— Или полный псих… — задумчиво протянула Маргарита. — Маньяк.
— Нет, стопроцентно, не маньяк. Маньяк обычно действует одинаковыми методами и жертвы у них примерно одного типа. А тут… — Лёлька вздохнула так тяжко, словно сожалела, что они имеют дело не с маньяком.
— Но все-таки, даже у психа должны быть какие-то мотивы. И мне кажется, что они всплывут, как только мы узнаем, кто таков этот Вермишель, и для чего он проверял свое родство с Сергеем Соболем…
Лёльку прервал телефонный звонок. На часах почти десять часов вечера — скорее всего это опять папуля, оказавшийся в беспомощной ситуации наедине с пылесосом или кофемолкой.
Ало! — в трубке сквозь ужасный треск и шуршание едва пробивается мужской голос. Словно с другой планеты звонит.
— Ало, ало! — что есть сил заорала Лёлька, узнав Глеба.
— Извините, что беспокою так поздно…
— Говорите громче! Глеб, это вы? Вы где?!
— Я тут, на вокзале. Лёля, вы не знаете, где Агния? — последние слова были заглушены каким-то странным воплем.
— Господи, что там у вас происходит?
— Да ничего страшного, просто тут вытаскивают пьяного из-под скамейки… — вопль повторился, послышалось утробное рычание и скрежет.
— Глеб, вы уезжаете?
Я хотел уехать, но неудобно — с Агнией не попрощался… Звоню ей, а мне говорят, её нет. С трудом добился от них, чтобы дали ваш телефон.
— Агния в милиции, — печально завопила Лёлька. — Когда ваш поезд?
— В шесть часов утра, на вечерний я опоздал. Не волнуйтесь, переночую тут, мне не впервой. Сейчас-сейчас, я уже заканчиваю. Простите, это я не вам, тут очередь к автомату. Как — в милиции?! — дошли, наконец, до него Лёлькины слова.
— Глеб, ждите меня у справочного бюро, я сейчас приеду, через пятнадцать минут! — из последних сил рявкнула в трубку Лёлька, и едва уловила потонувшее в шорохе:
— Хорошо, жду…
Маргарита и Гарик попытались сопровождать Лёльку, но она категорически воспротивилась. Во-первых, смысла в эскорте она не видела, во-вторых, ей хотелось спокойно поговорить с Вотиным братом.
Вокзал встретил её гулом и духотой. В зал ожидания пускали только с билетами, и в кассовом зале творилось невообразимая сутолока — провожающие, встречающие, сидящие на чемоданах, стоящие в очередях за билетами. Лёльку в который раз возмутила безропотность людей, которых вынуждали находиться в нечеловеческих условиях, а они воспринимали это как должное. Но рассуждать было некогда, она пробилась к справочному бюро и обнаружила Глеба, задумчиво изучающего расписание поездов.
— Едем к нам, переночуете и спокойно уедете завтра, — предложила она.
— Да зачем мне вас беспокоить? Лучше расскажите, почему Агния в милиции? Когда её отпустят?
Никакого беспокойства нет, вот увидите, — улыбнулась Лёлька, которой и впрямь было уже все равно — одним постояльцем больше, одним меньше. — А насчет Агнии я и сама хотела бы знать. Мы сегодня пытались устроить мозговой штурм, чтобы понять, кто всё это устраивает.
— Кто это мы?
— А вот, приедем, и увидите.
С этими словами Лёлька потащила Глеба к машине, к которой уже целенаправленно двигался хмурый гаишник, потому что лимузин был припаркован там, где была разрешена только высадка пассажиров. Но они успели раньше, и водитель, облегченно вздохнув, увез их из-под носа разочарованного блюстителя порядка.
Пока они ехали, Лёлька успела вкратце сообщить Глебу о том, что в последнем убийстве подозревают опять Агнию, потом повздыхала и выложила свои мрачные умозаключения о том, что и он как родственник Виталия теперь подвергается смертельной опасности. Глеб присвистнул и задумался. В полумраке салона Лёльке не разглядела на его лице никакого страха, только легкую озабоченность и сомнение. А потом они подъехали к дому и направились к подъезду.
В теплом воздухе пахло распускающейся листвой и чьим-то поздним аппетитным ужином. Лёлька остановилась перед дверью подъезда, стараясь в темноте правильно нажать кнопки на кодовом замке и ожидая знакомого щелчка. Но вместо него раздался громкий скрежет и нарастающий шум. В полном изумлении она замерла, но тут Глеб резко распахнул дверь и, схватив её в охапку, влетел вместе с ней внутрь. Больно ударившись о стену коленом, она не успела даже испугаться или вскрикнуть, как что-то с мерзким грохотом обрушилось позади неё, и в Лельку полетели щепки и осколки. Кашляя в поднявшейся пыли, она звала Глеба, он в ответ тоже принялся кашлять и чертыхаться. Кто-то распахнул внутреннюю дверь, и в скудном свете, попавшем в тамбур, она разглядела Глеба сидящего на полу. Он ощупывал голову и по его пальцам текла кровь.
Начали собираться перепуганные грохотом жильцы, кто-то прибежал с домашними животными и разбуженными детьми на руках.
— Что взорвалось? — спрашивали все друг у друга.
Скорее на улицу! Сейчас дом рухнет! — кричали особо нервные.
Но выход преграждал завал из какой-то железной конструкции, досок и рухнувшего рифленого металлического козырька. Только двум собачкам удалось пробраться сквозь препятствие, и они принялись носиться по двору облаивая подкатившую с пронзительным улюлюканьем милицейскую машину.
Лёльке, которая помогала своему спасителю встать на ноги и отбивалась от наседавших соседей, было видно в свете фар, как озадаченно чешут головы выскочившие из машины милиционеры. Потом они попытались оттащить в сторону искореженную железяку, но она зацепилась за что-то и не поддавалась. Только обрушилось ещё несколько досок.
— Лёлька! — заорала протиснувшаяся сквозь толпу Маргарита. — Ты живая?!
— Вроде, да, — отозвалась Лёлька. — Беги домой, тащи бинты, йод и мокрое полотенце — Глеба зацепило.
— Не нужно, я лучше сам дойду, — отозвался Глеб, отряхиваясь от мусора. — Это просто царапины.
Они попытались пробиться к Маргарите, но возбужденные жильцы все прибывали, и выбраться из тамбура им никак не удавалось.
— Спокойно, граждане! — закричал со двора милиционер. — Разойдитесь по квартирам! Сейчас приедут спасатели и двери разблокируют. Без паники, пожалуйста, вам ничего не угрожает.
— А что случилось-то? — завопили в ответ граждане.
— Ничего страшного — похоже, с крыши ремонтная люлька сорвалась. Пострадавшие с той стороны есть?
— С нашей — нет! Ободрало только слегка, но все живы-здоровы, — отозвался Глеб.
— Тогда дождитесь «скорой», она уже едет!
— Да ладно, мы сами…
— Ну сами, так сами. Мы к вам зайдем поговорить. Вы из какой квартиры? — вопросил милиционер.
— Из восемьдесят шестой, — ответила Лёлька и вздохнула. Общаться с милицией по несколько раз на дню ей изрядно надоело.
— Ой, не нравилась мне эта люлька, — запричитала старушка в халате и наброшенной на него мужской куртке. — Ремонт вона когда закончился, а эта бандура всё висит и висит, всё скрипит и скрипит. Вот и довиселась. Руки-ноги поотрывать за это надо.
— Ладно, гражданка, вот разберемся, и поотрываем, кому чего надо! — почти весело гаркнул с той стороны милиционер. — Идите чай пить, телевизор смотреть!
— Жильцы вняли, наконец, уговорам и, бурно комментируя произошедшее, начали довольно шустро возвращаться к домашним очагам. А Лёльке внезапно стало плохо. Так плохо, что с ней случилась настоящая истерика. Поливая слезами плечо Глеба, она принялась рыдать, пытаясь, что-то втолковать подоспевшей Маргарите. Глеб, стараясь не испачкать кровью Лёлькин плащ, неловко утешал её, поглаживая ладонью по спине. Когда же к ним прорвался Гарик в Лёлькином махровом халате и принялся выгонять всех из тамбура, чтобы непременно сфотографировать последствия катаклизма, Глеб приобнял Лёльку за плечи и почти силой потащил к лифту.
Они ввалились в квартиру, где в компании с Лукашем метался, гремя котылями, вконец изведшийся Олег. Первым делом принялись успокаивать рыдающую Лёльку — Маргарита пыталась споить ей накапанную в стакан валерьянку, Олег — рюмку коньяка, а Гарик рылся в аптечке, выискивая йод и пластырь. Глеба отправили в ванную, выдав ему Лёлькин спортивный костюм — его собственная одежда была покрыта грязью, а в Олеговых шмотках он бы утонул.
Наконец, Лёлька взяла себя в руки, выпила все, что ей предлагалось и дрожащей рукой закурила сигарету.
— А теперь садись и рассказывай! — потребовала Марго.
— Да что рассказывать? Мы только к подъезду подошли, как оно вдруг загрохочет. Если бы не Глеб … Он меня буквально втащил в дверь в последний момент, — Лёлькины губы снова задрожали.
— И что это было, случайность?
— Откуда мне знать? Но я потом сообразила, что могло случиться, если бы нас там было не двое, а четверо… Мы бы просто не успели все в подъезд ввалиться.
— Если ты опять примешься рыдать, то я за себя не ручаюсь, — тряхнула её за плечо Маргарита.
— А вот и я, — появился из ванной Глеб с мокрой головой и обильно смазанной йодом физиономией. — Правда, красавец?
— Ой, ну не фига себе, — спохватилась Лёлька. — И я такой же буду?
— Гарик, может, поищешь зеленки, специально для нашего сыщика? — ухмыльнулся Олег. — С зеленой-то рожицей она на люди не сунется и хоть пару дней дома посидит.
— Не дождетесь! — грянула Лёлька дверью ванной и тут же осеклась — из зеркала над умывальником на неё глянула перекошенная физиономия, покрытая разводами грязи, крови и размазанной косметики. В довершение всего под глазом красовалась приличная ссадина, а кончик носа был поцарапан. Вздохнув, она включила воду и плеснула в неё изрядное количество лавандовой пены.
Вымывшись и облепившись пластырями — кроме всего прочего у неё оказалось ещё и довольно сильно рассажено колено — Лёлька на полусогнутых ногах выползла из ванной — как раз когда часы пробили полночь, а в дверь позвонила милиция в лице мрачноватого капитана, комплекцией напоминавшего дедушкин секретер. Капитан желал знать, не слышали ли Глеб с Лёлькой до того, как на них едва не рухнула ремонтная люлька, что-либо подозрительное.
— Может, на крыше кто-нибудь разговаривал или ещё чего?