– Может, все же через дверь? – предложила Яна, наблюдая, как он пыхтя взбирается на подоконник.
– Не будем нарушать традиции, – с философским спокойствием изрек он и исчез в ночи.
Этому Себастьяну стоило родиться с фамилией Андерсен.
И в кого из семьи он такой сказочник?
Утро туманное
Утро выдалось дождливым, хмурым и настолько неприветливым, что Яна долго не могла заставить себя выбраться из постели. Она еще почти час валялась, вспоминая ночную беседу и пытаясь совместить услышанное с тем, что знала о своей семье. Ничего не складывалось. Нигде и никогда она не слышала даже отголоски разговоров о том, что у них в роду были благородные предки. И уж тем более тот, кто мог быть связан с подобной одиозной личностью. Потомки Талейрана! Это звучало фантасмагорично и абсолютно ирреально.
То, что рассказал о Талейране Себастьян, только усугубляло эфемерность предположения.
Талейраны – младшая ветвь знаменитого древнего графского рода Перигор. В десятом веке один из Перигоров принимал участие в избрании графа Капета королем Франции. По легенде, однажды правитель поинтересовался, кто пожаловал Перигоров титулом, и получил высокомерный ответ: «Тот же, кто сделал вас королем, сир». Девиз Перигоров звучал не менее надменно: «Никто, кроме Бога». Стоит ли удивляться, что потомок знаменитого рода стал воплощением амбициозности, напыщенности и самоуверенности! И не только. В историю Талейран вошел как символ беспринципности и корыстолюбия. Его имя стало нарицательным, а жизнь воспринималась как нескончаемая череда предательств. Подумать только: он присягал четырнадцати разным правительствам! И всех ухитрился предать! Себастьян сказал, что Талейрану принадлежит одно из самый циничных высказываний: единственный правильный принцип – не иметь никаких принципов.
И как потомственные россияне Шум могут быть связаны с этим моральным уродом? Через какую-то Засекину? Но никто из них ни о какой княгине и не слышал ни разу.
Нет, это просто сюрреализм какой-то! Химера, как любит говорить папа.
С другой стороны, мало кто в России знает свои корни. Еще бы! Семьдесят лет советской власти вытравили в людях само желание что-то выяснять. Вдруг узнаешь не то, что надо!
А теперь – даже если сильно захотеть – выяснить уже ничего невозможно. Или возможно и тот русский все же выяснил? Интересно что? Жаль, что Себастьян отнесся к появлению Хиля несерьезно.
Яна покрутилась в кровати, легла на спину и уставилась в потолок. Конечно, все это очень увлекательно, но ее волнуют не только история и корни рода. Гораздо сильнее тревожат эти непонятные сны.
Одолели прямо! Яна попыталась вспомнить тот, что приснился этой ночью после ухода Себастьяна.
Она находилась в каком-то подвале, причем видела все, что происходит, вроде из сундука или ящика. Во всяком случае, через узкую щель. Что она делала в том сундуке, стало ясно, когда в подвале появился незнакомец. Она не поняла, кто это, на стене была видна лишь его тень. И эта тень пугала. Через мгновение послышались приближающиеся к укрытию шаги. Они были странными и еще больше усиливали ее ужас. Она вжалась в стенки ящика и зажмурилась. Да! Именно зажмурилась. Поразительно, что во сне так бывает. Крышка приподнялась, в лицо ударил яркий свет, и она… проснулась.
Яна глубоко вздохнула и посмотрела в окно. На улице пасмурно, никакого солнца не наблюдается. Откуда же тогда шел тот ослепительный свет? Почему человек казался ей странным? Она закрыла глаза и напрягла память. Да, было в нем что-то пугающее. Что-то… неправильное.
Стоп! Конечно! Вот оно! Человек из сна… хромал!
Именно поэтому тень казалась искривленной, а шаги прерывистыми!
И кто же это ей явился? Дьявол?
Чепуха какая-то. Откуда в ее подсознании могли появиться подобные сюжеты? То убийства, то подвалы, то какие-то письма с сургучными печатями. И эта иллюзия достоверности! Откуда?
Однажды ей пришло в голову, что она видит чужие сны. А вдруг подобное и в самом деле возможно? Существует же телепатия! Однажды она сама была свидетелем, как мама, молча посмотрев на отца, передала ему мысль, что нужно спуститься в подвал за картошкой. А не тот ли подвал она видела во сне?
Кажется, все-таки не тот. Подвал из сна выглядел заброшенным, даже через щель были видны старинные своды над входом. Он совершенно не похож на подвал питерского дома. Тогда где же он находится? И существует ли вообще?
– Яна, ты проснулась? – послышался снизу голос Себастьяна.
Сразу видно: в доме Таняши он не впервые. Разговаривать через потолок здесь дело привычное.
– Проснулась, и давненько, – сообщила ему Таняша и грохнула чем-то тяжелым.
Наверное, поставила на плиту огромную чугунную сковороду, в которой обычно готовила омлет.
Яна потянула носом и сглотнула голодную слюну.
Нет, это просто ужас какой-то! Неудивительно, что внизу слышно, как она ворочается в постели. Она уже с бегемота!
Рассердившись на свою прожорливость, которой не было сил противостоять, Яна вскочила с кровати и пошлепала в ванную. С сегодняшнего дня ее завтрак состоит из малюсенькой чашечки кофе!
Наверняка потому ей и снятся всякие глупости, что она ложится спать на сытый – очень сытый! – желудок. Сочетание прованской кухни с русским гостеприимством, заложенным у Таняши в генах, – перебор в прямом и переносном смысле! Пора положить этому конец!
Когда через два часа они все выбрались из-за стола, Яна уже не злилась. Да и что толку? Все равно недовольство собой никак не влияет на объем съеденного. Конечно, когда видишь еду, нюхаешь и постоянно о ней говоришь, трудно быть волевым и сдержанным.
Интересно, сколько времени ей придется по возвращении сидеть на диете?
Между тем Себастьян насчет еды не парился. Он получал удовольствие и ни по какому поводу не печалился.
Несмотря на порой раздражающее поведение, Яне нравился новый родственник, поэтому она сама предложила ему прогуляться до виноградника. Таняша отправилась в булочную, и они остались вдвоем. Яна решила, что теперь можно продолжить ночной разговор, ведь они так и не дошли до главного. Кроме того, если ночью версия Себастьяна выглядела утопично, то утром Яна нашла в ней здравое зерно. Надо провести мозговой штурм и попытаться наметить возможные шаги к установлению истины хотя бы насчет княгини Засекиной. Она же не придуманный персонаж!
Однако очень скоро выяснилось, что никаких конкретных шагов от Себастьяна ждать не приходится. Пыл, вызванный изрядным объемом спиртного, прошел, поэтому сибарит и жизнелюб решил, что лучше оставить все как есть.
– Ну, подумай сама, – убеждал он, – тот русский был в Париже без малого три года назад, бабушку Наташу убили недавно, а княгиня Засекина жила в начале девятнадцатого века. По срокам ничего не сходится, да и вообще… Это был ночной полет моей фантазии, не более.
Слушая его, Яна наконец поняла, что именно ее так раздражало в родственнике. Для Себастьяна главное – собственное спокойствие. Стоило на горизонте возникнуть хотя бы видимости угрозы его беспроблемному бытию, он тут же принимал все возможные меры, чтобы ни в коем случае – даже случайно – не напрячься.
Ей потребовалось немало усилий, чтобы уговорить его выяснить суть запроса по княгине. Пыхтя и поджимая губы, Себастьян согласился.
Прогулка сразу потеряла свою прелесть, и оставшееся до возвращения домой время Яна скупо отвечала на вопросы о Питере, семье и ее собственных планах на жизнь. Себастьян, ждавший фонтана эмоций и собиравшийся получить бесплатный урок современного русского языка, был недоволен, а под конец вообще обиделся.
Ну и фрукт!
Впрочем, туман уже рассеялся, и красоты Прованса в конце концов заставили обоих посвятить последний отрезок пути созерцанию и любованию. Даже в декабре пейзаж не терял красок. Они были не такими яркими, как летом и осенью, но обрели нежность и утонченность.
– Я люблю Прованс, – мечтательно произнес Себастьян.
– Мне кажется, я тоже, – сказала Яна и взяла его под руку.
Не так уж много у нее родственников, чтобы ими разбрасываться.
Надо любить то, что есть.
– Как мило вы смотритесь вдвоем! – услышали они неожиданно и вздрогнули.
Яна оглянулась и увидела Таняшу, резво крутящую педали велосипеда. К багажнику была прикреплена плетеная сумка с торчащим из нее длиннющим багетом.
– А я еду и думаю: что за интересная пара разгуливает?
Вид у нее опять был до того довольный, что, к своему ужасу, Яна осознала: Таняша рада будет выдать ее даже за Себастьяна. А что такого! Испокон веку французы женились на своих кузинах. А они вообще седьмая вода на киселе.
Выдернув руку из-под локтя родственника, Яна кинула на Таняшу предупреждающий взгляд и заторопилась обратно.
Не хватало только этого!
– Доставай из холодильника Oursinade! – крикнула ей вслед Таняша. – Это соус из морских ежей! Подается к рыбе! Сегодня у нас будет лаврак, запеченный с фенхелем над дровами из виноградной лозы!
Яна кивнула, не оборачиваясь, и припустила к дому.
Она не стала подниматься к себе в комнату, а, вымыв руки, поспешила накрыть на стол. Ее радовала возможность хоть как-то помочь Таняше, к тому же после почти двухчасовой прогулки аппетит – вот гад! – снова разгулялся.
Наверху что-то стукнуло. Яна прислушалась. Наверное, забыла закрыть окно после ночного визитера.
– Разбери, пожалуйста, продукты, а я пока переоденусь, – немного устало сказала Таняша.
Лестница под ее шагами заскрипела.
– Я готов помочь, – заявил Себастьян, появляясь из туалета.
«Я всем дома помогаю есть котлеты», – вспомнились Яне слова детской песенки.
– Тогда скажи, что нужно для приготовления лаврака.
– Ничего. Все уже готово во дворе.
– А рыба?
– Замаринована. Я видел на террасе. А ты знаешь, что у лаврака несколько названий? В Испании эту рыбу называют «лубина», то есть морской судак. У итальянцев название звучное – «бразино», или морской окунь. Ну а в России он известен как «сибас» от английского sea bass, укороченного для удобства. Смешно, правда?