Таша? Надо же, так в детстве называли бабушку Наташу!
Яна собралась сказать об этом, но Таняша уже тащила ее за огромный стол посреди кухни.
– Вижу, ты оголодала с дороги! – заявила она, разглядывая родственницу. – Ну ничего! Это мы поправим!
Яна улыбнулась:
– Мне достаточно салата и фруктов. Овощи я тоже люблю. Спаржу, баклажаны…
Таняша ухмыльнулась:
– Сейчас мы спаржу и баклажаны не едим. Зимняя еда должна согревать и наполнять силой. Хотя рататуем я тебя, так и быть, угощу.
Она начала метать на стол тарелки и плошки с едой. Яна провожала их глазами и не могла сосчитать, сбивалась.
Таняша с явным удовольствием перечисляла:
– Паштет из кролика, террин из индейки, свиные колбаски, запечённая утка. Это холодные закуски. На горячее – мясное рагу. Если не наешься, то добавим. Хотя… чего ждать?
И Таняша выставила на стол тарелку с шариками козьего сыра, блюдо с фруктами, а под конец вынула из старинного пузатого буфета корзинку с хлебом.
Яна разинула рот. Это у них завтрак такой?
Таняша оглядела стол и всплеснула руками:
– Забыла самое главное! – И полезла в холодильник.
– А это… что? – спросила Яна, разглядывая баночку, набитую чем-то желтовато-серым и – сразу видно – очень жирным.
– Фуа-гра. Наше местное. Месье Тома выращивает отличных гусей. Он подвешивает их в сетках.
– Зачем?
– Чтобы не двигались. Тогда печень будет особенно жирной. Хорошо, что об этом неизвестно зоозащитникам, иначе мы остались бы без вкусняшек. Приступай, детка. Плотный завтрак – лучшее начало дня!
Яна приступила и уже через пятнадцать минут поняла, что больше не сможет впихнуть в себя ни кусочка. Она взглянула на уставленный снедью стол. Интересно, тут каждый день так завтракают?
– Я смотрю, ты стесняешься, – констатировала Таняша, с аппетитом поглощая огромный бутерброд с паштетом и отхлебывая кофе из большой – по виду литровой – кружки. – Брось! Никто тебя куском не попрекнет! Это же Прованс! Впрочем, сильно не наедайся. Оставь немного места для десерта.
Еще и десерт? Яна через силу улыбнулась.
– Из-за погоды, – продолжала Таняша, не замечая ее состояния, – мадам Прежан не смогла доставить свежие бриоши. Стихнет мистраль, и она порадует нас великолепными булочками, которых больше не найдешь нигде! Хотя повода для расстройства нет. Есть кусочек свежего фрезье, калиссоны из Экс-ан-Прованса – тут я схитрила, потому что обычно мы покупаем их на Рождество, – и, разумеется, Татен, или, правильнее сказать, Тарт-Тате.
Янино сердце упало. Вернее, упало бы, если бы не уперлось в доверху набитый желудок. Если так пойдет, то скоро из ее печени тоже можно будет фуа-гра делать.
– А Тарт-Тате – что такое? – спросила Яна, чтобы не молчать.
– Знаменитый перевернутый пирог! Не слышала разве?
Перевернутым сейчас чувствует себя ее желудок.
– Попробуешь – язык проглотишь. На обед угощу тебя консоме. У меня сегодня как раз все четыре вида мяса. Или, если хочешь, сварю знаменитый луковый суп. Ну а вечером пофламбируем! Будем готовить на открытом огне! Тебе понравится!
И посмотрев на внучатую племянницу блестящими – совсем не старческими – глазами, Таняша поинтересовалась:
– Ну как? Неплохой план?
Яна кивнула и собралась продолжить беседу, но та уже протягивала ей щедро намазанный паштетом хлеб:
– Ешь, дитя! Наедайся!
Когда завтрак, длившийся два с половиной часа, закончился, Таняша принялась показывать дом.
– Его в начале прошлого века строили. Фермер был небогат, но у него родилось восемь детей. По мере их появления дом достраивался, надстраивался и расширялся. Для меня сейчас места многовато, но пока был жив Пьер, у нас вечно толпились гости. Порой спали даже в сарае.
– Пьер – ваш… твой муж? – вежливо поинтересовалась Яна, забираясь на второй этаж вслед за хозяйкой.
– Ты разве не знаешь?
– Нет.
– Ах, ну да. Конечно, ты не знаешь, – помрачнела Таняша, но через мгновение снова улыбнулась. – Не беда, дело поправимое.
Она была совсем не похожа на бабушку Наташу. У той было большое и рыхлое лицо, с вечно опущенными уголками рта и отвисшими брылями. У Таняши не было ни двойного подбородка, ни обвисшей кожи. Только много-много мелких морщинок по всему лицу. Почему так?
– Смотришь, какая я старая? – заметив, что ее разглядывают, спросила Таняша.
– Просто ищу сходство с бабушкой Наташей.
– Не ищи, – махнула рукой та. – Сестры лицом в мать пошли. Я одна – в отца. Такой же сухопарый был. Потому, наверное, и прижился тут, за своего сошел.
– А бабушка Маша? – решилась спросить Яна.
– В прошлом году умерла, к сожалению. Иначе радовалась бы вместе с нами.
Яна, которая решила, что сейчас бабушка наконец заговорит о главном, открыла рот, чтобы начать задавать вопросы, но Таняша схватила ее за руку и повлекла дальше: любоваться видом, открывающимся с чердака.
– Видишь виноградник? – требовательно спросила она, тыкая пальцем в стекло.
Яна подтвердила, что видит.
– Мал, конечно, всего два с половиной гектара, но этот винтаж был неплохим. Особенно удалось розовое, хотя красное тоже хаять не буду. У меня есть купажное десятилетней выдержки. Ты удивишься! Вино плотное, поэтому в нем почти восемнадцать градусов! Представляешь? В общем, попробуешь все, что есть!
Яна тихонько вздохнула. То есть, если она не умрет от обжорства, ее добьют спиртными напитками. До сих пор она изредка пила пиво – за компанию с Сашкой Симоновым – и шампанское на Новый год. Теперь наверстает упущенное. Если выживет, конечно.
– Оденься потеплее. Пойдем в город. Хочу показать тебя приятельницам, – объявила Таняша и, дернув ее за руку, потащила вниз по лестнице.
Когда Яна призналась, что теплых вещей у нее нет, Таняша даже обрадовалась. Судя по всему, возможность кого-то опекать доставляла ей удовольствие.
– Сейчас мы тебя нарядим, – засуетилась она и бросилась куда-то в глубь дома.
Провансальцы
Через полчаса Яна, одетая в теплую куртку, штаны и боты, размахивая руками, чтобы потратить как можно больше калорий, вышагивала за Таняшей по узкой тропинке. Оказалось, дом двоюродной бабушки находится в двух километрах от Кавайона и идти туда по меньшей мере минут сорок.
– Сегодня за руль лучше не садиться, может занести на дороге, да и велосипед тоже не вариант, – объяснила Таняша, бодро топая впереди, и вдруг рассмеялась. – Я смотрю, ты здорово подготовилась. Ожидала увидеть цветущие деревья и зеленую травку? Ладно, не переживай! Обычно так и бывает. Абсолютно все уверены, что в Провансе вечное лето, а у нас, деточка, мистраль. Это надолго.
Словно в подтверждение ее слов, ветер наддал так, что Яна захлебнулась и закашлялась.
– Хотя через неделю обещали потепление, – обнадежила Таняша, двигаясь боком и загораживаясь от ветра плетеной корзинкой.
Яна вытерла слезящиеся глаза и нахлобучила капюшон поглубже. Уж к чему, а к ветру ей не привыкать. Удивительное все же дело – погода! Между Питером и Кавайоном тысячи километров, а как будто за угол завернула, с Малой на Большую Морскую перешла.
И почему, интересно, Таняша так старательно избегает разговора о сестре? Ни о чем не спрашивает, даже о письме, хотя знает, что Яна приехала из-за него.
И вообще, что происходит? Стоит открыть рот, как в него тут же суют еду или заводят беседу на отвлеченные темы.
Размышляя об этом, Яна не заметила, что они почти дошли. Придерживая руками капюшон, она оглянулась и увидела странную скульптуру. Прямо перед ней на постаменте стоял монументальный бледно-зеленый шар или скорее мяч с… хвостиком.
Яна засмотрелась и чуть не ткнулась в спину Таняши.
– Ты на Шарантайку залюбовалась, что ли? – рассмеялась та, показывая крепкие белые зубы.
– На кого?
– Ну так это же памятник знаменитой кавайонской дыне! Сорт Чаррентайс, или Шаранте. Я ее Шарантайкой величаю. В этих краях дыню пятьсот лет выращивают. Считается самой вкусной в мире. Ее даже Александр Дюма воспел. Вот мы и пришли.
Они остановились перед дверью в ресторанчик под названием Les Gerardies.
Герольды? Ого! Гордое название!
– Мы на площади Гамбета. Но город я покажу тебе позже. В этом ресторане работает моя подруга. Зайдем. Она обещала продать немного трюфелей.
Наверное, их увидели в окно. Не успели они войти, как навстречу выскочила маленькая вертлявая женщина, отдаленно напоминающая Таняшу, только гораздо моложе, кинулась целоваться и затараторила так быстро, что Яна не поняла ни слова. При этом она выразительно, но тоже непонятно жестикулировала, да еще и ногой умудрялась притоптывать, как будто не могла устоять на месте.
– Познакомьтесь. Яна, Клоди, – представила их Таняша и добавила: – Не переживай, если не поняла ни слова. Прованский диалект напоминает французский язык лишь отдаленно.
– Charmant, – приветливо улыбнулась Клоди и потрепала ее по щеке.
Яна слегка смутилась от похвалы, но та тут же добавила:
– Un peu banale.
Яна моргнула.
Как можно быть прелестной и банальной одновременно?
Таняша взглянула на ее вытянувшееся лицо и прыснула:
– Не обращай внимания, моя дорогая. Провансальцы непосредственны, как дети. Порой до бестактности. Поначалу это шокирует, но когда привыкнешь, их искренность тебе понравится.
Понравится? Сомнительно что-то.
Между тем Клоди куда-то исчезла и через минуту выбежала с перевязанной жестяной коробочкой. Таняша ахнула и прижала руки к груди, всем своим видом выражая потрясение. Довольная Клоди оглянулась на Яну и кивнула, как бы приглашая присоединиться. Она присоединилась, не очень понимая, по какому случаю такой ажиотаж.
– О, ma chere! – чмокая воздух возле щек приятельницы, восклицала Таняша. – Je t’adore!
Видимо, желая усилить эффект, Клоди медленно и торжественно развязала веревку, открыла коробочку и развернула полотняную салфетку. Яна заглянула внутрь и увидела два сморщенных темно-коричневых шарика размером со среднюю картофелину, по виду напоминающих… какашку.