Яна кивнула. Савва молчал. Симонов-старший оглядел обоих, решая, стоит ли вмешиваться в эту более чем мутную историю. Конечно, то, о чем они говорят, может стать сенсацией, по крайней мере, в определенных кругах, но можно ли верить всему, что они тут наговорили? Ясно как божий день, что эти милые молодые люди недоговаривают. И очень многое.
Профессор молчал целые две минуты, а потом сказал:
– Надо рассмотреть карту повнимательнее и сравнить с той, что найдем в интернете. Он что-то отметил точками. Интересующие места?
– Мы так считаем, – осторожно ответила Яна, пытаясь понять, согласен Симонов помочь или нет.
– Так, так. То есть ваш таинственный кружит к югу и юго-западу от Питера. Почему?
– Наверное, в этих местах в одном из имений когда-то жила та, которая стала родоначальницей русской ветви.
– Любовница Талейрана, хотите сказать? Ее имени вы так и не назвали.
Симонов глянул на них поверх очков.
– Княгиня Засекина.
– Ну, хоть что-то. Засекины – фамилия известная. Найти информацию будет нетрудно.
– Я попыталась, но ничего конкретного не нашла.
– Вы просто не знали, где искать, – пожал плечами профессор и неожиданно подмигнул. – Княгиня Засекина. Непростая, видать, была штучка!
– Мне казалось, для княгини фамилия звучит слишком простонародно.
– Вы ошибаетесь, Яна. Засекины – древний род, происходящий из ярославских князей. Они – Рюриковичи. Их род занесен в Бархатную Книгу.
– Не слышала о такой.
– «Бархатной» называли родословную книгу наиболее знатных боярских и дворянских фамилий. Была составлена еще в тысяча шестьсот восемьдесят седьмом году.
– Ого!
– Многие знатнейшие русские фамилии на современный слух звучат простонародно. Например, Шапкины или те же Пушкины. Конкретно о той ветви Засекиных, к которой принадлежала ваша княгиня, пока ничего сказать не могу.
– Мой родственник Себастьян Арно работает в университете.
– Он француз?
– Теперь уже да. У нас общие бабушки. Он рассказал, что некоторое время назад в архив университета из России поступил запрос на материалы по Засекиной. Себастьян считает, поступил как раз от того, кого мы ищем.
– Так вот откуда известна фамилия. И хотя это всего лишь предположение, установить, как именно Засекина была связана с Талейраном, можно. Мы тут тоже не лаптем щи хлебаем.
– Себастьян обещал выяснить, что за документы были отправлены по запросу, и прислать.
– Отлично. Помощь коллег никогда не помешает. Но меня смущает другое. От вашего конкурента вы отстаете даже не на шаг, а на целых два. Он точно знает, что именно ищет. У вас лишь предположения. Кроме того, он следует плану, а вам приходится действовать вслепую. Значит, рискуете опоздать.
Савва почувствовал раздражение.
Ишь ты, какой умный! Можно подумать, сами они об этом не догадываются!
Разумеется, вслух он сказал совсем другое:
– Совершенно верно, профессор. Поэтому мы и обратились к вам. Нужна информация, которая доступна только специалистам. И как можно быстрее.
– Понимаю.
Симонов-старший побарабанил по столу костяшками пальцев.
Яне показалось, он собирается им отказать, и заторопилась:
– Конечно, мы действовали вслепую, но кое-что все-таки успели выяснить.
Профессор скептически изогнул бровь, и она почувствовала себя задетой. Ее спина выпрямилась, глаза блеснули, а щеки слегка покраснели.
Савва взглянул и невольно залюбовался. Ишь ты какая!
Симонов тоже заметил изменения и слегка улыбнулся:
– Можете смело называть меня Андреем Леонидовичем.
– Спасибо, Андрей Леонидович. Мы выяснили, что означают точки на карте, точнее, что находилось в этих местах в восемнадцатом и начале девятнадцатого века. Все пригодные земли принадлежали нескольким дворянским родам, которые построили там свои дворцы.
– Насколько я в курсе, вокруг столицы народ строился охотно, желающих было не счесть.
– Да, много. Причем почти все усадьбы сохранились, хотя находятся в разном состоянии. В некоторых сейчас музеи, в других учреждения, третьи пустуют.
– Он решил обследовать все?
– Мы так считаем. И начал с имения Нессельроде, которое отмечено на карте под номером один.
– Не помню, чтобы у Нессельроде в том краю было имение.
– Было. В Елизаветино. Точнее, в Дылицах.
– Хотите сказать, что в свое время им владел Карл Нессельроде?
– Его жена Мария Дмитриевна.
– Как удалось выяснить?
– В двухтысячных имение перешло в частную собственность. Сейчас там отель. Ну и сдают помещения под мероприятия. Мне показали документы. Собственников было несколько, но с января тысяча восемьсот двенадцатого до конца двадцатого года им владели Нессельроде. Я залезла в интернет. Имение было подарком невесте к свадьбе.
Симонов взглянул на Яну с некоторой долей уважения:
– А вы умеете складывать два и два. Молодец. Сориентировались. Нас интересует именно этот период. Он там побывал? С чего вы взяли?
– Его там видели почти год назад.
– Даже так? – удивился Симонов. – Тогда почему вы не потребовали видеозаписи? Наверняка камеры там есть. Не догадались?
– Ну, во-первых, никто бы нам записи не дал, – вмешался уязвленный Бехтерев, – а во-вторых, их хранят от силы месяц.
– Тогда как вы про него узнали?
– Его застукала охрана, когда он пытался спрятаться и остаться в здании после закрытия.
– В таком случае его должны были сдать в полицию.
– Должны, но не сдали. Отговорился, что потерялся в пространстве, вот они и пожалели инвалида.
– Инвалида?
– Ну да. Я забыла сказать: он сильно хромает. Потому его и запомнили.
Услышав это, Симонов насторожился.
– Хромает. Хромает, – несколько раз повторил он задумчиво и вдруг вскинул на посетителей заблестевшие глаза: – А вы в курсе, что Талейран был хромым с детства?
– Слышали, – мрачно ответил Савва. – Упал с комода по нянькиному недосмотру.
– С какого комода! Ерунда все это! Хромота была наследственной. Его родной дядя тоже имел вывернутую ступню.
– Думаете, такое возможно, чтобы болезнь передалась через двести лет? – спросила Яна и прикусила губу.
– А почему нет? Хотя наверняка она передается не всем. Выборочно, так сказать. Но сам факт может указывать на то, что интересующий нас человек считает себя прямым потомком Талейрана.
Савва заметил, что профессор уже дважды произнес «нас», и решил – это хороший признак. Значит, не откажется помочь.
– Но вы сказали, что он побывал не только в Дылицах. Где еще?
– Вот здесь и здесь, – ткнула пальцем в карту Яна.
– Он что, всюду засветился?
– Просто отметил эти места дополнительным крестиком. Видите? Правда, неясно, когда это было. Месяц назад? Год? Или больше?
– Однако раз все еще носит с собой карту, то места обследованы не до конца. Другим словами, он мечется, но не находит того, что ищет, иначе давно угомонился бы.
– Мы тоже считаем, что поиски пока успехом не увенчались, иначе перестал бы следить за Яной.
Симонов пристально посмотрел на Бехтерева:
– Это был бы наилучший для вас вариант, да?
Савва пожал плечами и промолчал. Если углубляться в эту сторону, то можно договориться до того, чего профессору знать необязательно. Главное, чтобы Симонов помог с теорией вопроса, а втягивать его в практические действия они не собираются.
Андрей Леонидович понял, что вопрос был лишним, хотя у него на языке вертелось еще десятка два. Надо набраться терпения, и постепенно все выяснится само собой. Этот Савва Ильич явно не промах, а девочка вообще просто огонь.
И чего Сашка все с какими-то обормотками встречается?
Надо ему намекнуть.
– Ну что ж, молодые люди. Постараюсь вам помочь. Как я понял, дело серьезное, и даже очень, так что можете на меня рассчитывать.
Яна чуть не бросилась профессору на шею. Постеснялась. Консерваторка все же.
Савва пожал профессору руку.
– Как только что-то выясню, ждите сигнала, – заверил Андрей Леонидович.
Утренние заботы
Они со Стариком не любили засыпать с кем-то рядом. Спящий беззащитен, а значит, уязвим. Никто не должен видеть его беспомощным.
Даже Доротее приходилось после ласк и долгих разговоров удаляться к себе в спальню. Впрочем, она не сердилась на Старика, ведь ей всегда было чем заняться. Молодые и не слишком любовники в избытке толпились у трона влиятельной женщины. Старик знал о ее слабостях, но смотрел на подобные шалости снисходительно. И вовсе не потому, что чувствовал себя немощным. Просто был уверен: мимолетные увлечения ничто по сравнению с духовной и интеллектуальной близостью, даже слиянием, которое было у них с Доротеей!
Просыпаться в одиночестве стало привычкой, перенятой у Старика, и Он никогда ей не изменял. До сегодняшнего утра.
Осторожно повернувшись, Он посмотрел на спящую Наташу. Длинные ресницы подрагивали. Светлый локон упал на щеку. Нежные губы чуть приоткрылись.
Он приблизил к ним лицо, чтобы поймать ее дыхание.
Чистое, как у ребенка.
Вчера ноги сами принесли его к ней. Пекарня уже не работала, но магазин был открыт до десяти вечера. Он словно почувствовал, что Булошница будет там и одна.
Поднявшись по ступеням, Он отворил дверь. Колокольчик над входом звякнул, и она повернула голову.
Наверное, вид у него был ужасный, потому что Булошница широко распахнула глаза и посмотрела испуганно.
– Наташа, простите, – произнес Он и прислонился к стене.
Вдруг закончились силы и стало трудно дышать.
Дальнейшее Он помнил смутно. Не потому, что после произошедшего чувствовал себя плохо. Просто захлестнули чувства, и с такой силой, что Он совершенно потерялся во времени и в пространстве. Растворился. Исчез.
И вот теперь впервые Он проснулся рядом с человеком, который еще вчера был чужим и опасным.
Впрочем, опасность не просто не исчезла, а стала больше!
Теперь, когда она так близко, хватит ли у него сил оторвать ее от себя?