Кажется, что для каждой ступеньки нужно десять минут. Руками в варежках не за что ухватиться. Я спросил Фреда, что он думает по поводу восхождения с шестом для палатки. «Ты меня не заставишь использовать его на таком льду», – ответил он. А Хайрам (только подумайте) заявил: «Тот, кто несет кол от палатки, вообще не должен рубить ступени». Но все продолжалось как раньше. «Склон становится более пологим», – произнес Доктор. Так оно и было. Потом я засыпал его вопросами об этом, пытаясь со смехом подловить его на обещаниях. «Смотри, впереди скалы, вершина хребта», – сказал Доктор. Да, действительно. «Спасибо вам, спасибо вам», – повторял я, будто это была заслуга Доктора. «Я просто восхищен, как вы прошли этот склон», – восклицал я. И я по-прежнему восхищаюсь, несмотря на все предыдущие написанные мной недоброжелательные страницы.
30 августа. [Вечер.] Зенит впереди внезапно окаменел, превратившись в большую розовато-желтую полосу камня, закрывая видимость, подобно тому, как оглушает удар грома. Доктор сбросил свой рюкзак и побежал, бормоча на ходу указание устроить лагерь на первом же плоском месте.
Там, где черный гребень, ведущий к вершине розовых утесов, должен был выполаживаться, все оказалось абсолютно отвесным.
В палатке все молчали. Интересно, кто-нибудь признался самому себе, что мы потерпели поражение, или они сделают это только тогда, когда сами убедятся? И насколько Доктор теперь уверен, что проведет ночь на вершине? Похоже, что цыплята еще одного его выводка выклюнулись мертвыми.
Фред мрачный. Хайрам занимается примусом. Барометр застыл на отметке 10 800 футов.
Доктор только что вернулся в палатку после долгой медитации. «Никогда, никогда, – торжественно объявил он, – я не видел ничего более прекрасного». Похоже на него! Дух Севера, подобно Моисею, высек воду из скалы. Но он прав, я это видел. Ковер из облаков не покрывал запретной тундры, туман не смягчал острые выступы этих полярных вершин, только тусклая красная дымка искажала глубины мироздания, предупреждая, что они, мы и жизнь принадлежим, в конце концов, разным мирам.
Прошлой ночью я пытался заглушить свой страх с помощью софистики. Теперь скажу честно. Я боялся спуска больше, чем подъема.… Если бы мне предстояло что-то сделать, я бы привел в порядок свой дом {28}.
Люди приводят свой дом в порядок перед смертью. Сочувствую Данну.
31 августа. Примерно полдень. Все зашевелились очень поздно. После завтрака поступило распоряжение не собираться. Фред с Доктором пошли без рюкзаков к скалам.
Я беседовал с Хайрамом: «Хайрам, я хочу попросить у тебя прощения за все то обидное, что я сказал или сделал за эту экспедицию». Он засмеялся, посмотрел в сторону и ответил: «Все в порядке». У меня почти выступили слезы. Потом мы говорили так, будто выросли вместе, были в опасности на кораблях в полярном море. Я выразил уверенность, что дальше мы не пойдем. Хайрам сменил тему.
Фред с Доктором только что вернулись. «Сделайте чай и добавьте целую банку молока», – попросил Доктор. Я слышал, как Фред говорил: «Мы не смогли найти дороги, хоть какой-то. Ее нет». Хайрам разразился предположениями. «Доктор-р-р, вы ведь не собираетесь сдаваться?» – и начал показывать на гребни и ледники справа и слева, говоря, что мы, конечно, должны спуститься и подняться по ним. Доктор пробовал его урезонить. Казалось, что Хайрам искажает некоторые вещи, но я стыдливо восхищался его решительностью. Но тут в палатку вошел Фред и поставил точку: «Меня тошнит от таких воплей». Это вопли? Думаю, да, мне было стыдно как никогда. Но это не имело значения.
Собираемся вниз. Чтобы покорить такую гору, нужно нечто среднее между храбростью и решительностью. Простите, если я назову это интеллектом.
Мы начали второпях спускаться. Я слышал о людях, у которых выступал кровавый пот, и что-то красное капало у меня со лба во время этого самого ужасного спуска. Я помню, что постоянно говорил Доктору о разных видах храбрости; как просто было мне стоять на краю кратера вулкана Пеле вскоре после того, как был разрушен Сен-Пьер, потому что там жизнь и смерть не находились в моих собственных руках, как здесь, где мне грозят новые проблемы с трусостью и ответственностью, которые я еще не сумел решить. На полпути вниз Доктор настоял на том, чтобы забрать у меня шест от палатки, за что я навечно вознес его на Олимп {28}.
Бесстрашный, почти безрассудный подъем не увенчался успехом, но люди, оказавшиеся на значительной высоте, смогли рассмотреть окрестности. Кук пишет:
За ледником Питерс мы увидели замечательную цепь гор, которая тянулась параллельно великой горе примерно в 16 милях от нее. Высота этой горной цепи была примерно 7500 футов на севере, к югу же она постепенно повышалась до 11 900 футов. Многочисленные ледники, сползая вниз, прорубали ущелья по обеим сторонам. Это уникальное географическое образование я предложил назвать хребтом Рузвельта. Западная часть хребта Рузвельта – ряд бесснежных предгорий, большей частью пирамидальной формы. Их я предложил назвать предгорьями Ханны {17}.
Марк Ханна – американский сенатор, друг и соратник президента Мак-Кинли. Появилось и еще одно название: гора Хантер[21] – как пишет Кук, «в честь мисс А. Хантер из Ньюпорта» {22}.
«Трудный спуск». Фото Фредерика Кука
Положение отряда между тем было плачевным: стояло начало сентября, бури приносили снежные заряды, продуктов осталось в обрез, трава промерзла, а северные ветры напоминали, что совсем скоро придут долгая зима и полярная ночь. Возвращение по старым следам было невозможно, ибо на западных склонах хребта трава замерзла и лошади не смогли бы прокормиться. Спасением мог стать сплав по глубокой реке Токлат, впадающей в Танану, и далее по Юкону. Но в этом случае первопроходческий дух экспедиции исчезал, ибо все эти места были хорошо известны. Кук принял другое, рискованное решение – идти вдоль внешней стороны подковы Аляскинского хребта на северо-северо-восток. По правую руку, как он предполагал, в цепи гор должен открыться прогал, по которому можно перевалить в бассейн реки Суситны. Такая дорога по неизведанной местности выглядела крайне заманчивой. На случай неудачи запасным маршрутом оставался Токлат.
Данн по этому поводу замечает:
Между главами нашего единственного и неповторимого «Тома Сойера» [приключения] мы читали правительственный отчет, который с привычной тривиальностью гласил, что существование перевала через хребет в долину Суситны «в высшей степени сомнительно» {29}.
Статья Кука:
Мы были уже готовы начать поиски неизвестного пока перевала, когда обнаружили, что лишились шести лошадей. В своем стремлении найти подножный корм животные ушли вниз по течению Кускоквима. Оставшихся семи лошадей было вполне достаточно, чтобы везти наши существенно облегченные тюки, поэтому мы позволили ушедшим животным попытать счастья в низинах среди лосей и карибу.
Утром 4 сентября начался долгий и изнурительный поход выше линии деревьев. Идти по длинным и неровным склонам было трудно, особенно после наших высотных упражнений в горах. От каждого резкого спуска наступала слабость, сердце работало тяжело. Это изматывало еще сильнее, чем подъем. Мы настолько устали, что, пройдя всего несколько миль после обеда, разбили лагерь на отдельно стоящем холме {17}.
В этот день охотники – Принц с винтовкой и Шейнвальд с револьвером – пополнили запасы продуктов, убив быка карибу и лося. До открытия перевала осталось несколько дней; Кук сдержан, погружен в себя и занят географическими исследованиями. Данн помогает, болеет за успех, но издерган и по-прежнему над всеми насмехается. Книга Кука:
Утром на лошадей погрузили достаточно свежего мяса и взяли курс на ледник Малдроу, за которым мы надеялись найти перевал. Мы шли по тундре два дня по семь часов, пока не подошли к концевой морене этого большого ледника, а затем направились на юго-восток для обследования гор. До этого момента наш маршрут очень напоминал тот, которым шли Брукс и Риберн, и составленная ими карта, хоть она и делалась в спешке, оказалась на удивление верной. Но дальше нам предстояло продвигаться по совершенно неизведанным местам, поэтому задача стала вдвойне интересной, но и намного более трудной.
Сойдя с боковой морены большого ледника на гравийные отмели новой реки, мы продолжили путь по широкой долине, которая, как выяснилось впоследствии, тянется почти на 50 миль в северо-восточном направлении. На востоке лежали горы со снежными шапками высотой от 7000 до 10 000 футов, а на западе – бурые выветренные горы высотой от 5000 до 7000 футов. Средняя ширина долины, лежащей на высоте 4000 футов, составляла около семи миль. В честь одного из спутников я назвал ее долиной Данна {22}.
Статья Данна:
6 сентября. Теперь Док ходит с деревянным компасом в кармане, а топографический уровень покоится на спине у Светло-Серого (новой передовой лошади, бедного животного, загруженного ящиками с хламом до самой земли). Доктор каждый вечер «рассчитывает наше местоположение» с карандашом и соломинкой. Мы тащили сюда фунты разных инструментов, которые ни разу не использовались, и теперь тащим их домой. Сегодня Миллер сказал: «Хорошая возможность использовать ваш теодолит», указывая на угол ледника Малдроу. Док только улыбнулся, как и раньше при подобном замечании.
Вечером в лагере я продекламировал: