Так, теперь звуки. Картина сложная. Слышу глубокое дыхание. Это, наверное, мастер Джон. Больше некому. Похоже, он спит. И это средь бела дня? У людей такого вроде бы не заведено. Так. А что там так подрокотывает? Урчит как-то… Совсем тихонько… Кто производит это мягкое мурчание, пока остается для меня полной загадкой. Может быть, морские свинки? Вдруг кто-то засвистел. Причем не один кто-то, а целых два. Свист был двухголосый и при этом, как бы поточнее сказать, слитный. Будто кто-то пытался высвистеть мелодию, но у него не получалось. Кошмар. Наверняка это морские свинки безобразничают. Энрико и Карузо. Отсюда, методом исключения, я делаю вывод, что урчание исходит от сэра Уильяма. Вот уж не подозревал, что коты могут производить такие приятные звуки.
Теперь пора как следует оглядеться. Так, моя клетка стоит на полке. Причем на какой! На книжной! Вокруг меня были одни сплошные книги! И слева, и справа, и сверху, наверное! Я попал в настоящее книжное царство! И ключ к этим сокровищам — у меня в лапах! Мой заветный карандаш! Я буквально захлебнулся от счастья! Ну надо же, как мне повезло! Какая удача! Какое…
Стоп! Что это там такое? Мой инстинкт подавал сигналы тревоги! Урчание! Урчание прекратилось! Я сжался в комок.
И тут я уловил новые звуки. С трудом, но уловил. Чьи-то мягкие шаги. Очень-очень мягкие. Словно кто-то ступал по нежнейшему ковру. Звуки доносились из соседней комнаты. Они приближались. Чья-то невидимая лапа легонько толкнула дверь в мою комнату. Незнакомое существо проскользнуло в щель. Я уже почти догадался, кто это был. Медленно и осторожно я подобрался к самой решетке своей клетки и посмотрел вниз. Ой, елки-хомки! От страха лапы у меня налились свинцом.
Я так и знал. Сэр Уильям. Собственной персоной.
Такого здорового чернущего котяру я в жизни своей не видел! Кот смотрел на меня немигающими зелеными глазами. И в этих глазах я прочел: «Если я захочу, от тебя мокрого места не останется!» Постояв какое-то время, сэр Уильям развернулся и, сохраняя достоинство, неспешно покинул помещение, победоносно держа хвост трубой.
С трудом оправившись от пережитого шока, я кое-как доплелся до своей избушки. У меня уже не было сил говорить себе: «Спокойно, без паники, Фредди!» Оснований впадать в панику у меня и в самом деле не было. Железные прутья моей клетки даже такому коту были все-таки не по зубам. Так что до тех пор, пока я сижу здесь, мне ничего не грозит. А вот если выйду наружу, то может не поздоровиться!
Вывод один. Я обречен. Мне придется весь остаток жизни провести в заточении. Прощайте, мои книжечки! Никогда я не увижу больше ни одной буквы!
Это было ужасно. Чудовищно. Страшно. Черная тоска опять завладела моим сердцем. У меня прямо лапы опустились. Я сидел и бездумно смотрел в пространство. Казалось, что я впал в зимнюю спячку.
Сколько времени я так просидел, не знаю. Очнулся я от каких-то странных звуков. Они раздавались где-то совсем близко от меня. Что бы это значило? Надо все-таки разобраться. Собрав последние силы, я выполз из домика.
Мастер Джон. Достает книжки с полки и засовывает их в свой кожаный портфель.
— Хэллоу, Фредди!
Хэллоу, хэллоу…
— Ну что, пообвык?
Он посмотрел на меня смеющимися глазами, помахал рукой и вышел из комнаты. Через какое-то время я услышал, как захлопнулась входная дверь. Потом до меня донеслось знакомое бряканье. Мастер Джон, судя по всему, достал ключи и запер квартиру. Через секунду послышались удаляющиеся шаги. Мастер Джон куда-то отправился. Черная тоска подступила ко мне с новой силой. Я уже собрался пойти к себе в домик, но в этот момент услышал пение.
ГЛАВА 10
Вернее, то, что я услышал сначала, пением назвать было нельзя. Это были уже знакомые мне пересвисты. Чуть погодя грянула песня. Отчаянно деря глотки, Энрико и Карузо пели что-то такое чудовищное!
Плевали мы на все с высокой вышки,
Не надо нам ни семечка, ни шишки!
Еда сама придет сюда, как только свистнем!
И потому мы с братцем никогда не киснем!
Мы только песни все поем,
И говорим о том о сем,
И не горюем ни о чем!
С чего же горевать Энрико и Карузо,
Когда у них всегда набито пузо?
Такое вот веселое свинячество,
Милее нам, чем скучное хомячество!
Таскать в нору по зернышку, по крошечке,
Мечтать зимой о свеженькой картошечке,
Нет, это не для нас такая песня,
Нас не заставишь землю рыть, хотя тресни!
Нужна такая жизнь, как хвост хомячий,
И не приносит это радости, тем паче
Что —
Мы плюем на все с высокой вышки,
Готовы просвистеть и семечки, и шишки,
Еда сама найдет Энрико и Карузо,
Чтобы могли они набить потуже пузо!
Я аж подпрыгнул на месте, «Скучное хомячество!» «Хомячий хвост!» Что это они себе позволяют?! Какое нахальство! Это чтобы я, золотой хомяк, слушал такое! И от кого? От каких-то записанных морских свинок! Совсем зарвались! Ах, какие мы свободные и независимые! Я весь кипел от ярости и негодования. Выливают на тебя ушат грязи, вбивают тебе в голову свои жизненные принципы, а ты сиди и слушай! И ведь что самое ужасное?! Если им захочется, они будут меня долбать своей песней с утра до ночи! А мне от этого никуда будет не деться!
И тут у меня не выдержали нервы. Я сорвался. В каком-то полубезумном состоянии я выкатил свой карандаш, вставил его в замок, щелк — дверца отворилась, и я полез очертя голову вниз. С полки на полку, с полки на полку, вот уже и пол. Так. Теперь вперед. Я должен сказать этим проклятым морским свинкам все, что я о них думаю. Такого нахальства я не потерплю!
И тут на моем пути возник сэр Уильям.
Он навис надо мною как огромный утес высотою с приличный дом. Фигурально выражаясь, конечно. Это я хочу, чтобы люди могли себе представить, каким видится кот такому не очень крупному зверю, как хомяк. А ведь сэр Уильям был не просто кот, а целый котище! Картина очень даже впечатляющая. Гигантский черный кот и я, золотой хомяк. Так сказать, лицом к лицу.
В такой ситуации мы, хомяки, что можем сделать? Вариант первый. Можно шмякнуться на пол, вытянуть лапы, закрыть глаза и сделать вид, что ты умер. Этот вариант я решительно отмел и отдал предпочтение второму. Я встал в стойку, выпятил грудь колесом и раздул щеки, как только мог. Смысл этой художественной фигуры заключался в том, чтобы придать себе величественные пропорции и намекнуть противнику, что он, мол, не на того напал. Сэр Уильям правильно понял мой намек. Он остановился, а потом даже сел. Это придало мне уверенности и подстегнуло к решительным действиям. Я поднадул еще щеки и пробасил:
— Слушай сюда, милый кот! — Я чувствовал, меня понесло. — Если тебя вообще еще можно назвать котом, поскольку я очень сомневаюсь, что у тебя осталась хоть капля котового достоинства…
Сэр Уильям сузил глаза и поднялся. Ко мне опять вернулось ощущение, будто я стою перед огромным доминой. Возникла пауза. Сэр Уильям внимательно смотрел на меня.
— И что ты так пыжишься? Тоже мне, пыжик нашелся. — Голос его звучал на удивление мягко. — Хочу дать тебе один полезный совет. Не надо изображать из себя Рэмбо, а то сейчас лопнешь. Это во-первых. А во-вторых, позволю себе сделать одно замечание по поводу достоинства. Если ты намекаешь на то, что я кастрирован, то неплохо бы тебе знать, детка, что кастрированные коты — это окультуренные коты и потому самые благородные. Элита, так сказать. Но это так, к сведению. Послушай, долго ты еще собираешься стоять тут с выпученными глазами? Давай лучше поговорим, как цивилизованные существа, без всяких этих штучек.
— Уффф, — выдохнул я.
— Ну, вот так-то лучше, — с легкой ухмылкой сказал кот. — Фредди, я так полагаю?
Я кивнул.
— А ты Уильям?
— Сэр.
— Чего?
— Сэр Уильям, с твоего позволения. И попрошу называть меня полным именем. Сэр Уильям. Запомнил?
Ну, сэр так сэр. Хоть сыр. Мне все равно, как тебя называть. Только зачем так важничать? Я ведь тоже, между прочим, не хвост хомячий. Надо было мне представиться по всей форме. Фредди Ауратус, хомяк золотой. Ну да ладно. Теперь уже поздно. Не буду заводиться по пустякам. Надо радоваться тому, что я вообще остался в живых.
— В повседневной жизни я предлагаю обходиться без формальностей и обращаться друг к другу на «ты», так, как это принято в животном мире.
Ну спасибо, ваше сиятельство! Облагодетельствовал! Еще неизвестно, хочу ли я, чтобы мне тут всякие тыкали! Терпеть не могу таких высокомерных типов! Впрочем, нельзя быть таким неблагодарным. Их сиятельство действительно проявило по отношению ко мне благородство. Ведь все могло кончиться совсем по-другому. А так я жив, здоров и, главное, — свободен! Потому что я теперь могу беспрепятственно покидать свою клетку, не рискуя быть съеденным этим каст… Пардон. Не рискуя попасть на обед к сэру Уильяму.
— Да, и кстати, прими поздравления!
— Поздравления? С чем?
— С тем, что тебе удалось открыть клетку. Я не знаю случая, чтобы грызуны могли справиться с такой сложной задачей.
— Благодарю, — сказал я, стараясь сохранять невозмутимость и достоинство, хотя, надо признаться, я был весьма польщен.
— Ну, а теперь пора тебя представить другим обитателям нашей квартиры.
Представить другим обитателям?
— Представить этим мерз…
Сэр Уильям смерил меня стальным взглядом, который подействовал на меня как холодный душ.
— Эее… То есть я хотел сказать, что, может быть, не стоит беспокоиться? Нельзя как-нибудь без этого обойтись?
— Нельзя, — отрезал сэр Уильям. — Потому что они равноправные члены семьи, к которой теперь принадлежишь и ты. Они тебе понравятся. Ты ведь слышал, как они только что пели? Забавная песенка, не правда ли? Они хорошие ребятки, хотя и большие шутники. Артисты! Любят повеселиться, других повеселить и всегда в хорошем настроении. Так что с ними вполне можно ладить. Вот только аромат от них исходит… Хм… резковатый.