— Нет, голубушка, я спинным мозгом чувствую, что знаете! — взорвался следователь, но тут же сбавил обороты, опасаясь, что на его рычанье может прискакать, размахивая костылями, проклятый журналист. — Ольгу машина обрызгала недалеко от дома Соболь, а это значит, что третьего дня вы около девяти часов вечера крутились там! Лицо убитой девушки в криминальной хронике не показывали, вы к ней близко не подходили, иначе я вас заметил бы, следовательно, вы знали обеих девчонок или одну из них — Юлю, и видели, как они были одеты. Частным сыском занимаетесь, мадам?
— Я мадемуазель, — с достоинством поправила его Лёлька и загрустила. Похоже, выведать информацию без потерь не удастся, Арцев оказался крепким орешком.
— Так вот, мадемуазель Туманова, — продолжал вполголоса скрежетать Арсений Петрович, — вам придется немедленно прекратить ваши детективные забавы. Вы — художница?
— Художница, — рассеянно подтвердила Лёлька.
— Вот и рисуйте себе картинки! А я — следователь! Поэтому расследовать преступления буду я! Без вашей помощи!
— Без моей помощи вы уже расследовали! — также вполголоса рявкнула Лёлька, опасаясь того же, что и Арцев — вмешательства Олега. — Результат налицо! Так что зарубите себе на носу, господин высокопрофессиональный следователь, пока Агния сидит в кутузке, я картинки, как вы изволили выразиться, рисовать не буду! Не дождетесь!
Выпалив это, Лёлька скорчила противную рожу. Арсений Петрович от негодования подпрыгнул, едва не сломав хрупкое кресло. Некоторое время они злобно таращились друг на друга. Потом им одновременно пришла в голову мысль, что развивать склоку — значит испортить отношения окончательно. Появляться впредь у Лёльки Арцев не сможет, следовательно, будет лишен возможности созерцать изумительную женщину (не Лёльку, конечно, а Маргариту, потому что Лёльку он может вызывать повесткой хоть каждый день, а к её подруге вопросов просто не придумать, она к делу никак не причастна). У Лёльки же не будет шансов выведать у следователя хоть что-нибудь интересное.
Так что, обменявшись ещё парочкой недвусмысленных взглядов, они оба вздохнули, закурили и заключили временное перемирие. Каждый знал истинную подоплеку миролюбия противника, поэтому соглашения они достигли практически мгновенно.
Лёльке пришлось поведать Арсению Петровичу о своих подозрениях в отношении Валентины Соболь и визите к ней. Про посещение Како Гогуа и его милого семейства, а также про странные анализы Сержа Соболя она благоразумно умолчала. Зато упомянула о том, что сатанисты в ночь убийства Воти служили всей компанией черную мессу в Балабановке. Следователь уныло кивнул головой — про алиби дьяволопоклонников ему уже было известно из своих источников.
Арцев же, скрипнув зубами, сообщил Лёльке, что Олю Маркову задушили шелковым шнурком, накинув его сзади. Но если бы даже убийца душил девушку спереди, рассмотреть лицо жертвы в темноте он бы не смог, так как единственный фонарь в арке разбили года три назад. Так что, либо ему было абсолютно все равно, кого душить, либо он следил за Олей и знал, что она переоделась, либо действительно принял её за Юлю Соболь. Как говориться, любой вариант возможен.
И Лёлька, и следователь понимали, что информацию от собеседника получили далеко не полную, но дипломатично не стали высказываться на этот счет. Правда Арсений Петрович ещё раз потребовал от девушки, чтобы она прекратила лезть куда не надо.
— Не ворошите осиное гнездо — можете нарваться на большие неприятности, — вздохнул он. — Если преступник посчитает, что вы что-то знаете, то его действия будут вполне определенными. Мне бы не хотелось расследовать потом ещё и вашу гибель.
— Ладно, — легко согласилась Лёлька, сделав большие честные глаза, — Но тогда и вы пообещайте получше разобраться в этом деле.
— Обещаю, — охотно покивал следователь. — И сегодня же на всякий случай поговорю с родителями Юли, чтобы постоянно присматривали за девчонкой.
"Да уж, есть там, кому присматривать — мать-алкоголичка и больной отец…" — подумала про себя Лёлька. Она уже решила обязательно навестить Юлю и поговорить с ней, а не с родителями — девочка показалась ей волне разумной. Разумнее своих родителей, это уж точно.
Арсений Петрович тем временем поднялся и стал прощаться. Так, прощаясь, они перешли с балкона в комнату, оттуда в прихожую. И лишь там следователю удалось напоследок ещё раз лицезреть Маргариту — она высунулась из кухни и сообщила Лёльке, что собирается к обеду изготовить утку, фаршированную яблоками. Арсений Петрович двусмысленно облизнулся, пожелал дамам всего доброго и нехотя удалился.
— Вот ведь фрукт! — прошипела Лёлька. — Если бы не ты, он бы из меня уже омлет сделал. А так — остерегается.
— Это почему? — заинтересовалась Марго.
— А потому. Глазеет он на тебя, словно кот на сало. Очень уж ты ему взор услаждаешь, вот и не хочет дверью хлопать. Будет теперь при малейшей возможности визиты наносить, Шерлок Холмс недоделанный.
— Ты думаешь? — вздернула брови подруга.
— Да что тут думать, у него на роже все написано. Так что регулярное общение с органами дознания мне обеспечено, — удовлетворенно констатировала Лёлька. — И ещё — погоди с уткой, нужно вначале Соболю позвонить.
Маргарита мгновенно помрачнела, но отказываться не стала — разыскала бумажку с телефоном и вопросительно уставилась на Лёльку.
— Назначь ему встречу в городе, где-нибудь подальше от дома и постарайся разузнать, где будет сегодня супруга. Постарайся сделать так, чтобы их обоих одновременно дома не было, поняла?
— Поняла, — вздохнула подруга и набрала номер. — Юля, папа дома? Можно его? Да, это я. А ты почему такая мрачная? Ах, опять в милицию вызвали? К одиннадцати? И папа с тобой пойдет? Правильно решили. Ну, удачи!
Спустя несколько секунд трубку взял Сергей, и Маргарита живо договорилась с ним встретиться в пять часов в парке культуры.
— Мадам его опять целый день в театре, а Серж с дочкой к одиннадцати в милицию пойдет, с работы специально отпросился. Так что в пять часов Юля дома будет, — доложила она. — Можешь действовать.
— Отлично, — пробормотала Лёлька, пока смутно представляя, как именно она собирается действовать. — А куда, интересно, запропастился Олежка?
Подруги переглянулись и одновременно ринулись к дверям ванной. На их громкий стук раздалось мрачное:
— Что случилось?
— Ты живой там? — не подумав, заорала Лёлька и получила ответ:
— А что, утопиться мне теперь?
— Топись, балда, только скорее, мне нужно зубы почистить! — рассердилась Лёлька. Вот с Олегом всегда так — вместо того, чтобы ревновать её тогда, когда для этого действительно есть повод, он цепляется к самым неподходящим личностям, вроде Кости Мочалкина (тьфу, Мочалина!). Вот и теперь наверняка закатит сцену по поводу утреннего визита следователя.
Лёлька оказалась права — Олег появился из ванной со словами:
— Ну и где наш красавчик-прокурорчик?
— Ваш прокурорчик? — деланно удивилась Лёлька. — Откуда мне знать? Очевидно, помчался на очередное убийство. У него, знаешь ли, интересы специфические — от трупа к трупу.
— Как у гиены, — злорадно подхватил Олег. И добавил, принюхавшись: — А кофе в этом доме всем наливают, или только интересным брюнетам?
— Марго, бога ради, обиходь нашего четвероногого друга, — взмолилась Лёлька. — А я умоюсь быстренько и съезжу кое-куда.
— Почему четвероногого? — опешил Олег.
— А ты сосчитай! — немедленно отозвалась Маргарита: — Две ноги плюс два костыля — сколько получится?
— Ну вы и ехидны! Над раненым издеваетесь, по голове регулярно бьете, всяких посторонних мужиков прикармливаете! Оченно обидно мне! — вскричал, было, Олег, но Марго с Лёлькой дружно фыркнули и удалились, Лелька в ванную, а Марго на кухню. Сообразив, что сочувствия он не дождется, Олег устремился за Марго, потому что ужасно хотел наконец позавтракать.
Лёлька стремительно приводила себя в порядок, одновременно размышляя, куда направить стопы в первую очередь. Круг поисков будет неполным, если она не наведается в фирму, принадлежащую Воте. Конечно, праздники ещё не завершились, но там наверняка кто-нибудь сегодня есть, нужно ведь организовать похороны шефа. Одновременно ей хотелось ещё раз посетить страшненький домик семейства Гогуа. И что теперь — разорваться?
Раздумья прервал звонок в дверь. Преисполнившись нехороших предчувствий, Лёлька пошла открывать. Предчувствия не обманули — в прихожую ввалилась её мама Марина Евдокимовна. Задыхаясь после стремительного подъема по лестнице, она сунула Лёльке огромный продолговатый пакет, странно легкий и упакованный в оберточную бумагу, плюхнулась на пуфик и принялась обмахиваться подвернувшейся под руку газетой. Лёлька изумленно потрясла пакет и сразу сообразила, что в нем находится, потому что изнутри донеслись громкая возня и возмущенный вопль. На вопль первым примчался Лукаш, потом Марго, за ней ковылял жующий что-то Олег.
Увидев Маргариту, Марина Евдокимовна забыла про одышку и кинулась к ней, едва не уронив на Лукаша чашу для благовоний. Спаниель шарахнулся под ноги Олега, и Лёлька замерла, в ужасе ожидая повторения ночной эквилибристики. Но Олег умудрился сохранить устойчивость и даже чашу успел поймать на лету. Что значит тренировка в экстремальных условиях! Пока Марина Евдокимовна радостно теребила Маргариту, то и дело сбиваясь на упреки в адрес собственных непутевых детей, Лёлька содрала со свертка бумагу и из клетки, находящейся в нем раздался знакомый ликующий бас:
— Едрррёна макарррона!
Встрепанный попугай, помогая себе клювом, взгромоздился на жердочку, крякнул и принялся тщательно проверять целость своих перьев. Ошалевший Лукаш громко залаял.
— Итак, нашего полку прибыло, — уныло констатировала Лёлька. — Мама, оставь Маргариту на секунду в покое и объясни, зачем ты притащила этого хулигана? Хочешь сказать, что Гошка уже не в состоянии за попугаем присмотреть?
— Гошик сегодня утром улетел на неделю в Грецию, сказал, что ему нужно развеяться, — поджав губы, сообщила Марина Евдокимовна. — А к нам Румбо везти нельзя, ты же знаешь, что у отца на него аллергия. Пусть птичка поживет у тебя немножко.