С помощью длинных полотенец, на которых опускали гроб, Арсений Петрович принялся ловко прикручивать Валентину к доске. Актриса верещала и брыкалась. То ли у неё был шок, то ли она просто была глубоко нетрезвой. Маргарита с Лёлькой даже заспорили на эту тему, но спор заглушил вой примчавшейся машины "скорой помощи". К этому моменту пострадавшую уже начали извлекать на поверхность при помощи все тех же полотенец. Зрелище поднимаемой из могилы громко ругающейся спеленатой фигуры, больше всего похожей на египетскую мумию, так поразило медиков, что они застыли, разинув рот и едва не уронив своё оборудование.
Наконец мужчины вытащили из ямы Валентину, а следом за нею и Арцева. Следователь весь был перепачкан землей и зол. С отвращением взглянув на актрису, вокруг которой суетились врачи, он принялся отряхиваться, ругаясь сквозь зубы. Маргарита протянула ему носовой платок и раскрытую пудреницу, чтобы он смог оттереть грязь со щеки. Под грязью обнаружилась ссадина — очевидно, Валентина таки зацепила его ногой. Пришлось ссадину заливать йодом.
Видя, что бесплатному представлению подходит конец, и носилки с освобожденной от доски и полотенец Валентиной грузят в "скорую помощь", люди начали расходиться. Арсений Петрович почти за шиворот поймал Петю Зайцева и принялся расспрашивать того, каким образом актрисе удалось сверзиться в выкопанную могилу. Петя только пожимал плечами, сам ничего не понимая. Он во время траурной церемонии увел расшумевшуюся Валентину Соболь за кусты, там она принялась рыдать и жаловаться на то, что никто её не понимает, а Вотя вообще решил бросить её на этом свете одну-одинёшеньку. Порыдав в Петину манишку, женщина достала из ридикюля плоскую бутылочку и предложила помянуть усопшего. Зайцев приложился к бутылочке чисто символически, а Валентина допила остальное. После чего предложила Пете поехать в "Мартинику" и продолжить банкет, но он не согласился, напомнив, что поминки предполагаются совсем в другом месте. Тогда Валентина сильно обиделась и послала его подальше. Зайцев пожал плечами и с облегчением удалился, оставив даму одну.
Что было дальше, он не видел, только спустя пару минут услышал за спиной хриплый вскрик и рысью бросился обратно. Вначале он не понял, откуда доносятся вопли и ругательства, а когда сообразил, помчался за подмогой. Так что уверенно он может сказать только одно: перед падением он никого рядом с Валентиной не видел и самого падения не наблюдал. Видимо, пьяная актриса сама свалилась в могилу, попросту не заметив её на своем замысловатом пути. Следователь глубоко задумался, потому что сама Валентина, когда он пытался её усмирить, вопила, что "какая-то сука толкнула её в спину", отчего она и грохнулась вниз.
Подошел врач и сообщил, что у пострадавшей, сильный вывих руки и перелом ноги, скорее всего, множественный. Так что её увозят в травматологическое отделение городской больницы. Поговорить с ней будет возможно, когда она немного протрезвеет, сейчас несет всякую ахинею и ругается. Этого можно было и не говорить — возмущенные вопли были слышны из салона машины и через закрытые дверцы.
Когда "скорая помощь", наконец, уехала, народ начал приходить в себя. Не на всяких похоронах случаются такие казусы. Переговариваясь и пожимая плечами, люди потянулись к кладбищенским воротам, где были оставлены машины.
Лёлька очень удачно приблизилась к незнакомому мужику в джемпере, привлекшем её внимание, и попыталась завести с ним беседу. Он страшно смущался, но постепенно ей и подоспевшей Маргарите удалось его разговорить. Оказалось, что зовут его Глебом, и он успел приехать в последний момент, чуть не опоздав на похороны. На вопрос, кем ему приходился покойный, он, несколько помявшись, пояснил, что Виталий был его сводным братом. Услышав его слова, шедшая сзади Агния мгновенно оказалась рядом. Тут только они и познакомились. Глебу никто не сказал, где будут поминки и, собственно, даже не позвали на них. Наверняка никто и не понял, что он родственник Виталия, а сам он с пояснениями не лез, чувствуя себя не в своей тарелке.
Провожая злорадным взглядом фигуру замызганного землей Арсения Петровича, с чертыханиями усаживающегося в машину, Лёлька предложила Глебу ехать с ними. Все равно города он не знал, а автобус, на котором его сюда привезли, уже успел уехать. По дороге Глеб коротко рассказал историю семьи Барминых.
Оказывается, отец Виталия бросил его мать, с которой не был официально зарегистрирован, когда сыну был всего год, и отбыл в неизвестном направлении. Спустя два года, она вышла замуж за вдовца с ребенком. Сергей Бармин усыновил Вотю, и тот тоже стал Барминым. Глеб был на три года старше Виталия, но они быстро подружились. В школе Глеб защищал брата от наездов старшеклассников и всячески опекал. Но когда они подросли, стала заметна разница — Виталий вымахал высоким красавцем, а Глеб остался невысоким, можно даже сказать, щуплым. А уж о красоте и речи не было.
Для Глеба просто наказанием было иметь такого братца. Стоило ему познакомиться с девушкой, как той попадался на глаза Виталий, и больше на Глеба она уже не смотрела. И, в конце концов, всё закончилось скандалом и ужасной ссорой. Глебу ужасно нравилась некая Клава. Жила она на другом конце города, и до поры до времени Глеб ухаживал за девушкой подальше от дома. Но потом наступил его день рождения, и Клава явилась поздравлять именинника в числе других гостей. Вотя был проинструктирован и клятвенно обещал даже близко не подходить к пассии брата. Тем более что гостей было созвано немало, и можно было выбрать девушку по вкусу. Но когда поздно вечером изрядно нетрезвый виновник торжества вышел проветриться во двор, то обнаружил романтичную парочку в составе Воти и Клавы, целующуюся в кустах.
Рассвирепевший именинник попытался набить братцу морду, тем более что тот особо и не сопротивлялся, потом плюнул и тут же, собрав манатки, отправился на вокзал, купил билет на первый проходящий поезд и укатил из родного города. Правда, через два года, когда Вотя уехал учиться в университете, Глеб вернулся под отчий кров — надоело мотаться по рабочим общагам и водку пьянствовать. Потом родители разбились на стареньком "москвичонке". Но даже на похоронах сводные братья так и не сумели толком помириться. Выпив на поминках сверх меры, Глеб опять начал вспоминать прежние обиды, и Виталий предпочел быстренько уехать. Больше они восстановить отношения не пытались, только изредка обменивались поздравительными открытками. О смерти Виталия Глеб узнал из газеты и срочно приехал, тем более что живет недалеко, в Егорьевске. Вина его гложет за то, что так и не смог простить брата…
ГЛАВА 14
Поминки были организованы в "Орхидее", одном из самых респектабельных ресторанов города. Конечно, кухня в "Мартинике" была несколько лучше, но для таких мероприятий "Мартиника" явно не годилась. А тут все было очень прилично и выдержанно — и зал в коричневато-бежевых тонах, и вышколенная обслуга. И никаких эротических танцев по вечерам.
Столы накрыли на шесть человек каждый, зал был полон. За одним столом вместе с Лелькой, Агнией и Маргаритой оказались Глеб и Марик Соломатин с Петей Зайцевым. Странно было видеть на дорогих скатертях тарелки со скромной кутьей и блинами. Зато все остальное меню было вполне на уровне — заливная севрюга, икра, нежные отбивные на косточке. После первых рюмок публика заметно оживилась и принялась за беседу, в центре которой были как трагическая смерть Виталия, так и скандальное происшествие после похорон. Время от времени в середине зала поднималась унылая фигура Перетищенко и произносила очередную тираду в память усопшего, все выпивали, не чокаясь, закусывали и снова принимались за еду и разговоры.
Лёлька, подуставшая после вчерашних похождений и сегодняшней суматохи, погрузилась в раздумья и украдкой рассматривала Глеба. Тот почти не ел, сидел, вяло ковыряясь вилкой в салате, и выглядел совершенно расстроенным. Агния с Маргаритой о чем-то тихо шептались, а Петя и Марк чинно молчали. В общем, их столик выглядел самым неоживленным.
Наконец, устроители сказали последнее слово, и кое-кто поспешил к выходу. Но основная публика осталась, не собираясь расходиться, тем более, что обстановка стала более непринужденной, а официанты продолжали бесшумно сновать по залу, разнося все новые блюда и напитки. Да уж, Перетищенко не поскупился на похороны шефа. Видимо, это происходило оттого, что деньги Виталия все равно достанутся его наследникам, так зачем экономить?
От меркантильных размышлений её отвлекла Маргарита, тихонько предложившая посетить дамскую комнату. Но так как Лёльке внезапно пришел в голову один вопрос, который нужно было обязательно задать Глебу, она пообещала догнать подруг через пару минут. Агния и Марго удалились.
— Извините, Глеб, можно вас кое о чем спросить? — негромко окликнула она. Но Глеб все равно вздрогнул и уронил вилку на скатерть. Тут же смутился и принялся оглядываться — заметили или нет. Но окружающих его манеры явно волновали меньше всего.
— Да, я слушаю, — пробормотал он с таким выражением лица, словно напрочь забыл её имя.
— Вы не знаете, жив ли настоящий отец Виталия?
— Ну что вы, откуда мне знать? — как-то излишне поспешно ответил Глеб. — Я его никогда и не видел.
— А как зовут, тоже не знаете? Хотя бы фамилию. Может, слышали?
— Слышал в детстве. Фамилия была какая-то очень простая. Вроде, Кедров или Шишкин… может и Дубов. Нет, не помню.
— Постарайтесь вспомнить, это может быть очень важно, — попросила его Лёлька.
— Ладно, попробую, — покладисто согласился брат Виталия и тут же наморщил лоб и сосредоточенно уставился в блюдо с рыбным ассорти.
Лёлька же, помня обещание, данное Марго, прихватила сумочку и направилась к дверям, ведущим из зала в небольшой уютный холл. И уже шагнула вниз по единственной пологой ступенечке, как её оглушил ужасный, буквально ультразвуковой визг. От неожиданности она едва не свалилась с собственных каблуков и преисполнилась самыми дурными предчувствиями. Публика за столиками роняла столовые приборы и салфетки и напряженно поднималась с мест, вытягивая шеи.