Неужели родители догадались, что дочка выросла?
Стараясь не производить шума, Яна быстренько умылась и легла. Нога почти не болела, но сон все равно не шел. В голове вертелся разговор с Бехтеревым.
Как ни странно, Савва воспринял ее рассказ серьезно. Ей даже показалось, что, услышав про Талейрана и русских потомков, он не удивился. Как будто предполагал нечто подобное. Вдохновленная его реакцией, она рассказала про Таняшу и ее сестер, а заодно и про мерзавца Николя.
Про последнего Бехтерев слушал с особенным интересом и – как ей показалось – даже с удовольствием.
Она так этим впечатлилась, что поведала заодно и о семистах тысячах евро, которые Таняша отдала ей, несмотря на стойкое сопротивление с Яниной стороны. Оказывается, так было задумано с самого начала: передать семье Шум деньги, вырученные после продажи дома ее прадеда.
– Мы положим деньги сразу на карту российского банка. У тебя есть счет? Отлично!
Таняша успела провернуть операцию как раз накануне отъезда Яны и была очень довольна собой.
– Деда твоему папе я уже не верну, так пусть хотя бы его наследство вам достанется. Не представляешь, насколько легче мне станет.
С этим спорить было трудно. Яна и не стала. Просто крепко обняла свою замечательную бабушку.
Зачем она рассказала о деньгах Бехтереву, было не совсем понятно. Вряд ли это имело отношение к истории со слежкой.
Покрутив и так, и этак, она решила, что излишняя откровенность – следствие доверия, которое она испытывает к Бехтереву с того самого момента, как он взял ее за руку и повел в машину. Рука была такая надежная, что она смогла сдержаться и не голосить от ужаса. Просто психотерапевтическая какая-то. И сегодня, когда он ее нес, она снова это почувствовала. В смысле, терапевтический эффект.
Было и еще кое-что. То, что Савва привез ее в свою квартиру, поначалу навело на мысль, что там он начнет… Нет, не приставать! В этой роли его представить трудно. Такому, как Бехтерев, вообще нет нужды к кому-то приставать. Скорее наоборот. Но ей подумалось, что некоторые шаги к сближению все же последуют. Однако ничего не последовало. Даже когда они остались одни и ничего, кажется, не мешало.
Даже обидно немного стало, и, конечно, тут же напросился вывод, что она ему по-прежнему безразлична. Но потом…
Не дура же она, в конце концов! Пусть опыт общения с мужчинами у нее мизерный, она в состоянии понять, как смотрит человек. Даже не понять, а почувствовать. У каждой женщины это в генах заложено.
Так вот. Бехтерев смотрел именно так, как бы ей хотелось. Наверное, то, что никаких телодвижений в ее сторону он не сделал, вовсе не о равнодушии говорит.
Может быть, она все придумывает, но ей почему-то кажется: пока они не справятся с главной проблемой, никаких романтических отношений он затевать не будет. Бехтерев просто такой человек. Не позволяет себе отвлекаться.
Какой же он все-таки замечательный! И какая она молодец, что решилась обратиться к нему за помощью! С этой мыслью Яна умостилась на кровати поудобнее и заснула.
Было бы странно, если бы ей снова не приснился чудной сон.
Чья-то рука, которую она видит со стороны, пытается открыть низкую дверь. Дверца давно заржавела и отворяться не желает. Рука напрягается, дергает и, наконец просунув в узкую щель какую-то палку, открывает проход. Яна видит темное помещение, заставленное непонятными вещами: скамейками, сложенными друг на друга, поломанными рамами от картин, пустыми ведрами. В углу стоит перевернутый чан. Яна не видит того, кто открыл дверь, но следует за ним. А он уверенно идет к дальней стене каморки. Рука шарит по ней, пытаясь нащупать что-то между почерневшими от времени кирпичами. Яна видит, как рука вынимает один из них и ныряет в глубь отверстия. Стоя у кого-то невидимого за спиной, она испытывает странное волнение, уже зная, что именно достанет незнакомая рука. Яне очень страшно, но она не уходит. Или не может уйти?
Она видит, как из отверстия сначала сыплются пыль, обломки кирпичей, и ждет главного, того, ради чего они сюда пришли. Но незнакомец вдруг резко оборачивается и тычет в нее палкой. На ее конце круглая металлическая болванка. Яна вскрикивает от страха и отшатывается…
Хорошо, что она лежала, уткнувшись лицом в подушку, иначе на крик точно прибежали бы родители.
Яна села на кровати и потерла холодный лоб. Она сходит с ума. Никак иначе объяснить дурацкие сны невозможно. Хорошо, что она никому о них не рассказывала, а то давно бы уже… того… в психушку упекли.
И вообще, что это было? Откуда сюжет?
Яна легла и уставилась в потолок.
Что она видела? Собственно, догадаться несложно. Тайник, в котором спрятано то, что ищет ее преследователь, а теперь и они с Бехтеревым. Причем во сне она точно знала, что именно они найдут. Документ, скрепленный красной сургучной печатью, и еще что-то, не менее важное. Какую-то вещь, спрятанную в небольшом ящике.
Не такой уж он и дурацкий, этот сон. Непонятно только, откуда такие детали?
Где находится дверь? Чей это дом?
А вдруг один из тех, что отмечены на карте?
Вскочив, Яна закружила по комнате.
Сны не возникают ниоткуда. Они говорили с Саввой, вот ей и приснилось. Как бы продолжение разговора и ее собственных размышлений!
Даже сон можно считать подсказкой. А, собственно, почему нет? Бывают же озарения! Она могла видеть эту дверь в Дылицах, когда с подружкой, живущей неподалеку от дворца, ходили туда гулять. Потом забыла, разумеется, а во сне вспомнила. Ну конечно! Вполне научно обоснованная версия!
Во-первых, это следует проверить, и немедленно. А во-вторых, наверное, она все-таки не сумасшедшая. Если разыщет тайник, то убедится в своей абсолютной вменяемости.
Завтра же она отправится в Дылицы. Гатчинский район совсем близко. Хорошо, если бы с ней поехал Савва. Но об этом и мечтать не стоит. Это у нее каникулы начались, а у него работа.
Впрочем, чего она боится? Кто может знать, что она туда поедет? Тот, кто следит? Вряд ли он будет преследовать ее ясным днем, к тому же она попробует его обмануть и выйти незамеченной. Старые дома тем и хороши, что в каждом есть черный ход.
Она не может откладывать. Надо найти эту дверь!
Утром, провожая дочь на репетицию, Савва сказал:
– Ты, кстати, меня удивила вчера. Нормально на Яну среагировала.
– Ничего удивительного, пап. Ты со мной по-хорошему, и я с тобой по-хорошему.
Дина сделала какое-то замысловатое па и, послав родителю воздушный поцелуй, упорхнула.
Савва усмехнулся. Вся в него пошла. Умеет грамотно выстраивать стратегию.
А он сам все-таки болван, каких поискать. Вчера Яна была так близко! Как говорится, хватай и беги. Не схватил и даже попытки не сделал. Решил, что должен заслужить сначала. Помочь, защитить, спасти. Справиться с ее проблемами, а уж потом претендовать на место в сердце.
Умом он понимал, что подобный подход в своем благородстве граничит с идиотизмом и отсылает к пылким юношеским годам, когда именно так он и относился к женщинам. Время внесло свои коррективы и, казалось, навсегда вытравило из него наивность. И вот пожалуйста! Есть в девице Шум то, что не позволяет лезть напролом. Может, дело в том, что она музыкантша, на роялях играет?
А может, он влюбился просто?
Возможно, так и есть, но сейчас он об этом думать не будет.
Он подумает об этом, когда все закончится.
Бехтерев привел себя в порядок, позавтракал и отправился на работу. В обеденный перерыв он позвонит Яне и договорится о встрече. Надо составить план дальнейших действий.
В это время Яна уже садилась в электричку, направлявшуюся в сторону Гатчины. У нее тоже было замечательное настроение. Если повезет, то найти дверь она сможет уже сегодня.
То-то Бехтерев удивится!
Разбор полетов
– Ты дура совсем? – осведомился Бехтерев, когда вечером она отчиталась о поездке.
Яна поджала губы, но грубить в ответ не стала. Все равно съездила безрезультатно, чего оправдываться.
С другой стороны, смотря что считать за результат. Никакой дверцы, похожей на ту, из сна, в Дылицах она не нашла. Хотя после того, как представилась аспиранткой, собирающей материал для диссертации – по дороге придумала, – ей позволили осмотреть все постройки на территории и даже больше: показали документы, содержащие сведения о всех владельцах усадьбы начиная с даты постройки. Никакой Засекиной среди них не значилось. Зато она узнала кое-что, не менее важное: ее преследователь там был, и его запомнили!
– И что, по-твоему, теперь делать? – глядя исподлобья, спросила она.
Савва попыхтел, но все же ответил:
– Искать специалиста.
– Какого специалиста?
– Ну, не знаю… Я в этом не специалист. Прости за… каламбур. Или как там?
– Тавтологию.
– Вот за нее. Посуди сама. Мы говорим о событиях двухсотлетней давности. Это два столетия, если ты не в курсе! Кроме того, дело было во Франции. От нас до Франции…
– Я в курсе. Валенком не докинешь.
– Вот именно.
– Тогда почему он носит с собой карту? Судя по ней, следы ведут в Ленинградскую область. Не очень далеко, согласись.
– Да какая разница, далеко или близко! Что мы ищем?
– Артефакты.
– Как они выглядят, эти артефакты? Документ с сургучной печатью? Уверена? А еще что? Можешь сказать? Нет!
– Савва, мы уже обсуждали это.
– Обсуждали, обсуждали, а потом ты взяла и поперлась в Елизаветино. Какого черта, спрашивается? А если бы он тебя там увидел и кокнул втихую?
– Он был там почти год назад.
– Но он же следит за тобой, забыла? Что, если и в этот раз поперся следом?
– Я была осторожна и по дороге постоянно проверяла.
Бехтерев скосил глаза к носу. Яна заметила, что так он всякий раз обозначает свою очумелость от человеческой тупости.
Ничего, она проглотит все оскорбления, но останется при своем мнении.
– Он уверен, что про артефакты нам ничего не известно, – буркнула она.