Единственное сомнение, которое его мучило, заключалось в том, что он не был полностью уверен в своем истинном происхождении. Могло ведь случиться так, что матери, когда она искала своего сына, случайно, а то и специально, подсунули ложную информацию. И он — вовсе не сын Елены Соболь. Могло такое быть? Мишель прикидывал так и этак. Выходило, что могло. Но как это проверить, черт возьми?! Только если сравнить собственную ДНК с ДНК Сергея или Юли. Да ещё так, чтобы никто ни о чем не догадывался. Для этого нужен был какой-нибудь хитрый план. И время.
Отпуск у Мишеля заканчивался, а решения он так и не нашел. Уезжать не солоно хлебавши не хотелось, и тогда он отправился в театр и устроился там на работу. Жалко было бросать уже насиженное место и менять пусть и не главные, но вполне солидные роли среднего плана неизвестно на что, однако иного выхода он не видел. Взяли его в труппу охотно, но в кулуарах он узнал, что с новыми постановками тут туговато, а в уже сложившийся репертуар его введут разве что третьим составом или статистом. Ну да ладно, не карьеру же он собрался в этом театрике делать, в конце концов. Он должен, во-первых, убедиться, что может претендовать на наследство, о котором уже наслушался от Сергея самых немыслимых вещей, а во-вторых, сообразить, как до него добраться.
А в сентябре Мишелю повезло. Однажды он, как обычно, сидел в котельной у Сергея, пил пиво и листал общие тетради, в которых кузен шариковой ручкой записывал свои литературные творения. Там среди авангардистской поэзии и сумбурных эссе, ему вдруг попались вполне связные записи о детстве, о родителях и бабушках-дедушках. Видимо, Сергей писал это для потомков, подробно, с именами и фамилиями. Мишель трижды прочитал эти страницы и задумался.
— Ты чего сидишь с таким задумчивым видом? — спросил Сергей, ходивший проверять какие-то вентили и датчики.
— Анна Семеновна Гусакова была твоей бабушкой? — начал Мишель очередную мистификацию.
— Да, а что?
— И она жила в Харькове?
— Жила. Родилась там, и там погибла в войну. Ну так ты скажешь, в чем дело?
— А в том, что моего деда звали Михаил Семенович Гусаков, и жил он в Харькове, и сестра у него, кажется, Анна была! — вдохновенно врал коварный Мишель.
— Ну ни фига себе! — хмыкнул Сергей. — Так мы, получается, родственники? То-то в тебе есть что-то смутно знакомое.
— Ну, это ещё не факт, мало ли Гусаковых на свете. Но проверить не мешает.
— Так сейчас это просто, были бы деньги. Двести баксов всё удовольствие, только где их взять?
В тот же вечер Мишель позвонил домой. Он редко обращался к отчиму за деньгами, но тут изобразил безвыходную ситуацию. Дескать, в общежитии жить невозможно, а на то, чтобы снять комнату, денег у него нет. Василий пообещал завтра же перевести, и не двести долларов, а сразу пятьсот. И снова заговорил о том, что нужно искать размен их квартиры, чтобы сыну не нужно было скитаться по чужим углам. Мишель ответил уклончиво — ни да, ни нет. Заниматься обменом ему совершенно не хотелось.
Анализ подтвердил, что Сергей и Мишель — родственники. Получая бумажку с результатами в лаборатории, Мишель презентовал огромную коробку конфет, и уговорил юную практикантку убрать из базы данных его фамилию. Зачем ему это было нужно, он пока точно не знал. Или уже знал?
Сергею он сказал, что анализ отрицательный, рассчитывая, что тот за результатами не пойдет. Зачем, если все и так ясно? Так и случилось. Мишель надеялся, что Сергей вскоре забудет об этом анализе и о «несостоявшемся» родстве. Но в конце ноября Сергей начал вдруг жаловаться на дочь. Юля делала попытки отбиться от рук: шастала по ночным дискотекам, хамила родителям, пару раз явилась домой под хмельком и взяла привычку закатывать истерики и обвинять отца в никчемности. В его слова о грядущем богатстве не верила, и считала пустозвоном, как, впрочем, и жена Валентина. Да ещё Валентина, как-то в пьяном виде бросила фразу о том, что Юлька, скорее всего, вовсе не дочь Сергея. Тут он совершенно вышел из себя, схватил дочь и потащил на генетическую экспертизу. Мишель, в надежде на то, что одной наследницей станет меньше, проспонсировал мероприятие. Но ожидания не оправдались — результат был положительным.
А вскоре выяснилось, что Сергей болен. Некоторое время он уныло бродил по врачам, затем поставил на себе крест и впал в депрессию. Жене было плевать на его болячки, дочь была слишком юной, чтобы понимать серьезность диагноза, и только Мишель заходил в котельную, поговорить и посочувствовать. С хорошо скрываемой радостью он наблюдал, как все более бледно-серым становится лицо кузена, ждал, когда сможет стать единственным претендентом на деньги де Верне-Собаля. После смерти Сергея устранить со своего пути Юлю казалось Мишелю делом пустяковым. И тогда… Тогда он, выждав немножко, отправится в ту адвокатскую конторку. И снова будет ждать. Но он согласен подождать, если есть шанс. Шикарные виллы, яхты, собственный самолет, почтительная прислуга, роскошные женщины, бархатное ночное небо на берегу Атлантического океана, шум прибоя и томное пенье смуглых девушек. Что-то живучими оказались оба — и кузен и французский дедушка… Но Мишель терпелив, он дождется.
Катастрофа произошла в конце зимы. Они сидели за двухлитровой бутылью пива и употребляли его с копченой мойвой. Сергей был более оживлен, чем обычно, говорил о том, что стал чувствовать себя гораздо лучше. Потом пустился в воспоминания и посетовал, что так и не проверил, правду ли ему говорил отец. Мишель подлил ему в кружку «Клинского» и стал слушать, приходя во всё больший ужас. Оказывается, перед смертью (и что за мания в этой семье — все тайны раскрывать на смертном ложе!) отец рассказал Сергею о том, что у него до встречи с его матерью была связь с другой женщиной. И сына, родившегося от этой связи, он признал и дал ему свою фамилию. Но через некоторое время они расстались, женщина вышла замуж, а он дал согласие на то, чтобы ребенка усыновил её новый муж. Где и когда это случилось, Сергей понял смутно, отец говорил еле слышным шепотом, а в больничной палате, где происходил разговор, было довольно шумно.
Сергею долгое время и в голову не приходило разыскивать брата. Зачем? Ведь они — совершенно чужие люди. И только заболев, он вспомнил этот разговор и подумал, что поискать все же стоит. Как ни как — брат, родная кровь.
Мишель разозлился. Вспомнил о родной крови, нашел время! А что, если у этого братца — целый выводок детей? Возись потом…
— Серж, — предложил он Сергею, — а давай я попробую его найти, заняться мне, кроме работы, всё равно нечем, так хоть в детектива поиграю. Кузен согласился и даже записал на бумажке всё, что помнил из слов отца.
Найти Виталия Мишелю удалось довольно быстро — помогло то, что ориентиры были достаточно четкие: областной городок, памятник расстрелянным партизанам (отчего-то именно этот памятник в рассказе умирающего фигурировал неоднократно), а также улица Сиреневая и имя женщины — Серафима. Так что, идя по цепочке, Мишель быстренько нашел нужный дом, разузнал у соседей про семью Барминых, и выяснил, что Симкин байстрюк Виталий давно живет в областном городе, и стал там чуть ли не главным богатеем. А уж выяснить в адресном столе место жительства ещё одного новоявленного родственника никаких трудов не составило.
Мишель сообщил Сергею, что следы его брата он нашел, но тот умер в раннем детстве. Так что, увы… Кузен только рукой махнул — нет, так нет. И больше об этом не вспоминал. Он опять почувствовал себя хуже, но лечиться упорно отказывался.
Мишель, устроив слежку за Виталием Барминым, разузнал не только о его ребенке от первого брака, но и о том, что бизнесмен собирается вскорости жениться. И хотя теперь можно было быть уверенным, что Сергей не станет разыскивать брата, нельзя было исключить возможность того, что Виталий знает, кто был его настоящим отцом. И стоит ему в таком случае хоть краем уха услышать о наследстве и условиях его получения, как он тут же предъявит свои права. А мужик он крепкий и, судя по всему, сообразительный.
Никогда ещё Мишель так не нервничал. По ночам спал плохо, обдумывая варианты развития ситуации, в театре играл всё хуже. Радовало одно — он свел знакомство с Левой Сташевским, братом невесты Виталия, и стал захаживать к нему в гости, оставаясь ночевать и беспрепятственно слоняясь по квартире. Вскоре он уже знал о проходном стенном шкафе, да и о многих привычках обитателей обеих квартир. Тут-то у него и появилась идея, как можно безнаказанно убить двоюродного брата.
План был прост. Пока Агния и Виталий собирались в театр, он незаметно залез во вторую квартиру и утащил оба комплекта ключей от неё: один из сумочки, а второй — из шкафчика в прихожей. Помогло ему то, что Агния для того, чтобы не путаться в похожих ключах, нацепила их на разные брелоки — от одной квартиры — с подковками, от другой — с зайцами, так что ошибиться было невозможно. Мишель запланировал нападение на Виталия именно в первой квартире, которую все хорошо знали, и где бывали самые разные люди. Если следствие не поверит в виновность Агнии, то пусть проверяют всех посетителей, да хоть тех же сатанистов можно им подкинуть. А ещё есть Лёвушка, которому можно любую улику в любой момент подкинуть, и который во всех замыслах Мишеля играл немаловажную роль. Вернее, не сам Лева, а его феноменальные глупость и рассеянность. Когда он включал компьютер, остальной мир переставал для него существовать, и за его спиной могли маршировать гвардейцы кардинала или орудовать толпа маньяков — он бы их попросту не заметил.
Итак, Лева погрузился в упоение очередного интернет-романа, а Мишель, выкрав ключи, отправился в свой театр. Роль у него в тот вечер была эпизодическая, с одним выходом, но глаза он помозолил изрядно, организуя праздничную выпивку и на всякий случай создавая себе видимость алиби. На место задуманного убийства он вернулся без проблем — через другую квартиру, где заранее надел перчатки и вооружился на кухне остро заточенным ножом. Потом пролез через шкаф, баллончиком нитрокраски намалевал перевернутые кресты и антихриста над унитазом и затаился в прихожей.