Англичанин сидит в обширной своей конторе или магазине, на бирже, хлопочет на пристани. Он строитель, инженер, плантатор, чиновник, Распоряжается, управляет, то есть работает как белый. У чёрных иная участь: быть униженными, угнетёнными, обделёнными.
Сам город чист. Стоит уделить внимание к зеленеющим бокам горы-льва. Автором напрямую пишется, что на неком крестце прямо-таки вертелся телеграф. Здесь следует сделать оговорку на несвоевременность утверждения. Изобретение телеграфа относят к 1789 году, но это был флажной телеграф, и на шесте ничего не вращалось (на здании Лувра), а перемещались поперечины, составляя до 196 фигур. Телеграф был изобретён и испытан на кораблях окончательно к 1901 году. А дал жизнь изобретению датский физик Эрстед (1777–1851 гг). Первый опыт произведён в 1830 году французским физиком Ампером. Далее всех шагнул российский учёный Павел Шиллинг. Но до изобретения Поповым и иже с ним радиосвязь с кораблями не осуществлялась кроме прожектора и флажного семафора. В 1895 году в Севастополе осуществили связь с кораблём на 100 вёрст. И только в 1899 году стало возможным практическое применение радио. Так что некую «вращающуюся крестовину» будем относить к художественному вымыслу, на который и мы, издатели художественной литературы, имеем право в известных пределах. К приходу нашего российского представительства из видов связи работали два издательства: они печатали газеты и даже альманах. На прилавках можно было увидеть всевозможные брошюры и целые тома книг. Конечно же, всё чтиво предназначалось грамотным, а чёрное население было лишено такой возможности. В домах за плату пользовались чистейшей горной водой. Кроме чёрных и малайцев довольно часто встречаются люди с коричневой кожей и манерам, более смахивающими на французов, а то и на самих англичан. Так оно и есть: это созданная помесь из переселенцев Европы с африканками. По загадочным причинам эта полураса чуждалась цивилизации, хотя по логике они должны бы превзносить таковую туземным племенам. Они даже чурались оседлой жизни, предпочитая почти пещерный быт. Их жилища всегда терялись среди кустов, а по-голландски «буш» – кусты. Так и нарекли их «бушмены». Вроде как «люди из кустов». Ни дать, ни взять – наши цыгане, только ещё ниже по укладу жизни. Ловля рыбы (часто из чужих сетей), охота и воровство тех же быков с пастбища: поди, отличи их от диких, чтобы уличить в воровстве.
Глава 37. Английский обед
Устав и наглядевшись всего как в самом городе, так и окрест его, мы часов шесть возвратились в гостиницу. Да, в ту самую гостиницу, где, судя по оплате, нас обслуживали по высшему разряду. Первое посещение зала приёма пищи с заветным окном из фойе и чудным образом в нём сильфиды-феи Каролины врезалось в нашу память если не навсегда, то до отплытия наверняка.
Зайдя в отведённую писателю комнату, он отметил отсутствие звёзд уровня сервиса как таковых с любой точки зрения. Длинная, мрачная, но с высоким потолком и отсутствующим стеклом. Колченогий, но ореховый стол окружали разномастные стулья. Гвоздём сервиса была широченная кровать под весьма несвежим балдахином. Композицию завершали обрывки обоев и рыжее пятно под потолком. Сиротливо стояло посреди стола, доселе экспонат чулана старьёвщика, маленькое зеркало. Рамка к нему имела то же происхождение, но была на дюйм длиннее. Имелось ввиду, что клиент будет намереваться бриться. Иван Александрович пнул в сердцах вещевую сумку, но сообразил, что вряд ли на всём побережье ему предложат нечто лучшее. Не поднимать же на этой почве скандальозу на уровне посла! Позвал едва не в истерике местного стюарда: «Филипп, подите сюда!» На зов вышло нечто угреватое и подслеповатое лет двадцати, но с белой кожей (фирма!). В нос ударило мочой псарни. Видно хозяева использовали его и там по совместительству. У нас до такого ещё долго не могли додуматься.
– Воды мне! Бриться!» Едва сдерживая себя, вопрошал секретарь. Слуга, отчеканив: «ЕС, сэр», исчез в никуда.
– Фаддеев! Родненький, спроворь побриться!» – возопил, теряя надежду на процедуру вообще и приход Филиппа в частности. Едва побрившись, с немым негодованием открыл дверь явившемуся стюарду с полотенцем, но без воды. Иван Александрович счёл благоразумным лишь лаконично выдавить из себя: «Щётку для платья!» В ответ получил заученное «ЕС, сэр», после чего Филипп исчез окончательно. Верный Фаддеев всё исполнил быстро и вовремя: зазвонил колокол. Спустившись в сени, Гончаров увидел звонаря: это был чёрный малаец мотающий колоколом. Подросток от усердия зажмурил глаза и даже присел. Но, почувствовав, что явно перебрал, он водрузил инструмент на стол, разжав почему-то розовые внутри ладони. Опрометью побежал в столовую. Очевидно, в его работе это был кульминационный момент (обед на халяву!). В зале были только наши и от местных властей, как выяснилось, полиглот, кулинар, английский доктор Ост-Индийской военной компании (!!!) Whetherhead (в разных изданиях переводится по-разному: доктор Ведерхед). Джентльмент был бесспорно умён. Нет, он не поучал и не отмалчивался, дескать «себе на уме». Доктор живо, ненавязчиво поддерживал беседу на любом из предложенных языков. Он не унижал визави своим превосходством в тематической осведомлённости. Гончарова изумило лишь некая национальная заковыка, муссируемая его учёными товарищами из России: а не жид ли он?! Казалось, что в их глазах сей аргумент напрочь отрицал все его, Ведерхеда достоинства. Натура писателя не брала каноны подобного рода для оценки личности и умственных способностей тем более.
Стол изумил сервировкой: было более десятка накрытых крышкой блюд. И чего тут только не было! Нетрудно было сообразить, чьих стараний удостоился этот пир, тем более, что приглашёнными за столом оказались лишь члены миссии с Паллады. Ведерхед не случайно сел возле секретаря миссии Гончарова. Рядом же поставили супницу, рассчитанную на нашу полуторадюжинную компанию. Так что Ивану Александровичу невольно стать «супочерпием» или бачковым по-флотски. После дележа первого с лихвой хватило бы ещё на всю прислугу! Отметив «способности» писателя, ему пододвинули блюдо с ростбифом. Но, было открывшиеся способности, покинули незадачливого кулинара: ножик, бритвенной остроты ушёл в нежное мясо так глубоко, что скрылась рукоять. Гурман был озадачен. Выручил барон Криднер: с ловкостью фокусника извлёк нож и легко распластал мясо на тонкие пластинки. Мяса вне сомнений хватило всем, специй – тем более. Профи-англичанин отдал должное своим предкам-кулинарам в создании поистине изысканного яства. Ароматное чудо из трёхкилограммовой вырезки мяса молодого быка, запечённой особым способом и сдобренное специями из Индии. Далее были поданы шримсы из креветок, жаркое, рыба, карри… Пиршество набирало обороты и официант Ричард носился, предугадывая очередное желание русского гурмана. От обилия поистине жгучих и коварных приправ, дающих знать себя несколько позже их приятия внутрь, все кривили ртами в трубочку, продувая полость рта. Литрами пили родниковую воду. Но Ричард уже глазами распознавал значения гримас и жестов едоков, ибо говорить они даже на английском были не в состоянии. А когда с блюдами было покончено, Ричард с недоумением взирал на непочатые бутылки вина. Пауза не затянулась: мгновенно стол предстал в новой сервировке с маленькими тарелками, вилками, ножами: принесли в вазах виноград, арбузы, груши, гранаты, фиги… Ричард и тут не оплошал, подавая каждому то кисть целиком, то дольку граната, а то и фигу (в ихнем понятии, конечно). О пирожных восхищались позже. Далее удивили яичницей с вареньем, сладким пирогом и мини-пирожочками с кремом в придачу. Но, даже когда и с этим управились, Ричард снёс на кухню всё оставшееся как дуновением ветра. Отпотевшие бутылки с рюмками остались на прежних местах. По желанию разносили кофе, взымая плату, а скорее дань за пребывание в стране капских предков. Гончарову, любителю чая ещё по Симбирску и знавшему толк в этом напитке, его и подали. Хлебнув глоток в предвкушении блаженства, он поставил стакан на стол. Жидкость оказалась мутной и далека от вкуса чая, будь он чёрным, байховым, зелёным и даже настоянным на травах. Ричард принял растерянность клиента за недостаток сахара в напитке и тут же всыпал песка (!!) пару ложек. Чай стал ещё мутнее и совсем отвратительным. В России сахаром-песком в приличных семьях не пользовались. Но индивидуальный счёт в четыре шиллинга (вот она какая халява по-английски!) уже был им оплачен. Впрочем, как и всеми другими гурманами из России. «Бог с ними, пусть будет и на этой земле для желудка праздник и сатисфакция за сухую солонину в полустанке!» – подумал секретарь, и было решил потешить себя созерцанием мисс Каролины из буфета мистрис Вельч, но места на диване у окна были ангажированы. Плотной шеренгой там разместились путешественники-исследователи. На сей раз была пара молоденьких аборигенок с благородным цветом кожи.
«Добрый вечер, господа!» – ожидавший нас джентльмен благообразного вида с приличными бакенбардами представился: «Вандик!»
«Не иначе, как переселенец из Голландии… Потомок тех самых знаменитых живописцев! Русские для него редкие и почётные гости, вот и послал сына для знакомства с нами…» – догадался секретарь. «Как и тот майор, которого привёл утром адъютант губернатора доктор Ведерхед».
«Проводник ваш по колонии, меня нанял ваш банкир. В вашем распоряжении два экипажа с осьмью лошадьми. Когда угодно ехать?»
«Завтра и пораньше!» – был ему ответ.
Тут подошли дамы, где была и супруга доктора Ведерхеда: далеко не красавица. Но дама может обладать массой достоинств, перекрвающих любые другие, в том числе неотразимую внешность, подобную Каролине с её банальным «Йесс, сэр».
Глава 38. Некий романтизм до границ владений
Скрипя и переваливаясь, проехала фура с хлебом. В упряжке степенно шествовали быки. Странно, но в подобных фурах, влекомых быками, могли ехать и люди… В городе с подобной транспортной системой благополучно функционировали фабрички, заводики, продукция коих пользовалась спросом. Так что у Африки окраина вполне цивильная по меркам полуфеодального мира, их окружающего. И это при том, что активная часть мужчин воевали за свои гражданские права где-то там, на севере республики, а может процветающей колонии. Но это уже по итогам затянувшейся войны.