– Студня я хочу всегда, – сказал я и поднялся из-за стола.
– А чай? – Марина поспешно встала и направилась к плите.
– Нет, я уже не успеваю – мне к Николаю Николаевичу пора, – сказал я. – Вернусь – выпьем.
Я шел по улице, светило солнце. Я думал о дожидающейся меня дома Марине, и мне было хорошо от этого. Черт знает, почему хорошо! Мне казалось, что в моей жизни появился человек, который несмотря на юный возраст понимает меня, которого понимаю я… А я ее понимаю?.. Но сейчас, глядя на солнышко, на молодые листики на кустах и деревьях, мне хотелось верить, что понимаю.
Николай Николаевич, сидя в кресле у журнального столика, пил кофе в компании с мужчиной в штатском костюме. Увидев меня, Николай Николаевич поднялся навстречу.
– Проходи, Сергей Игоревич, жду тебя. – Я вошел в кабинет. – Вот мой старый знакомый, писатель, – представил Николай Николаевич меня мужчине, который, поднявшись из-за стола, протянул мне руку.
Хотя и был он в штатском костюме, но по манере, по лицу или еще по чему-то необъяснимому было понятно, что он тоже работает в органах.
– Алексей Петрович, – представился он.
И имя у него было ментовское. Внимательные жесткие глаза смотрели, казалось, в самую мою суть, высвечивая все мои тайные желания и пороки… наверное, и Марину высвечивая… Жуть! Меня передернуло, и я отвел глаза. – Алексей Петрович, кстати, занимается поисками исчезнувших людей и заинтересовался твоим случаем. У него частное агентство.
– Да, действительно, – подтвердил Алексей Петрович, – вам как писателю будет интересно узнать, что в городе исчезли несколько чинов из ведомства, в котором работает Татьяна Владимировна. Вот на всякий случай моя визитка, – он положил на стол передо мной визитку и улыбнулся, один зуб у него был золотой. Он поднялся и протянул руку. – А дочь Татьяны Владимировны, значит, у вас живет?
– У меня пока.
– А откуда ты знаешь про дочь-то?! – удивился Николай Николаевич, вскинув брови. – Я ведь тебе об этом не говорил.
– Мы тоже работаем, – блеснул он золотым зубом в сторону Николая Николаевича. – Ну, если вам что-нибудь будет известно… – повернул он свой зуб ко мне.
– Так, может быть, я Николаю Николаевичу лучше сообщать буду, да он и ближе, – сказал я, взяв визитку со стола и пряча ее в карман. Не нравился мне этот тип. Очень не нравился.
– Можете, конечно, Николаю Николаевичу… Впрочем, как желаете. Он пожал руку Николаю Николаевичу и вышел из кабинета.
– Да-а… скользкий тип, – глядя на дверь, за которой он скрылся, проговорил Николай Николаевич. – Я ему не доверяю. Раньше работал в органах, да что-то у него случилось там, разное говорят. Вот он и ушел в частное охранно-розыскное агентство.
– Да уж, приятного в этом типе мало, – согласился я. – Такие типы либо прямо в преступники идут, либо в охранные организации.
– Это часто одно и то же, – сказал Николай Николаевич. – Да ты наливай кофе себе – у меня секретарши нет. Или, может, чего покрепче? Я этому не предлагал, – он кивнул на дверь.
– Я, Николай Николаевич, к тебе по моему… в смысле, ну, по этому делу…
Я почему-то смутился, налил себе кофе. Николай Николаевич внимательно посмотрел на меня и развернул конфету.
– Дело здесь не очень понятное… я уж этому не стал говорить, – он вновь кивнул на дверь. – Мы в квартире все осмотрели – никаких следов.
– Что же тут непонятного? – удивился я, допив кофе и ставя чашку на столик.
– А то непонятно, – Николай Николаевич покрутил перед глазами шоколадной конфетой, рассмотрел ее, но есть не стал, а положил рядом с чашечкой на блюдце, – что не похоже это на обыск. Непрофессионально.
– Ну, как это не похоже, я же сам бардак видел, – возразил я.
– Бардак есть, а обыска нет, – сказал он, улыбнувшись.
Я вопросительно смотрел на него, вскинув брови. Николай Николаевич залпом выпил кофе, поставил чашечку на место, так и не притронувшись к конфете. – Слушай, а как у тебя отношения с Мариной?
Мне стало сразу как-то неуютно.
– Какие отношения, что ты имеешь в виду?! – спросил я, но слишком уж поспешно, слишком взволнованно, слишком нервно… Вот черт!
– Да ничего не имею, – спокойно сказал подполковник. – Ей сколько лет-то?
Ну вот, начинается. Сейчас спросит, сколько мне!
– Лет восемнадцать-девятнадцать, – сказал я, беря конфету и разворачивая ее, хотя кофе в чашке уже не осталось.
– Тогда понятно, – вздохнул Николай Николаевич.
Я хотел спросить, что понятно, но удержался. Положение было хуже некуда. Он поднялся, подошел к своему рабочему столу, достал из ящика два листка бумаги, протянул мне и молча уселся на прежнее место. На листах были фотороботы мужчин.
– А этот мне знаком, – сказал я, помахивая листком в воздухе. – Да и этого, похоже, где-то видел…
Николай Николаевич молча глядел на меня то ли с иронией, то ли с издевкой, я не понимал. Но какого фига он так смотрит?!
– Ну точно. У этого кучерявого лицо знакомое, – повторил я в задумчивости. – На Валерия Леонтьева похож… Ну точно, на Валерия Леонтьева.
– Это он и есть, – со своего места подтвердил мою догадку Николай Николаевич.
– Да и у второго лицо знакомое, – сказал я, глядя на другой фоторобот.
– А это Шнур, – сказал все такой же бесстрастный Николай Николаевич.
– Какой шнур?.. Ах да, Шнур!
Я положил Шнура с Леонтьевым на столик.
– И что же это может значить? Певцы теперь людей похищают, мало зарабатывают…
– Не думаю, – лениво сказал он.
– Что же тогда? Не томи, Николай Николаевич. Как это поможет в поисках Марининой матери?
– А никак. Ее искать и не нужно. – Николай Николаевич закинул ногу на ногу.
– В каком смысле? – продолжал не понимать я.
– А в таком, Сергей Игоревич, что Маринину маму никто не выкрадывал. Мы звонили на ее работу, там нам сообщили, что Татьяна Владимировна в данный момент находится в отпуске в городе Коктебеле. В санаторий мы звонить не стали, по-моему, и так все понятно.
– Так что же это значит?
– А ты не догадываешься?
– Нет.
– Это значит, что нас, а точнее говоря, тебя, кто-то хочет ввести в заблуждение. Теперь понятно?
– Ну, я уже догадался кто, – проговорил я. – Но какой смысл?
– Я ведь и спросил, сколько ей лет. Они в таком возрасте влюбчивые, – он внимательно смотрел мне в глаза.
– Да ты что?! – воскликнул я возмущенно. – Ты знаешь, сколько мне лет?!
Я торопливо шел по улице в сторону дома. От состояния беспросветного счастья, с которым я направлялся в отделение, не осталось и следа. Да как посмела эта девчонка так нагло меня обманывать! Я ведь не мальчик уже! И какой ей во мне интерес разыгрывать спектакль с исчезновением матери, обыском… И всей этой фигней!
Я открыл дверь и решительно, не раздеваясь, прошел в комнату. Но в комнате ее не было. Я прошел в кухню, пахло здесь восхитительно. Марина сидела на стуле, закинув ногу на ногу, и читала книгу. В своем атласном халатике она была такая очаровательная, такая домашняя, ручная и беззащитная, что хотелось обнять, приласкать ее… На плите в большой кастрюле что-то булькало и пахло. Пахло, как я догадался, будущим студнем. Я прокашлялся.
– Читаешь?! – грозно сказал я и отогнул край обложки, это был мой роман «Живодерня».
– Я всю ночь вашу книгу читала. Удивительный роман. Дядя Сережа, почему вас так мало знают?
– Ну, почему мало?.. Да, дорогая моя, – преодолевая накатившуюся вдруг гордость, начал я. – Теперь давай мне всю правду говори, – злость моя куда-то улетучилась: ну как можно ругать такое очаровательное существо, которое читает и хвалит твою книгу, да еще в таком запахе.
– Я не понимаю вас, дядя Сережа, – она широко раскрыла свои очаровательные голубые глаза, вокруг зрачков я разглядел темный кантик, что придавало им еще большую выразительность.
Меня тянуло к этой девушке – к ее глазам, к ее рукам, к ее губам и ее телу… Как бы я с восторгом и вожделением целовал ее юные очаровательные руки, ее пухлые губы… Ужас! Ну почему мне так много лет?! Почему?! Почему она не родилась раньше… или я позже… Больше нельзя было медлить. Нужно было взять себя в руки и проявить решимость.
– Значит, так, Марина, – начал я, строго глядя ей в глаза. Марина достала сигарету. – Давай говорить начистоту. Зачем ты придумала всю эту историю?
– Что вы имеете в виду, дядя Сережа? – спросила она, прикуривая, ни один мускул на лице ее не дрогнул.
– Я имею в виду историю с похищением, – она молчала. – Значит, не хочешь говорить честно, – выдержав некоторую паузу, продолжал я. – Тогда, может быть, тебе будет интересно, что мама твоя вовсе не похищена, а отдыхает преспокойненько сейчас в санатории в Крыму, – девушка молча глядела на меня и курила. – Ну что ты молчишь?!
– Она не поехала в санаторий. Она нарочно всем так сказала, но не поехала, – Марина стряхнула пепел в пепельницу, но опять не попала.
– Тебе не очень-то удается врать. Неужели ты думаешь, что милиция не смогла бы отличить обыск от простого бардака? Это меня удалось провести, а они специалисты. Да и фотороботы твои похожи сама знаешь на кого. Так что вся твоя теория рушится. Только объясни, зачем ты все это придумала?
– Я не придумывала. Так все и было, – девушка смотрела на меня широко открытыми глазами. – Не выгоняйте меня, дядя Сережа… – со слезами в голосе вдруг попросила она.
– Я тебя не выгоняю, – как можно спокойнее проговорил я, хотя сердце у меня сжалось. – Но ты должна идти домой… порядок наводить, – почему-то добавил я. – А то мама из Коктебеля вернется, а дома…
– Не выгоняйте меня, дядя Сережа, – глаза девушки наполнились слезами.
– Я тебя не выгоняю, – давя поднимающуюся изнутри нежность, твердо сказал я. – Но тебе нужно идти домой, здесь тебе нельзя оставаться.
Больше она ничего не говорила, а только смотрела мне в глаза долгим пронизывающим взглядом, по щекам ее текли слезы. Как я хотел вместо этих слов встать, обнять ее, прижать к себе…