Нет, рыжая вернулась очень быстро, и не одна, с каким-то мужиком. И люлька вполне оправдала его надежды — грохнуло так, что взвыли сигнализации дремлющих на стоянке машин. Уходить пришлось через другой подъезд. Он вышел, полюбовался издали на проблески мигалок наехавшей милиции и спасателей, повел усталыми плечами и отправился к Леве — отсыпаться. Мишель чувствовал себя очень умным и ловким. И почти счастливым. Можно было позволить себе устроить на следующий день передышку и насладиться ощущением торжества.
Всё было замечательно! До того момента, как он, вернувшись с Левушкой и Лулу из похода по магазинам (оказывается, у этой дурочки водились небольшие деньги, которые она решила с шиком потратить на новые наряды), не заметил случайно на балконе той самой, второй квартиры рыжую кудрявую голову погребенной им накануне под ржавым металлоломом художницы. Разом стало тревожно и мир поблек. Он рискнул приоткрыть шкаф и услышал приглушенные голоса — мужские и женские. Дьявол, да сколько их там? И зачем? Он понял, что нужно уносить ноги.
В общежитии не сиделось, и Мишель отправился слоняться по городу. Уже в темноте ноги сами привели его к Лёлькиному дому. Во дворе гуляла старушка с болонкой, и он, пряча лицо за поднятым воротником, принялся расспрашивать о девушке с приметной внешностью. Через пять минут он уже знал, в какой квартире живет рыжая. Проводив взглядом торопящуюся смотреть очередную серию телевизионного детектива старушку, он нашарил в кармане прочный шелковый шнурок. Не тот, которым задушил девчонку, другой. Лучше и крепче. Рискнуть?
У подъезда было тихо, и он, не спеша вошел и начал подниматься по лестнице, прислушиваясь к звукам, раздающимся из квартир. Но удача, видимо, отвернулась от него окончательно. Едва он дотронулся до нужной двери, совсем непрочной, почти картонной двери, которую так просто открыть, за ней кто-то заорал дурным фальцетом. Мишель отпрянул, вслушиваясь. Ну и выражения! Художница, а с такими мужиками живет!
В следующую минуту он уже быстро и почти бесшумно сбегал вниз. Какого черта его понесло сюда? Думал, что рыжая сидит дома одна-одинешенька и картинки свои рисует? Дурак…
На утреннюю репетицию Мишель приплелся совершенно разбитый — ночевал у какой-то случайно подвернувшейся девицы на горбатой тахте. Пили дешевое красное вино. Расслабился, называется.
Едва актеры начали, вяло ворча и переругиваясь, читать свои роли, появился бледный и мрачный кузен. Мишель впервые увидел его в театре, да ещё прямо перед собой, в пустом зале. Сергей растерянно разводил руками, объяснял — жена в больнице, а ему срочно, сегодня вечером, нужно лететь за границу, умер родственник. Может, коллеги по сцене смогут на пару дней взять на себя заботу о Валентине? Передачи носить, морально поддерживать…
Репетиция остановилась. Мишель украдкой отошел за кулису. Если Сергей улетит во Францию, все кончено. Хорошо, что он ориентировался в хитросплетениях театральных коридоров, успел перехватить уже уходящего кузена в фойе. Тот торопился, но Мишель увлек его в боковой проход, ведущий к складу реквизита. Дескать, нужно забрать кое-что из гримерной Валентины. Сергей ничего не понимал, недоуменно озирался, но шел.
Шнурок был действительно удобен, легко намотался в кармане на ладонь, два оборота. Теперь вытащить, захватить второй рукой, тоже два оборота. Кузен свернул за угол, не обращая внимания, что Мишель слегка отстал. И за поворотом никого не было, вот она дверь склада. Теперь втолкнуть этого дурака туда, там наверняка никого нет в этот ранний час…
Когда на него налетели, вырывая чуть ли не вместе с пальцами уже накинутую на шею Сергея шелковую петлю, выкручивая руки — молча, всё молча — Мишель так и не успел осознать, что теперь уже действительно — конец. Грязная, в непристойных потеках стена внезапно надвинулась, больно прижалась к щеке, мешая видеть, что происходит сзади. Ему хотелось сползти по этой стене и отсидеться, собраться с мыслями. Но ему не дали. Небритые, пахнущие потом мужики потащили куда-то, а навстречу уже шёл поджарый, с седыми висками, улыбающийся волчьей улыбкой, махал рукой, показывая, куда им идти.
Почему-то он решил, что это Поль-Мишель де Верне-Собаль, далекий заграничный родственник, и рванулся к нему…
ЭПИЛОГ
Июньское солнце пекло немилосердно. Лёлька сердито швырнула в корзинку пригоршню клубники и тут же опасливо оглянулась: не видит ли мама такого варварского отношения к нежному урожаю. У ворот загудела машина. Пусть сами открывают — сидят в тени, пьют компот, а она, как проклятая, тут, на плантациях…
— Лёлька! — заорал Олег из-за кустов. — К тебе гости!
«Если это Гошка с очередной пассией и Костей Мочалиным, я его поколочу! А потом заставлю свеклу полоть!» — подумала Лёлька, смахивая трудовой пот и пытаясь выбраться на дорожку, не передавив ягодные кустики. Но это был не Игорь, и даже не Агния. Впрочем, Агния и не могла приехать — предстоящая свадьба Левы и Лулу доставляла ей слишком много хлопот.
— Лиска! — обрадовалась Лёлька, увидев посреди лужайки высокую и тонкую, как флагшток, фигуру.
— Кукла, ты своё обещание не выполнила, не приехала к нам, вот я уговорила Григри заехать к вам на дачу на полчасика. Мы вообще-то, тоже какую-нибудь не слишком страшную недвижимость ищем, вот нам и посоветовали тут неподалеку участок посмотреть, — затараторила Алиса.
— Лиска, пошли на веранду, там прохладно. Олег, тащи самовар! Молодцы, что приехали, хоть отдохну немного от этой урожайной каторги.
— А вот и я! — выкарабкался из машины, загнанной в тенистый угол двора, Григорий Петрович Валинчук. — Ух, как у вас тут замечательно! Сеном пахнет!
Спустя полчаса, напоив гостей чаем с ещё теплым вареньем, Лёлька решилась наконец спросить адвоката, неторопливо укладывающего в рот алые ягоды:
— Как там дела у Соболей?
— У всех? По-разному… — Григорий Петрович с сожалением отставил миску с клубникой. — Уф, не могу уже. Глазами бы все съел, а душа не приемлет.
— Ну, в первую очередь, у Сергея, конечно.
— Сергей сейчас в Германии, лечится. Я с врачами разговаривал, прогноз у них хороший. Говорят, что есть шанс полного выздоровления. Поль-Мишель тоже на поправку пошел, желает видеть наследника воочию. Так что, думаю, через пару месяцев они встретятся.
— А Мишель? — Лёлька поморщилась и почесала укушенную каким-то насекомым коленку.
— Намочи крепкой заваркой, — посоветовала, томно потягиваясь, Алиса.
— С Мишелем хуже, — Валинчук вздохнул и тоже поморщился, хотя его ещё никто не успел искусать. — Мишель все ещё в психиатрическом отделении. Вряд ли дело до суда дойдет. Аська мне рассказывал, что тот его упорно считает своим французским дядюшкой и просит прощения за дурные поступки.
— Аська? — недоуменно переспросил Олег.
— Арцев, — пояснил Григорий Петрович, — приятель мой университетский. Кстати, он интересовался…
— Знаю, знаю, — ухмыльнулась Лёлька. — Но Марго давно в Грецию вернулась, ещё до того, как Олегу гипс сняли. Так мы с ней в Питер и не съездили…
— Ну, так осенью давай съездим, — предложил Олег. — И в Грецию тоже можно, там осень — самое лучшее время для купания.
— Кто хочет парного молока? — на крыльце появилась Марина Евдокимовна с красным эмалированным бидоном в руках.
— Я, — подняла руку Алиса. — Я хочу парного молока! А ещё я хочу, чтобы мне, наконец, рассказали всю эту кошмарную историю от начала до конца.
— Тогда вам придется остаться у нас ночевать, — рассмеялась Лёлька.