знаешь, крошка, я больше на сцену смотрю. В ту ночь была премьера, так что я волновался. Девочки пару раз чуть-чуть сбились, но гостям всё равно понравилось.
— Я не о том, золотце. Ты видел в зале Агнию?
— Агнию? Конечно, видел, её невозможно было не заметить. Она была прекрасна — мерцающее платье, белый мех, просто Леди Туман. Эти обнаженные руки, словно стебли лотоса… Бездонные глаза — опалы в старинном серебре…
Тут плывущего по безбрежной реке сильно отдающих декадансом ассоциаций Марика безжалостно подхватили под жабры и грубо вышвырнули на жесткий берег реальности — в кабинет ввалился Петя Зайцев с криком:
— Эта кикимора опять потеряла ключи от сейфа! Как хочешь, Марк, но эту безмозглую корову нужно увольнять!
Марик подавился очередным поэтическим сравнением и возмутился:
— Какого черта, Петруччо?
— Привет, Лена. Прости, шеф, я не знал, что ты не один, — сбавил тон Петя. — Но Машку нужно гнать взашей, это просто какая-то постоянно действующая катастрофа. Все теряет, ломает, забывает…
— Ладно, гони, — томно согласился Марик. — Только сам ей это скажи, не хочу слушать плач и стоны. И, кстати, Петруша, ведь ты все время проводишь в зале среди гостей… В ночь на первое не видел чего-нибудь необычного?
Петя укоризненно посмотрел на шефа и вздохнул. В отличие от колоритного и вальяжного Марика, он выглядел так невзрачно, что если кому-нибудь пришло бы в голову устроить конкурс на звание "Мистер Заурядность", Зайцев был бы вне конкуренции. Петя отличался блеклостью во всем, начиная от лица и волос и заканчивая недоглаженным костюмчиком и тусклыми штиблетами. Как можно умудряться так выглядеть, будучи человеком, мягко говоря, небедным, для Лёльки было давней неразрешимой загадкой.
— Марк, я уже все, что мог, сказал милиции. Меня часа три разве что наизнанку не выворачивали.
— Да? — удивился Марик. — А от меня почти сразу отстали…
— Это потому, что ты им с места в карьер начал излагать свои концептуальные взгляды на современную хореографию. Пришлось отдуваться мне, горемычному. Но только им из меня не много удалось вытянуть. Ничего особенного я не видел. Агния пришла с Виталием, сидели недалеко от сцены. Вотя набрался, но не так, чтобы очень. Просто расслабился мужик.
Тут Петя перевел дух и налил минералки из стоящей на столике бутылки в хрустальный стакан. Выпив её одним махом, он продолжил:
— В финале главного танца девчонки в зал спустились. Ну эти… лесные феи.
— Ага, — глубокомысленно подхватил Марик. — Танец фей вокруг завороженных их красотой смертных.
— Так эти самые смертные уже под изрядным газом были, и кое-кто пытался фей по попкам погладить. И Вотя тоже. Агния рассердилась — она таких поползновений не любит. Цыкнула на женишка. А через полчасика тихонько уволокла его, беднягу. Вот и все.
Лёлька вздохнула. Эту историю она уже слышала как минимум дважды.
— А к ним никто не подсаживался? — на всякий случай спросила она.
— У них был столик на двоих, так что подсесть никто не мог. Но вроде бы они общались с парочкой за соседним столиком. Там сидел твой, Лена, братец с такой очкастой мымрой, — охотно доложил Петя.
Глаза у Лёльки от удивления полезли на лоб. Игорь говорил, что он был в "Мартинике", но чтобы не один… Конечно, Гошка не монах и адюльтеры у него время от времени случаются, но появляться с девицей на людях не в его правилах.
— Кстати, твой Олежек Сагайдаченко явился… — многозначительно продолжил Петя, и заинтригованная Лёлька насторожилась, — в компании трех мужиков, двое незнакомых, а одного я знаю — волосатый армянин из их газеты. У него еще такое странное прозвище. О! Бигфут его называют! — после паузы закончил он.
— Убить тебя, Петя, мало! Зачем заставляешь бедную девочку нервничать? — вскричал Марик. — Даже у меня сердце замерло.
— Ну ладно, Петенька, последний вопрос — не заметил ли ты, чтобы за Агнией и Вотей кто-нибудь тихонько наблюдал? Может, пошел за ними? Или позвонил сразу после их ухода? — настырно продолжила Лёлька.
— Вот-вот, милиция тоже этим здорово интересовалась. Я прям голову сломал, вспоминая. Только ничего такого не было. Один козел, правда, звонил, но я его знаю — он всегда от нас своей дамочке звонит, чтобы, значит, готова была к его визиту. Он с нашего аппарата звонил, так что я номер в памяти посмотрел и ментам его сообщил. Наверняка проверили.
Разочарованная Лёлька попросила на всякий случай дать и ей этот номер телефона — хотя надежды найти таким образом зацепку не было никакой. Петя охотно принес ей бумажку с нацарапанными цифрами и повлек вяло сопротивляющегося Марика выгонять вон нерадивую Машку. Лёлька поплелась к выходу, около которого обнаружила переминающегося с ноги на ногу водителя с мобильным телефоном.
— Это вас, — обрадовался он ей и протянул трубку, из которой доносился гневный голос Маргариты.
— Ты где шляешься?! — первым делом осведомилась подруга.
— Я тут заехала навести кое-какие справки, — надеясь на то, что её голос выражает раскаяние, сообщила Лёлька.
— Умчалась вихрем, ничего не сказала, инструкций не оставила, мясо не съела! — возмущалась Марго. — Я тут сижу, как идиотка, переживаю. А могла бы пользу приносить, между прочим.
Лёлька задумалась, какую пользу может принести Маргарита, и ляпнула:
— Ну, тогда полей цветы на подоконнике и выгуляй Лукаша, я про него совсем забыла.
— Холера! — выругалась подруга. — То-то я смотрю, собака у тебя грустная какая-то. Думаю — уж не заболела ли? Тогда я побежала её выводить! Минут через сорок, если не вернешься, перезвоню.
Покачиваясь на мягких подушках лимузина и бездумно таращась на проплывающие за окном городские пейзажи, Лёлька пыталась сообразить, какую полезную информацию ей удалось добыть. Но по всему выходило, что почти никакой. И это притом, что она ноги сбила, мотаясь туда-сюда. И как это, интересно, другим удается раскрывать преступления? Может, они меньше бегают, а больше думают? В голове появился смутный образ сурового мужчины, рисующего на бумаге сложные таблицы и выписывающего в столбик вопросы и ответы на них. Вот только что это за вопросы?
Зажмурившись, она мысленно сформулировала целых три:
1. Кто убил Вотю?
2. Зачем кому-то понадобилось убить Вотю?
3. Как найти убийцу?
Печально, но факт: ответов на эти вопросы не было. Открыв глаза, Лёлька вдруг обнаружила, что машина едет по улице, на которой живет её братец. Ох уж этот братец!
— Стой! — заорала она так, что водитель от неожиданности резко нажал на тормоза, и лимузин совершенно несолидно взвизгнул и едва не вспахал породистым носом асфальт.
Провожаемая возмущенным взглядом шофера, Лёлька выкарабкалась из машины и припустила к мрачной дореволюционной пятиэтажке, где обретался Игорь.
Брата она застала в странном состоянии. Он сидел в мастерской, но не работал, как обычно, а употреблял пиво с подозрительной копченой рыбой. В квартире царила непривычная тишина.
— Ты с кем был первого числа в "Мартинике"? — с места в карьер напустилась на него Лёлька.
Игорь тяжко вздохнул, допил пиво из огромной латунной кружки, привезенной Костей Мочалиным из Баварии в качестве сувенира, и раздраженно посетовал:
— Уже донесли? Вот ведь городок — каждая собака про тебя всё знает!
— Городок — не городок, а в этом клубе тебя точно все знают. Ну, колись побыстрее, мне некогда!
— Вот так всегда, — философски заметил братец. — У близкого человека жизнь, можно сказать, рушится, а ей некогда.
Присмотревшись к Игорю, Лёлька заметила покрасневшие веки и скорбные складки у губ.
— С Вандой полаялись, — догадалась она.
— Ванда ушла, — мрачно уточнил брат. — И детей забрала. И домработницу. Остался я один-одинешенек.
В голосе его прозвучал такой надрыв, что Лёльке стало жаль идиота. Но, подавив жалость в зародыше, она констатировала:
— Докобелировался.
— Да при чем тут я? — удивился Игорь. — Ванда ушла к другому. Любовь у них, видишь ли, неземная. Меня только в известность поставили. А самое интересное, знаешь, что?
— Что?
— Я ведь этому уроду дом проектировал. Сам его привел сюда, с Вандой познакомил. Ну, он на новоселье свое мне и преподнес подарочек — жену с детьми умыкнул, гнида!
— Так ты его знаешь? И знаешь, где живет?
— Естес-с-ственно! Я даже знаю, сколько у него, гада, сортиров в доме. Четыре! Представляешь — четыре! Ну скажи, зачем нормальному человеку четыре сортира? — злобно спросил Игорь, словно количество санузлов в доме соперника мучило его больше всего.
— Откуда мне знать, зачем? Я другого не понимаю: почему ты тут наливаешься пивом, словно страдающий водянкой бюргер, вместо того, чтобы отправиться туда и вернуть семью на законное место?
— Вернуть? — удивился Игорь. — После того, что Ванда мне рассказала об их высоких чувствах? Ни-ко-гда!
С этими словами он поднялся, выудил из шкафа бутылку "Смирновской" и ловко свернул на ней пробку. Лёлька, первым поползновением которой было бутылку изъять, а братцу накостылять по шее, сообразила, что остановить его таким о