Они собираются травить его собаками?
Он стал лихорадочно запихивать в ковчег диадему и письмо. Нужна всего минута, чтобы спрятать свое сокровище!
Всего минута!
Он успел сунуть шкатулку в тайник и закрыть его.
Помоги мне, Старик! Мы же одно целое!
По лестнице уже бежали преследователи.
Они думают, что сейчас поймают его! Кретины!
Он сдвинул лист фанеры, за которым была спрятана дверца, открывавшая путь на волю, и нырнув в нее, стал спускаться по деревянной лестнице. Через мгновение замок за ним защелкнулся.
Они не могут поймать его. Старик не допустит.
И Он знает, куда пойти.
Дверь в булочную открылась почти бесшумно. Он успел подхватить колокольчик над входом. Тот пискнул тихонько и замолк. Продавщица ему на удачу стояла спиной, укладывая на полку хлеб. Он проскользнул в коридорчик и вошел к Наталье. Она что-то печатала на компьютере. Подняла глаза, заулыбалась. Ямочки сверкнули и погасли.
– Ты? Вот не ожидала! Случилось что-то?
Он шагнул к столу и приложил палец к губам:
– Не шуми. Мне нужно выйти через черный ход. Ключ у тебя?
Наташа непонимающе похлопала ресницами и стала похожа на овцу. Он сжал зубы. «Какое счастье любить дуру, – сказал однажды Старик. – Неужели ошибался?»
– Я не понимаю… Куда? Зачем?
Он шагнул к столу и лихорадочно обвел его взглядом:
– Наверняка он валяется тут… Быстрее!
Булошница все не могла взять в толк, чего ему надо. Смотрела в лицо и мелко трясла золотыми кудрями.
Ключ был засунут в настольный органайзер. Он выхватил его из кучи карандашей, и тут Наташа вцепилась в него обеими руками:
– Что случилось? Я не понимаю! Почему ты здесь?
Он хотел оттолкнуть, но она держала крепко и все смотрела снизу вверх невозможно голубыми глазами.
Не говоря ни слова, он дернулся еще раз, сильнее, и тут же услышал за спиной треньканье колокольчика. Они уже в магазине! Еще мгновение, и будет поздно!
Он схватил Наташу за локти, дернул на себя и, завернув ее руки назад, быстро вытолкнул в коридор. Дверь в служебные помещения Он закрыл, значит, шанс есть.
Толкая Булошницу в спину, он двинулся к запасному выходу, но передумал и свернул к туалету. Если у запасного засада, то про окно в туалете им вряд ли известно. Оно довольно высоко, но спрыгнуть можно прямо в мусорный контейнер. Если повезет и там окажется много мусора, его не услышат. Лишь бы Булошница шум не подняла. Он скосил глаза. Наташа тяжело дышала, ноги плохо ее слушались. Еще немного – и грохнется в обморок. Ну и пусть, так даже лучше. Он запихал ее в узкое пространство туалетной комнаты и сунул в угол. Она почти свалилась за унитаз, но сумела удержаться и снова схватилась за него.
– Ты с ума сошел? Что ты делаешь?
– Заткнись!
– Господи! Да что? Что такое?
Он взглянул белыми от бешенства глазами и ударил наотмашь. Опрокинувшись, она стукнулась головой о кафельную стену и вскрикнула. Негромко, но ему показалось – на весь магазин. Он стремительно бросился на нее, навалился и стал зажимать рот. Она не давалась, мотала головой и все норовила крикнуть. Не раздумывая больше ни мгновения, Он сжал ее горло. Наташа судорожно задергалась, засучила ногами, пыталась оторвать от себя его руки. Но Он все давил и давил, чувствуя ее беззащитную шею и ощущая поднявшийся из глубины безумный, бешеный восторг. Ощущение было таким сильным, что Он продолжал давить, даже когда Булошница прекратила дергаться и обмякла. Наконец Он оторвался и посмотрел на свои руки. Они даже не дрожали, только были влажными от пота Булошницы. Он вытер ладони о джинсы и с ненавистью взглянул ей в лицо.
Какая же она отвратительная с этими вытаращенными глазами и посиневшими щеками! Наконец-то Он избавился от своей глупой зависимости. Он свободен.
Теперь пора.
Встав на крышку унитаза, Он дотянулся до рамы и повернул ручку. Тугой холодный воздух вломился в открытое окно, ударил в лицо и заставил на мгновение закрыть глаза. Как будто холодная старческая ладонь дала пощечину.
«Что возишься?» – услышал он яростный крик Старика и заторопился.
Взобравшись на подоконник, Он посмотрел вниз. Контейнер открыт, но прыгать придется с высоты двух метров. Хорошо, что ящик почти доверху забит мешками.
Перевалившись через край, он упал в контейнер, успев услышать позади шум от рвущих дверь туалета рук.
Ухватиться за стенки контейнера оказалось не так легко. Слишком глубоко провалился, почти до самого дна. Тянуться пришлось несколько секунд. Это чуть не стоило ему провала. Но Он все же дотянулся и, сжав зубы, перелез через грязный борт. В то мгновение, когда Он сделал первый шаг к забору, за которым начиналась улица, сверху раздались крики. Они не остановили, а лишь придали ускорения.
И все бы хорошо, если бы не нога. До сих пора она не мешала, но, перейдя на бег, Он сразу понял, что двигается слишком медленно. Форы ему не дадут, поэтому увеличить шансы может только чья-нибудь машина, если вдруг окажется поблизости.
И тут судьба улыбнулась ему снова. Завернув за угол, Он увидел, как, распахнув дверцу, в маленький «Фиат» усаживается полнотелая мадам. Отчаянный рывок дался непросто, но он успел.
Мадам даже усесться как следует не успела. Подскочив, Он выдернул ее из салона и отшвырнул так, что, пробежав пару шагов наискосок, тетка грохнулась на асфальт.
Пока она не пришла в себя и не заорала, Он сел за руль и, захлопнув дверцу, нажал на газ. «Фиат» взревел и рванулся с места.
Все. Теперь им его не взять.
Однако это было еще не все.
Звуки сирен, которые прекратились, как только он выехал на Лиговский, через три квартала вдруг усилились снова.
В панике Он посмотрел в боковое зеркало. Он же оторвался? Откуда их так много?
Он продолжал ехать прямо и никак не мог решить, куда свернуть, чтобы уйти от погони.
На него словно ступор напал.
Старик! Где же ты?
Внезапно Он вспомнил: в поисках места, где Засекина могла спрятать ценности, обследовал усадьбу Демидовых в переулке Гривцова и был поражен тем, что в самом центре города, в двух шагах от Мойки, стоит великолепный даже в мерзости запустения дворец. С улицы он не виден и попасть в него можно, только если знаешь, куда идти.
Дворец закрыт, но иногда туда забредают экскурсии, чтобы полюбоваться металлическими лестницами и колоннами ионического Ордена.
Засекина гостила там, и подолгу. Но на свой последний бал уезжала не из него.
Когда это выяснилось, Он долго жалел о потраченном впустую времени.
А зря.
Решение было принято мгновенно. Его преследователи не ожидали подобного финта и не сумели перестроиться.
Он промчался по Казанской, не доезжая переулка, свернул во двор и выскочил из машины, оставив ее прямо перед воротами.
Он сумеет пройти дворами, петляя и путая следы.
При каждом шаге нога отзывалась резкой болью, но Он приказал себе не обращать на нее внимания. Этому научил его Старик.
Он не стал подниматься по лестнице, ведущей на второй этаж по внешней стороне здания, а двинулся сразу к центральному входу.
На двери висел замок, но две из четырех частей полотна были выбиты, а потом заменены листами древесно-стружечной плиты.
Он присел и надавил плечом. Прогнившая плита треснула. Он выбил весь кусок и пролез внутрь.
По-настоящему спрятаться тут негде, но переждать до темноты можно.
А темнота уже спускается на город.
Перекрытия в доме давно прогнили, но с первого этажа на второй и третий вели сохранившиеся боковые лестницы. Он стал осторожно подниматься, надеясь найти сухой угол, в котором можно просидеть пару часов.
Через несколько минут Он был уже наверху и остановился, чтобы прислушаться к звукам, доносившимся с улицы.
Тихо.
Здесь в самом деле было теплее, чем внизу. Или ему так казалось?
Надо постараться не думать о холоде, а сосредоточиться на плане действий.
Он сел в углу и прислонился к стене. Ничего. Он справится. Всегда справлялся.
Только одна мысль не давала ему покоя: цел ли тайник.
Если они добрались до ковчега…
Нет! Он не будет думать об этом. Сейчас главное – уцелеть и выбраться из этого насквозь промерзшего города.
Телефон Он выбросил, как только выехал из Гжатска, чтобы не отследили. Часов вообще никогда не носил, поэтому понять, сколько прошло времени, было трудно.
Примерно шесть вечера. Как же холодно! И ужасно сыро. Завтра нога отомстит ему за такое отношение.
Завтра. Оно обязательно должно наступить.
– Tu te trompes, – вдруг услышал Он и вскочил.
Он ошибся? Но где? В чем?
– Кто тут? – прошептал Он.
Голос дрогнул.
Он постоял немного, не двигаясь.
Почудилось.
Осторожно ступая, Он подошел к краю обвалившегося перекрытия и посмотрел вниз.
Черт! Уже глюки начались. Это от перенапряжения. Это пустяки. Это пройдет.
– Tu te trompes, – повторил кто-то за спиной.
Он резко повернулся и увидел, как от черного прямоугольника окна вдруг отделилась и шагнула к нему тень.
– Старик?
От неожиданности Он отшатнулся, взмахнул руками и, не удержавшись, стал падать.
Он еще пытался зацепиться за что-то.
Но было не за что.
Он упал на груду разбитых кирпичей и остался лежать.
Кровь медленно вытекала из разбитой головы, но на черном полу ее было почти не видно.
Дома у Бехтерева
Водка у Бехтерева водилась всегда, а закуску пришлось сооружать на ходу.
Хорошо, что Дина регулярно пополняла холодильник, и не только безглютеновыми хлебцами. Яна быстренько нарезала колбасу и сыр, потом, поразмыслив, достала из морозилки пельмени и поставила под них воду.
– Хлеба нет, – сообщила она Савве, когда он вошел с банкой соленых огурцов.
– Сейчас у соседей раздобудем. Завтра вернем с процентами.
– Испугаешь людей своими бинтами.
– Фигня. Они и не такое видали. Ты сама, главное, не напрягайся. Переломов нет, но все же лишние движения ни к чему.