ПЛАВАНИЕ
Корабельный колокол с надписью «Звенящий» ударил в полдень, и плавание началось.
Впереди расстилался пустынный безбрежный океан. Фрегат мчался под всеми парусами. Ветер был попутный, корабль догонял невысокие зеленоватые волны с шипучими гребешками.
Так сказал Яков Платонович. И ребята все это увидели очень ясно: и море, и круглые белые облака, и похожие на эти облака паруса, и тени чаек, проносящиеся по желтой чистой палубе. И самих крикливых чаек…
Все ощущали на плечах и затылках горячее южное солнце. И запах соленой воды и смоленых канатов.
Конечно, в этом было волшебство. Вася даже подумал: уж не Мотя ли старается, чтобы все чувствовалось и виделось так по-настоящему. Может, он пробрался в «боцманскую каюту» со своего старого корабля в волшебном городе и колдует потихоньку? Иногда казалось даже, что кто-то шебуршит за шкафом и торчит оттуда растрепанная гномья (или «гномовская»?) борода…
Договорились, что капитанами будут все по очереди. А Яков Платонович заявил, что берет на себя роль капитана-наставника.
— Есть такая должность на флоте. В жизни-то мне командовать на капитанском мостике не приходилось, так хоть нынче побуду главным начальником. Конечно, высшего морского училища я не кончал, но среди собравшихся здесь понимаю в корабельных делах больше всех.
Никто, разумеется, не спорил.
Решили, что в первый день плавания капитаном будет Ксеня — девочек следует пропускать вперед.
Слава сказал, что будет вести судовой журнал. Антон объявил себя впередсмотрящим и залез на марсовую площадку (на подоконник). Вася встал к штурвалу. Это было приделанное к стулу колесо от детского велосипеда с примотанными проволокой самодельными рукоятками.
Ксеня — в морской фуражке деда — взошла на полуют (на диван). Посмотрела в бинокль сквозь окно. И… растерянно оглянулась:
— А что теперь делать? Плывем и плывем… Что командовать-то?
Яков Платонович прищурился, глянул вверх (видимо, на паруса) и зычно прогудел:
— Ветер совсем зашел к корме!.. Эй, на руле! Два румба влево! Приводись, пусть будет бакштаг левого галса, чтобы работали все паруса! А на траверзе Волчьего мыса увалишься опять до фордевинда, чтобы на компасе был зюйд-тень-вест!
Рулевому полагается говорить «есть», повторять команду и выполнять ее. Но рулевой Вася Лис оглянулся и растерянно сказал:
— Чего?
— Та-ак… — грустно протянул капитан-наставник. — Значит, «чего»?.. Помню случай из своего давнего-давнего детства. У нас во дворе был предводитель, Вовка Кучин.
По прозвищу, конечно же, Куча. Этакая самоуверенная личность двенадцати лет…
Однажды во двор на своем старом грузовичке-полуторке приехал сосед дядя Вася, шофер. Заскочил домой пообедать. Куча и говорит:
«Хотите, пока Василий ест свои щи из кислой капусты, я вас покатаю? Айда в кузов!» — А сам залез в кабину. Включил зажигание, скорость…
Как включать, Куча знал, а вертеть баранку и тормозить опыта не имел. Хорошо, что полуторка через несколько метров ткнулась в забор и заглохла…
До сих пор помню, какую великолепную шишку набил я на лбу, когда сиганул вместе с другими «пассажирами» через борт кузова. И какие слова кричал дядя Вася, приплясывая на крыльце и размахивая своим солдатским ремнем…
Нынешняя ситуация на нашем фрегате кажется мне чем-то похожей…
— Только давайте без ремня, — строго предупредила капитан Ксеня Пёрышкина. — Ты, Платоныч, лучше объясни по порядку.
— «Объясни»… Хорошо, что ветер ровный и попутный, впереди — ни земли, ни встречных судов, ни рифов и мелей. Можно пока плыть без опаски. А когда придется делать поворот, менять курс, расходиться с другими кораблями или идти в лавировку, что вы будете делать?
— Куда идти? — опасливо спросил с подоконника «впередсмотрящий» Антон.
— Не «куда», а «как»… Вы торопились: давайте скорее в плавание! И оказались как Вовка Куча в кабине грузовика…
— Дед, ты не ворчи, а лучше скорее объясни, как правильно управлять фрегатом, — потребовала Ксеня.
— «Скорее объясни»! Это дело не простое. Ты, пока на велосипеде научилась ездить, сколько синяков заработала! А тут — целый корабль.
— Но ведь он воображаемый, — виновато напомнил Слава. — И мы можем представить, что впереди не будет никаких опасностей, пока вы нас не научите всему, что надо.
— Ну, вот это уже другой разговор, — ворчливо согласился старый боцман Пёрышкин. — А то надо же, сунулись в открытое море, не умея сделать простого поворота… Ладно. Плывем пока ровно и благополучно. К рулю поставим опытного матроса из нашего воображаемого экипажа, а сами сядем на баке. В кружок…
Сели на деревянные половицы (Яков Платонович не терпел всяких ковров и половиков).
— Хорошо, — сказал Слава. — Фрегат покачивается, палуба теплая от солнца, ветерок приятный… Василиса дремлет на крышке люка, а Синтаксис подпрыгивает, стараясь поймать проносящихся над палубой летучих рыб… — На самом деле это были ожившие на апрельском солнышке мухи.
— Да, прекрасная погода, — согласился капитан-наставник. — Но прошу не разнеживаться и не дремать. Речь пойдет о важных вещах. Вы же сами видите: вам необходимы кое-какие знания из обширной науки о кораблевождении.
Слушайте…
В науку о кораблевождении входят: навигация, лоция, мореходная астрономия, теория маневрирования и многое другое.
Все это изучают по нескольку лет в морских училищах и институтах. Такое учение у вас впереди, если всерьез решите стать моряками.
А пока — самые простые сведения, которые должен знать любой человек, имеющий отношение к морю и кораблям.
Прежде всего —
НАВИГАЦИЯ
Это слово латинское…
— Как латинские паруса, — ввернул замечание Антон.
— Да… Означает оно «искусство управления судами».
Чтобы хоть немного овладеть этим искусством, надо знать кое-что о нашей планете Земля, надо уметь определять на море направления и расстояния…
— Земля — шар, — опять подал голос первоклассник Штукин. — Нам про это еще в детском саду говорили.
— Вообще-то она не совсем шарообразной формы, но в навигации принято рассматривать Землю именно как гладкий ровный шар. Такой гладкой кажется наша планета, когда мы плывем по спокойному морю.
Возникает впечатление, что в этом спокойном море нас опоясывает по окружности громадная линия — граница воды и неба. Это горизонт. Причем горизонт видимый. Он очень важен для штурмана, который делает в море всякие наблюдения и расчеты, чтобы определить, где находится судно.
Бывает, однако, что этот горизонт неразличим за островами, за высокими берегами, а то и за гребнями штормовых океанских волн. Тогда используют специальный мореходный инструмент — искусственный горизонт с гладкой отражающей поверхностью…
Но вернемся к земному шару. Взгляните на глобус. Он весь в нарисованной сетке — в продольных и поперечных линиях. Самая широкая из поперечных линий, «пояс Земли» — экватор. Его длина около сорока тысяч километров.
В тех точках, где глобус проткнут осью, — два полюса…
— Северный и Южный! — опять подскочил Антон. — Это нам тоже рассказывали.
— Правильно. Северный обычно изображают вверху, а Южный внизу…
Конечно, на самом деле ни точки полюсов, ни линия экватора на земном шаре не нарисованы, но их можно определить с помощью вычислений.
Севернее и южнее экватора тоже проведены кольцевые линии. Они идут параллельно экватору, поэтому называются параллели.
— Мы это проходили по географии, — заметил Слава, и на всякий случай сказал: — Ой, извините…
— Вы проходили, а третьеклассники еще нет… Параллели — неодинаковые. Чем ближе к полюсам, тем они меньше.
— А у самого полюса параллель совсем крошечная, как обручальное колечко, — вставила Ксеня. Яков Платонович засмеялся:
— Получается, что так. Ведь полюс — это точка, а параллелей вокруг него при желании можно провести сколько угодно. Значит, и совсем рядышком с ним…
А другие линии — те, что идут поперек параллелей от полюса к полюсу — все одинаковые. Называется каждая такая линия меридиан…
— Как твоя баркентина! — обрадовалась Ксеня. И все посмотрели на модель. Яков Платонович вздохнул, вспомнив плавания:
— Да… Меридианов можно провести на земном шаре тоже сколько угодно. Мысленно, конечно. Однако есть один самый главный меридиан. Ученые договорились, что он проходит через обсерваторию в Гринвиче (в том районе Лондона, где стоит клипер «Катти Сарк»). Этот меридиан так и называют — Гринвичский. Или — нулевой. Потому что он отмечается цифрой «ноль».
А строго против него, с другой стороны земного шара, проходит от полюса к полюсу другой меридиан. С числом 180. Точнее, 180 градусов.
— Почему? — удивилась Ксеня. — Разве меридианов всего сто восемьдесят? Ты же сам говорил, что их можно провести сколько угодно, видимо-невидимо!
— Можно. Однако при этом у каждого меридиана (кстати, и у параллели тоже) будет свой номер. Свое цифровое имя, если хотите. Оно выражается в градусах, минутах и секундах.
Может быть, вы уже слышали в школе, что линия любого круга — какой бы она ни была: и крошечной, и громадной (например, горизонт), — всегда делится на триста шестьдесят градусов. Градусы обозначаются кружочком, стоящим у числа. Вот так:
360°
— Мы проходили, — сказал Слава.
— Я тоже про это слышал, — вспомнил Вася. — Градусы круга делятся на минуты. В каждом градусе их шестьдесят, как в часе!
— А каждая минута градуса делится на шестьдесят секунд. Тоже как на часах, — добавил Слава.
— Видите, вы уже кое-что знаете по навигации! Теперь смотрите. Экватор — это, конечно, очень большая окружность, но градусов-то в нем все равно триста шестьдесят, ни на один больше.
Все меридианы проходят через экватор. Значит, так или иначе они попадают на тот или иной градус. Или на градус с минутами. Или на градус с минутами, секундами и их частичками.
Если разделить окружность пополам (360:2), будет 180.
Поэтому такое обозначение и носит меридиан, который стоит точно против нулевого.
Когда нулевой и сто восьмидесятый меридианы соединяются, они образуют окружность. Окружность эта делит земной шар на два полушария: Западное и Восточное. В Восточном, как известно, расположены части света: Европа, Азия, Африка, Австралия. А в Западном — Северная и Южная Америки. Антарктида, которая раскинула свои льды вокруг Южного полюса, оказалась сразу в двух полушариях.
Те меридианы, которые идут в Западном полушарии, показывают западную долготу места (они ведь продольные линии). В Восточном полушарии — восточную долготу. Какое число у меридиана, такая и долгота.
Например, наш город стоит в Восточном полушарии на меридиане, проходящем через шестидесятый градус. Значит, он на линии 60° восточной долготы (сокращенно «в.д.»). Впрочем, это приблизительно. На разные части города попадут меридианы с минутами и секундами. Кстати, минуты обозначаются одной черточкой (например, 15' минут), а секунды — двумя (32»). В целом обозначение какого-нибудь близкого к нам меридиана может выглядеть так: 60°15′ 32» в.д.
Но секунды указываются лишь тогда, когда нужна очень большая точность…
Итак, меридианы делят на градусы экватор и параллели. А параллели, в свою очередь, так же поступают с меридианами. И с них как бы снимают для себя числа-имена.
Экватор — самая большая параллель. У него поэтому число 0°. От экватора параллели как бы карабкаются вверх и вниз по половинкам меридианов (а в каждой такой половинке — девяносто градусов). Поэтому самая северная и самая южная параллели имеют число 90°. Но это уже и не кольца, а просто точки — ведь они оказались прямехонько на полюсе!
Экватор делит Землю на Северное и Южное полушария.
Параллели указывают в каждом полушарии широту: в Северном — северную, в Южном — южную, («с.ш.» и «ю.ш.»).
Чем ближе к полюсу, тем широта считается выше (если даже речь идет о Южном полушарии, которое со своим полюсом на глобусе внизу). Значит, самая низкая широта — на экваторе, 0°. Самая высокая — на полюсах, 90°.
Теперь пример.
Наш дом стоит на меридиане 60°15′ восточной долготы (так мы условились). Кроме того, через город проходит параллель 56° с минутами. Скажем, наш дом оказался на параллели 56°12′. Мы, конечно, в Северном полушарии. Значит, получилось 56°12′ северной широты.
Наши меридиан и параллель здесь пересекаются. Место их пересечения называется географические координаты.
Координаты — это очень точное место. Ведь на пересечении двух линий может находиться только одна точка.
Получилось, что географические координаты нашего дома: 60°15′ в.д. и 56°12′ с.ш. И никуда с них не денешься.
С помощью географических координат можно указать место любого предмета на земном шаре. И отметить его на карте. Но это, если широта и долгота вам известны, а если нет?
Тогда их надо найти.
Вот эти-то поиски координат судна в море — одна из важных задач, которую решает в плавании капитан и его помощники — штурманы…
— «Штуур» — руль, «ман»— человек, — заметил Слава. — Получается «человек у руля», да?
— Да, но в более широком смысле: человек, управляющий судном. Он прокладывает курс и отдает рулевому матросу команды…
Для определения координат в море есть много способов, но об этом позже. А пока вернемся к меридиану. Он нам необходим для разговора о морской миле.
— На корабле вы не услышите: «Судно прошло столько-то километров». Говорят: «Судно прошло столько-то миль». Как по-вашему, какой длины МОРСКАЯ МИЛЯ?
Слава поднял руку.
— Я читал, что это 1852 метра. Но не могу понять: почему такое неровное число? Ни два, ни полтора…
— Это лишь на первый взгляд неровное… Возьмем снова меридиан. Его длина от полюса до полюса 20 000 километров (кропотливые ученые считают чуть точнее, но для нас это не столь важно). Градусов в меридиане — сто восемьдесят (половина круга). Сколько же километров в одном градусе?
Все (кроме котов) старательно зашевелили губами.
— Не старайтесь, это давно подсчитано. Чуть больше ста одиннадцати километров. Теперь поделим градус на шестьдесят минут. Здесь-то и получается: одна минута географического меридиана равна 1852 метрам!
— А одна секунда примерно тридцати одному метру! — воскликнул Слава. — Всего-то!
— Да… Когда, скажем, наш Синька с севера на юг через двор удирает от соседского пуделя Фантомаса, он за весьма короткое время пересекает несколько секунд меридиана…
Синтаксис оскорбленно фыркнул: не было такого! Наоборот, это они с Василисой устроили нахальному Фантомасу взбучку, и тот с визгом пересекал географические секунды одну за другой!
Впрочем, для навигации это не играло роли, и Яков Платонович продолжал:
— Но больше про секунды мы говорить не будем, они для навигационных расчетов мелковаты. А вот минута — в самый раз. Она очень удобна для штурманских вычислений на карте. Поэтому ее и сделали морской милей.
А если при измерении расстояний нужна более высокая точность, используют кабельтов. Это одна десятая часть мили: 185 метров и 20 сантиметров. Для тех, кто изучал десятичные дроби, — 185,2 метра.
А скорость измеряют так: смотрят, сколько миль судно прошло за один час.
— А я читал, что скорость корабля измеряют в узлах, — опять не выдержал Слава. — Простите…
— Нечего извиняться, ты правильно говоришь. Узел — это и есть одна морская миля в час.
— Узел, как единица скорости, имеет самое прямое отношение к обыкновенным узлам, — сказал Яков Платонович. — Точнее, к узлам, завязанным на лаглине.
«Линь» — это тонкий шнур.
А лаг — инструмент для измерения скорости судна. Сейчас лаги бывают самых разных сложных устройств: механические, электромеханические, электронные… Механические, например, работают от брошенной с кормы вертушки. Вертушка крутится в воде во время движения и через жесткий лаглинь передает свои обороты на счетчик, который и указывает скорость.
А в эпоху парусного флота применялся ручной лаг.
Иначе он называется «голландский». Видимо, изобрели его в Голландии.
Прибор этот несложный. Главная его часть — деревянная треугольная дощечка, нижний край у которой полукруглый. Называется она «сектор». В полукруглой части сектора — грузик. К углам привязываются три шнурка, которые соединяются и образуют уздечку. Похоже на уздечку воздушного змея. Дальше — как нить от змея — тянется тонкий лаглинь. Он наматывается на катушку с ручкой. Точнее, на вьюшку.
Длина у лаглиня большая. Он разделен узелками на равные куски около пятнадцати с половиной метров.
Кто хочет узнать точнее — разделите 1852 метра, то есть милю, на 120…
— А почему на 120? — не удержался Слава.
— Потому что на это же число делят час — получается полминуты. Именно в течение такого времени работает лаг.
Матрос с кормы бросает сектор лага в воду. Сектор не тонет, но благодаря грузику встает в воде торчком. И останавливается — сопротивление воды не дает ему плыть за судном. А судно-то уходит! И вьюшка в руке матроса вертится, потому что разматывается привязанный к сектору лаглинь.
Матрос держит рукоять вьюшки в одной руке, а лаглинь пропускает через пальцы другой. И узелки лаглиня проскакивают через них один за другим. Потом полминуты кончаются. И сколько узелков за это время проскочило, столько миль, значит, проходит судно за час.
Если матрос отсчитал за полминуты пятнадцать узелков, он так и докладывает: «Скорость пятнадцать узлов»! И всем ясно, что это значит…
Но имейте в виду: говорить «столько-то узлов в час» — неправильно. Говорят просто: «столько-то узлов». В понятие «узел» включены уже слова «миля» и «час».
Когда занятия кончились, Ксеня, Вася и Антон сделали лаг из фанерки, длинного шпагата и бабушкиной скалки с вращающимися ручками. И таскали его по лужам. Фанерка в лужах задерживаться не хотела — не хватало глубины. Но на помощь пришли Василиса и Синтаксис. Коты вцепились в сектор самодельного лага мертвой хваткой — решили, что с ними играют.
Слава в этой забаве не участвовал, он пошел домой рисовать новую картину из морской жизни.
Яков Платонович вышел на двор, когда через лужи мчалась с «вьюшкой» в руке Ксеня.
— Ого! Ты летишь со скоростью клипера! — воскликнул дед.
— А какая у клиперов была скорость? — спросил Вася.
— Всегда считалось, что рекорд был у «Джеймса Бейнса» — двадцать один узел. Но недавно я прочитал в «Морском энциклопедическом справочнике», что клипер «Соверин оф зэ Сиз» (не путайте его с одноименным старинным кораблем) при переходе из Нью-Йорка в Ливерпуль показал двадцать два узла. Но это все не обычная скорость, а наивысшие достижения. «Катти Сарк» иногда давала восемнадцать узлов, многие бегали — шестнадцать-семнадцать…. И нынешние парусные суда при хорошем ветре могут так же.
— У-у! Это не так уж много… — Вася позагибал пальцы. — Это… километров тридцать в час.
— Но ведь и грузовые теплоходы, всякие там ролкеры и танкеры редко ходят быстрее. А сколько они съедают горючего!.. Парусник же летит с ветром — бесшумный, легкий, без всяких выхлопов газа, которые губят атмосферу. Он сам — как частичка моря, облаков и ветра… — Яков Платонович покашлял и отвернулся. Видимо, опять вспомнил свой «Меридиан».
На следующий день фрегат «Звенящий» снова беспечно бежал под парусами в открытом океане, а на его палубе продолжались занятия.
— Прежде всего хочу вам сказать, что моряки говорят не «компас», а «компас», — сообщил Яков Платонович, потому что пришла очередь познакомиться с этим мореходным инструментом. Доказательство тому еще одна морская песня писателя Александра Грина, она мне очень нравится.
Южный Крест там сияет вдали,
С первым ветром проснется компАс.
Бог, храня корабли,
Да помилует нас…
Чтобы Бог действительно хранил корабль в дальнем плавании, моряки сами должны умело управлять своим судном. И компас в этом деле — их главный и надежный помощник.
Конечно, морской компас отличается от сухопутного компаса не только ударением в названии…
— Еще и величиной, да? — спросил Вася.
— Величина — это само собой. — Но есть и принципиальная разница в конструкции.
В обычном туристическом или школьном компасе на игле ходит магнитная стрелка. Ходит своим концом над круглой шкалой с делениями и буквами.
А в морском компасе на игле устроилась сама шкала.
Называется она КАРТУШКА. Похоже на слово «карточка». Такая круглая карточка с делениями градусов, из непромокаемого картона или пластмассы.
— Разве компас заливает волнами? — удивился Антон.
— Нет, конечно. Он закрыт сверху водонепроницаемым стеклом с резиновой прокладкой. Непромокаемость картушке нужна для другого… Давайте разберем устройство морского компаса подробнее, тогда вы все поймете.
Яков Платонович открыл шкаф и достал небольшую черную посудину. Вместо ручек у посудины вокруг верхней части располагалось кольцо.
— Котелок! — удивился Антон. — На костре закоптился…
— Ты прав. Этот корпус корабельного магнитного компаса так и называется — котелок. Дно у него тяжелое. Поэтому, когда котелок подвешивают в этом кольце (оно называется кардановое кольцо), компас сохраняет ровное горизонтальное положение при любой качке.
Но, конечно, котелок не закопченый, а покрашен в черный цвет. Вообще-то он латунный. Железным его делать нельзя, магнитные стрелки сразу сбились бы с толку.
На дне котелка устанавливаетя шпилька с острием из очень прочного металла. На шпильке и сидит картушка.
Картушка компаса устроена так. В центре ее укреплен пустотелый, из тонкой латуни, поплавок. Он похож на приплюснутый шарик. В нижней части его — маленькая перевернутая чашечка из твердого камня (обычно из агата). Называется она топка (похоже на слово «топ», не правда ли?). Топкой поплавок и надевается на острие шпильки. Сидит на шпильке он очень легко. В котелок налита специальная жидкость, а в жидкости поплавок делает картушку почти невесомой…
— Так вот зачем картушка непромокаемая! Потому что в жидкости! — догадался Антон.
— Невесомая картушка, конечно, легче вертится на игле, — заметил Слава.
— И кроме того, — сказал Яков Платонович, — жидкость служит для картушки тормозом: не дает ей крутиться без цели и слишком сильно болтаться…
Но, если говорить точно, картушка внутри компаса и не вертится. Почти. По крайней мере, она всегда старается остаться неподвижной. А вертится вокруг нее компасный котелок. Вместе с кораблем. Да-да!.. Дело в том, что внизу к поплавку прикреплены стрелки — намагниченные стальные полоски в свинцовых пенальчиках. Их несколько. В некоторых компасах бывает две, а вот в этом, российского образца, целых шесть…
— Для равновесия? — спросил Слава.
— Не только. Несколько стрелок точнее, чем одна, выдерживают направление «север — юг».
Сохраняя такое положение, стрелки удерживают и поплавок с картушкой. Поэтому картушка своей северной отметкой (там цифра 0 и буква N) всегда смотрит на север, в какую бы сторону ни шло судно.
Видите, что получается? Корабль меняет курс, корпус его поворачивается, с ним поворачивается и котелок компаса с натянутой в нем черной проволочкой — курсовой нитью. А картушка-то благодаря стрелкам всегда в одном положении. Курсовая нить ходит перед ее краем и показывает курс. Потому что на картушке нанесены обозначения стран света и все 360 градусов. Ноль градусов точно совпадает с севером.
Когда надо определить, куда идет судно, смотрят на компас и докладывают, что показывает курсовая нить. Например: «Курс сорок пять градусов» или «курс норд-ост»…
— А что такое «норд-ост»? — спросила Ксеня.
— Северо-восток. Но об этом чуть позже. Закончим вопрос об устройстве компаса.
Смотрите, в жидкости под стеклом плавает пузырек.
Дело в том, что этот компас старый, мне подарили его, когда он уже отслужил свой срок. А вообще-то в жидкости пузырьков быть не должно. Для этого на дне компаса есть специальная упругая пластина — мембрана, а под ней маленькая камера с воздухом. Мембрана за счет упругости воздуха подпирает жидкость и выдавливает пузырьки.
Компасы бывают разных размеров. Они различаются по диаметру (то есть поперечной ширине) картушки. Этот вот — большой, 127-миллиметровый. Он ставится на крупных судах. Бывают поменьше — 100-миллиметровые. А есть шлюпочные компасы, у них картушка 75-миллиметровая.
— Прямо как калибр у снарядов, — заметил Вася.
— Да. Но компас — вещь мирная, служит для безопасности плавания. Без него в открытое море не пойдет ни один капитан.
— А что за жидкость в котелке? — спросил любознательный Слава. — Она не замерзнет, если корабль поплывет среди льдов, у полюса?
— Она не замерзает даже в крепкий мороз. Иногда это смесь глицерина и спирта. А в компасах вот этой системы — просто раствор этилового спирта, иначе говоря, винного…
Вася хихикнул. Яков Платонович тоже усмехнулся:
— Да, существует на этот счет немало анекдотов: о штурманах, которые вылили в себя содержимое котелка и перепутали север с югом… Помните, я рассказывал о празднике Нептуна, который устроили на баркентине практиканты? Был в их спектакле и такой эпизод: во время экзамена Нептун задает вопрос:
Ну а кто теперь мне скажет,
что такое лисель-спирт?
Вы-то, конечно, помните, что это деталь рангоута для дополнительного паруса лиселя. Но в спектакле «бестолковым» курсантам это неизвестно. И один храбро отвечает:
Что за глупые вопросы
Нам сегодня задают!
Это знают все матросы:
Лисель-спирт из бочки пьют!
В бочке кончились запасы?
Наливаем из компаса!
Как быть дальше — все равно!
Буль-буль-буль, плывем на дно…
Но это, разумеется, ради смеха. Я встречал в жизни всяких моряков, в том числе и тех, кто любил хлебнуть лишка. Но таких дурней, которые пытались бы для этого использовать содержимое компасного котелка, не видел ни разу… Ну, посмеялись и поехали дальше.
На большом судне обычно несколько компасов. Главный из них так и называется — главный. Он устанавливается на верхнем мостике, по нему назначается курс судна и проверяются показания других компасов. Путевой компас стоит перед штурвалом — по нему рулевой ведет судно. В разных местах корабля могут стоять еще несколько компасов — запасные и для дополнительного контроля.
В одном морском музее я видел старинный компас Специально для капитана. Он — перевернутый. Вместо дна в котелке стекло, и через него видно картушку. Такой компас привинчивался к потолку каюты. Капитан мог следить за курсом, не вставая с койки. Поспал, приоткрыл глаза, убедился, что все в порядке — и можно смотреть сны дальше, пока опытные помощники на вахте…
Но обычно компасы крепят не на потолке, а на специальных тумбочках — деревянных или из немагнитного сплава.
Такая тумбочка называется НАКТОУЗ. В переводе с голландского — «ночной домик». Потому что на такой тумбочке компас всегда под специальным чехлом или колпаком — как в домике под крышей. И по ночам там горит лампочка. В тихую погоду это выглядит уютно — словно огонек в лесной избушке. Помню, в одной книжке я прочитал такие стихи:
Мы без огней плывем во тьме,
Уйдя от всех погонь.
И лишь украдкой на корме
Горит, как свечка на окне,
Нактоузный огонь…
Нактоузы бывают разных форм. У нас на «Меридиане» у штурвала стоял деревянный, а колпак над компасом походил на медный шлем водолаза с цилиндрическими приставками по бокам. Это были запасные масляные лампы для подсветки картушки — на тот случай, если испортится Двигатель, не станет электричества и погаснет лампочка в донышке компасного котелка…
А внутри любого нактоуза есть специальное устройство с магнитами, чтобы устранять ошибки компаса.
— Разве в компасе бывают ошибки? — удивился Вася.
— Конечно. На каждом судне, даже на деревянном, немало всякого железа. Оно очень влияет на магнитные стрелки под картушкой… Те, кто читал книгу «Пятнадцатилетний капитан», помнят, как злодей Негоро сунул под компас железный брус. Картушка сбилась, и бригантина «Пилигрим» проплыла мимо Америки… Ну, сейчас таких громадных ошибок быть не может, но мелких досадных погрешностей — сколько угодно.
Кстати, отклонение компасной картушки под влиянием корабельного железа называется девиация. Чтобы уменьшить ее, и стоят в нактоузе магниты-регуляторы.
Но совсем убрать девиацию удается редко. Поэтому штурман всегда должен учитывать ее при прокладке курса — прибавлять или вычитать градусы поправки.
А еще необходимо учитывать магнитное склонение.
Дело в том, что географические полюса Земли — Северный и Южный — не совпадают с магнитными полюсами, которые управляют компасными стрелками. Например, Северный магнитный полюс находится в Гренландии. Магнитные полюса отклоняют стрелки от настоящего севера и юга. Вдали от полюсов это не очень заметно, а в полярных водах разница велика. Вот эта разница между направлениями на магнитный и географический полюс называется магнитным склонением. Оно измеряется в градусах и бывает восточным или западным — в зависимости от того, куда магнитная сила тянет картушку от географического полюса. Вернее, от меридиана, который через этот полюс проходит.
Надо сказать, что через магнитные полюса тоже можно провести меридианы. Они так и называются — магнитные. А меридианы, идущие через географические полюса, носят название — истинные.
Магнитное склонение — это угол между истинным и магнитным меридианом.
Чтобы облегчить работу штурманов, на морских картах печатают компасные картушки и на них указывают — какое склонение в этом районе моря.
Со склонением и девиацией всегда много возни, и чтобы избежать ее, инженеры придумали компасы без магнитных стрелок, — сообщил Яков Платонович.
— Как же эти компасы работают? — изумился Слава.
— Сейчас объясню… Ксеня, я вчера чинил твой велосипед и снял переднее колесо. Пожалуйста, принеси его из прихожей.
Конечно, Вася опередил Ксеню и принес колесо сам.
— Слава, держи его за ось, с двух сторон, — велел Яков Платонович. — А остальные постарайтесь раскрутить… Осторожнее… Осторожнее, но посильнее… Вот так. А теперь, Слава, попробуй быстро повернуть ось, изменить наклон колеса…
Слава попробовал. Не получилось! Стремительно шуршащее в воздухе колесо не слушалось мальчишки! Оно со своей осью желало остаться в прежнем положении.
— Вот видите! — обрадованно сказал Яков Платонович. — Это называется эффект гироскопа.
Гироскоп — это быстро вращающийся диск или волчок. Он всегда старается сохранить положение своей оси в пространстве.
— Как детская юла! — воскликнул Антон. — Она ведь тоже не падает, когда крутится!
— Правильно! Юла — тоже гироскоп… Теперь представьте, что один конец оси направлен на север, а другой, таким образом, смотрит на юг. Раскручиваем диск… Ось — вместо стрелки. И не надо никакого намагничивания.
— Как просто! — воскликнула Ксеня.
— Нет, друзья. Это я стараюсь объяснить попроще. На самом деле ось не будет долго смотреть на полюса: ведь Земля-то меняет положение в пространстве — в отличие от гироскопа. Поэтому компас, который называется гироскопическим, — очень сложное устройство. В нем целая система волчков-гироскопов, они спрятаны внутри пустотелого шара — гиросферы. Гиросфера обладает удивительным свойством. Когда с помощью электричества в ней запускаются гироскопы, она под их действием, а также под действием вращения Земли сама встает в нужную позицию — северной отметкой своего кольца точно на Северный географический полюс.
Правда, делает это гиросфера не сразу, постепенно. И торопить ее не следует. Поэтому гирокомпас перед плаванием включают заранее.
— Вот бы посмотреть, — сказал Слава, который наконец опустил колесо (устали руки).
— К сожалению, у меня гирокомпаса нет. Это очень дорогая штука и к тому же громоздкая. Размером с бочонок… Гирокомпас устанавливается в глубине корпуса судна, чтобы поменьше было всяких механических влияний.
— И туда, в глубину, штурман каждый раз лазит, чтобы проверить курс? — огорчился Слава.
— Вовсе нет! От этого компаса, который называется матка, тянутся электрокабели к специальным приборам — репитерам, в переводе на русский язык «репитер» значит «повторяющий».
Репитеры похожи на магнитные компасы. Только их картушками управляют не магнитные стрелки, а электросигналы, идущие от гирокомпаса. И на всех репитерах — одинаковые показания.
Удобство в том, что репитеров может быть сколько угодно и можно расставить их по всему судну.
— Но, значит, есть и какое-то неудобство? — догадливо спросил Слава.
— К сожалению, есть. Гирокомпас — прибор капризный… У нас на баркентине был штурман, который любил рассказывать одну историю-анекдот, с этаким одесским юмором.
«Плывут по Черному морю два теплохода. Один вахтенный кричит с борта другому:
— Эй, братья-морячки, куда путь держите?!
— Это что же, вы сами не видите, да? Ясно же, что на Одессу-маму!
— Нет, вы послухайте, шо этот человек мне говорит! Это мы идем на Одессу, а вы аккуратным образом наоборот!
— Шо вы мне рассказываете, молодой человек! Де у нас Одесса? На севере! А де у нас солнышко? Обратно на пивдене, потому что сейчас аккуратненько двенадцать часов. Оно нам светит в корму. Значит, мы и движемся на север!
— Та шо же вы хотите сказать? Шо солнце у каждый полдень обязательно бывает на юге?
— Ха! Такой простой астрономии не знаете? Як же вы тогда свое корыто, извините, по морю водите?
— Да у нас же гирокомпас!
— И у нас! Он-то и кажет курс на север!
— Так и у нас на север!.. Хлопцы, кличьте капитана на мостик, с географией полная мамалыга!..»
Оказалось, что на одном судне гиросфера в матке взяла да по собственному капризу и развернулась на сто восемьдесят градусов. То есть задом наперед. Иногда они могут выкидывать подобные фокусы. Поэтому нужен глаз да глаз…
Когда кончили смеяться, Яков Платонович продолжал:
— Ну, а кроме того, гирокомпас зависит от электропитания. А если вдруг авария с машиной и электричества нет? Однажды с нами произошла такая история у Азорских островов — вырубился двигатель. Ну ладно, идем под парусами. А куда идти, если гирокомпас выключен? Вот тут-то и выручил нас магнитный компас. Старый, заслуженный, но надежный — он не выключается никогда.
На самых современных судах магнитные компаса стоят обязательно. Мало ли что бывает в море. Судно не должно терять способность к плаванию, если исчезла энергия. Особенно парусник. Поэтому на судне всегда должны быть инструменты, не зависящие от электричества.
— Закон патефона, — сказала Ксеня.
— Что за закон? — удивился Вася.
— Это дедушка его придумал. Когда мы встречали Новый год, вдруг погас свет, авария в трансформаторной будке. Во всем доме крики и жалобы: люстры не горят, гирлянды на елках погасли, телевизоры не работают. А дедушка зажег свечи и вытащил старый патефон. Ну, знаете, такой чемодан с пружиной внутри и ручкой для завода, и поставил пластинку:
Что ж вы, друзья, приуныли?
Иль песни морские забыли?
И мы хорошо так праздновали. Даже немножко досадно было, когда включилось электричество.
— Раз уж нет гирокомпаса, может, посмотрим патефон? — предложил простодушный первоклассник Антон. — И послушаем пластинки?
Яков Платонович сказал, что это можно.
И скоро потертый патефон, который сохранился у боцмана Пёрышкина с детства, играл пластинку с песенкой из такого же старого фильма «Дети капитана Гранта»:
Жил отважный капитан,
Он объехал много стран…
Коты сидели у патефона и слушали, наклонив головы. Синтаксис хотел потрогать блестящую головку мембраны, но Яков Платонович сказал: «Я тебя…» И растопыренная Синькина лапа замерла в воздухе.
— А диск у патефона тоже почти что гироскоп, — заметил Вася, — вот как вертится!
Пластинка кончилась. И прежде, чем ее перевернуть, Яков Платонович сообщил:
— С компасом мы еще не закончили. Завтра я расскажу вам про деления на его картушке.
— Вот, смотрите, — начал Яков Платонович на следующий день. — На картушке деления…
— Градусы, — уточнил Вася.
— Да, все триста шестьдесят градусов. Но есть и другие обозначения, с латинскими буквами. Это РУМБЫ.
На них делится не только картушка, но и горизонт. Румбы показывают страны света и направления между ними.
Курс определяют чаще всего в градусах — это точнее. Но можно и в румбах. А уж при определении направлений ветра без румбов никак не обойтись. Поэтому они особенно важны на парусниках.
Главных румбов четыре: Север, Юг, Восток и Запад. Они-то на страны света и указывают. Самые главные из них — те, что смотрят на полюса: Север — он называется по-морскому НОРД (NORD) и обозначается буквой N — и Юг, который носит имя ЗЮЙД (SUD) и обозначается буквой S.
Два других — Восток и Запад. Восток — где восходит солнце, Запад — сторона заката.
Восток носит имя ОСТ (OST) и у него буквенная отметка О (а иногда такая — Ost).
Запад называется ВЕСТ (WEST) и знак у него — буква W.
Запомнить названия нетрудно. Слово «норд» мы слышим часто, многие знают, что это «север». Есть даже такое выражение — «нордические страны», это области у Северного полярного круга. (А полярные круги, пока я не забыл, это северная и южная параллели шестьдесят шесть градусов и тридцать три минуты. Это границы очень холодных областей. Зимой там постоянная полярная ночь, а летом сплошной день с незаходящим солнцем…)
Ну, запомнили, что такое «норд»?
А в словах «зюйд» и «юг» одинаково громко звучит буква «ю», так что запомнить совсем просто.
Слово «ост» — как бы серединка слова «восток».
Остается запомнить «вест». Оно не похоже на «запад». Но мы все равно не забудем, верно?
Кстати, запомните: на картах и схемах принято всегда изображать север вверху (значит, юг оказывается внизу), а восток справа (запад, следовательно, будет напротив, слева).
Советую нарисовать главные румбы. Вот так:
Как видите, главные румбы делят окружность картушки и горизонта на четверти. В этих четвертях, между главными, лежат еще четыре румба. Называются четвертные.
Между нордом и остом располагается…
— Норд-ост! — бодро сказала Ксеня.
— Между нордом и вестом…
— Норд-вест! — поспешил Антон.
— Между зюйдом и вестом…
— Зюйд-вест! — не выдержал Вася.
— Между зюйдом и остом…
— Зюйд-ост… — снисходительно закончил Слава. Мол, что тут непонятного.
Но Яков Платонович разъяснил на всякий случай.
— Как вы сами понимаете, это все равно что «северо-восток», «северо-запад», «юго-запад» и «юго-восток»… Но вы обратили внимание, что никогда не говорят «востоко-север» или «западо-юг»? Это не принято. Так же вы не услышите названий «ост-норд» или «вест-зюйд». В составных названиях четвертных румбов сначала всегда упоминаются те, которые смотрят на полюса.
— Наверно, из уважения к полюсам, — догадалась Ксеня. — Ведь через них проходит ось Земли.
— Видимо, так… А теперь нарисуем и четвертные румбы…
Слава поднял руку:
— Извините, но, по-моему, бывают еще норд-норд-ост и ост-норд-ост и всякие другие…
— Бывают. Они обозначаются тремя буквами, поэтому называются трехбуквенными.
Расположены трехбуквенные румбы между главными и четвертными.
Как образуются их наименования?
Сначала берут главный румб, поблизости от которого находится нужный нам трехбуквенный. Например, S (зюйд). Потом смотрят, какой рядом с «нашим» румбом есть четвертной. Скажем, SO (зюйд-ост). «Наш» находится между ними. Чтобы дать ему имя, сначала обязательно называют главный румб, а следом уже — четвертной, вот и получаются три буквы — в данном случае SSO (зюйд-зюйд-ост).
Теперь поработаем головами и карандашами. Врисуем трехбуквенные румбы в нашу схему.
— Разобрались?
— Ага, — выдохнул Антон. Он с Васиной помощью закончил рисунок последним. — Это уже все румбы?
— Нет, дорогой мой, не все… Главных румбов — четыре, четвертных — тоже четыре, трехбуквенных уже восемь. Пока всего шестнадцать.
А между всеми этими румбами втискиваются еще шестнадцать…
— Чтоб им пусто было, — шепнул Антон. Яков Платонович рассмеялся:
— Им не пусто, а наоборот, тесновато. Влезли, понимаешь ли, да еще требуют, чтобы каждому тоже дали имя.
— Трех букв здесь не хватит, — вздохнул Слава.
— Не хватит… Если мы начнем считать эти румбы по порядку (начиная с того, что после N, по часовой стрелке), то окажется, что у них у всех нечетные номера. То есть такие числа, что не делятся на два…
— Пояснение для первоклассников, — поддела Антошку Ксеня.
— Да знаю я, что такое нечетные числа, — буркнул он.
Яков Платонович обрадовался:
— Значит, ты знаешь и как называются эти румбы! В точности так же — нечётные! Их имена составляются с помощью слова «тень».
— «Тень на плетень»… — опять проворчал Антон.
— Нет. В данном случае это означает «близкий к…». То есть близкий к одному из главных румбов, к какой-то стране света. Например, «тень ост», «тень зюйд».
С определением этих румбов у новичков иногда бывает неразбериха, помню, даже курсанты путались, а на самом деле нет ничего сложного.
Прежде всего запомните: трехбуквенные румбы (всякие OSO и WNW) припутывать сюда не надо. В определении нечетных румбов (которые с «тень») они не участвуют.
Когда надо узнать, как называется какой-нибудь нечетный румб, делаем вот что. Сначала смотрим, какой главный или какой четвертной (то есть из двух букв) ближе всего к «нашему» нечетному. И называем его. Например, N0…
Затем надо определить, в какую сторону от этого N0 отклоняется «наш» румб. К северу, к востоку, к югу или к западу? То есть — к какому главному румбу? На остальное сейчас смотреть не надо, важны только стороны света.
Допустим, отклоняется он к северу, к N. Иначе говоря — «тень норд». Вот и получается: норд-ост-тень-норд. Или NOtN. Потому что слово «тень» здесь обозначается маленькой латинской буквой t (тэ).
Ну, и снова беремся за карандаши. Дополним наш рисунок нечетными румбами и их названиями.
Когда кончили рисовать, Антон измученным голосом спросил:
— Будут еще румбы? Или все наконец?
— Все. Правда, иногда говорят «полрумба», «четверть румба», но мы эти деления отмечать не будем.
— Уф… — выдохнул Антошка.
— Не вздыхай. Если трудно разобраться сразу, со временем поймешь… Вспомни рангоут. Казалось, сколько там непонятных названий! Но когда вы поняли систему рангоута, все остальное стало проще. Поймете и здесь… А сейчас вернемся к компасу.
То, что мы нарисовали на доске и в тетрадях — то есть румбы — нанесено и на компасную картушку (правда, трехбуквенные и нечетные румбы не обозначены буквами, но моряки помнят их и без этого).
На старинных компасах картушки пестро раскрашивались, северный румб часто украшался изображением лилии — это был символ правильного курса. Сейчас картушки выглядят попроще, это и хорошо: пестрота и узоры только отвлекали штурмана и рулевого… А теперь смотрите. Я недавно сфотографировал картушку старого компаса, которую нашел среди книг, и отпечатал несколько снимков — для каждого из вас. Вложите эти картушки в тетради, они вам пригодятся для занятий.
— Дедушка, какой ты молодец! — воскликнула Ксеня.
— Да, это уж точно, — усмехнулся Яков Платонович. — А теперь давайте потренируемся в определении курсов… Слава, ты принес то, что я просил?
— Конечно! — Слава выскочил за дверь и вернулся с длинным газетным свертком. Сбросил бумагу, под ней оказалась полуметровая доска, вырезанная по форме корабельного корпуса. Слава сказал, что работал над этой штукой целый вечер.
— Прекрасно! Положим ее на палубу! — скомандовал Яков Платонович. — Поставим на нее компас. Вот так… Представим, что это настоящий корабль с компасом. В движении… Ну-ка, кто скажет, каким курсом он идет?
Четверо стукнулись головами над компасным стеклом так, что котелок слегка загудел.
— Курс норд-вест, — первым сообразил Слава. — Или триста пятнадцать градусов.
— Очень хорошо. Вася, слегка поверни корабль к норду. Так, чтобы курсовая нить перешла вправо на один румб… Что теперь?
— Теперь… теперь… Кажется, норд-вест тень-норд… Да! А в градусах… кажется, триста двадцать шесть.
— Точнее — триста двадцать шесть и еще четвертушка. В одном румбе одиннадцать с четвертью градусов. Если не верите, разделите 360 на 32 румба.
— Мы верим, — торопливо сказал Антон.
— То-то же… А сейчас позанимайтесь сами с этим кораблем. Пусть он походит в разных направлениях, а вы определяйте курсы…
И начались упражнения.
Конечно, корабль был из простой доски, но компас-то настоящий! Протирая на коленях джинсы, мореходы ползали по половицам вдоль и поперек.
Только и слышалось:
— Зюйд-вест-тень-вест… Нет, просто зюйд-вест, это ты сдвинул нечаянно! В море такой простор, а ты толкаешься. А теперь курс норд-ост! Сорок пять градусов!
— Поворачиваем к норду и плывем к Северному полюсу! — посоветовал Антон.
— Но там ведь ужасно сильное магнитное склонение! — испугалась Ксеня.
— Компас не будет работать как следует.
— А мы включим гирокомпас! — решил Вася.
— К сожалению, и гидрокомпаса вблизи полюсов работают «не очень», — заметил Яков Платонович. — Приходится применять специальные приборы. Например, солнечный компас. Он ориентируется на солнце, которое в полярных областях в летнее время не заходит круглые сутки.
С таким компасом в 1928 году знаменитый путешественник Руал Амундсен на гидросамолете «Латам» полетел искать экспедицию итальянского генерала Нобиле, которая потерпела в Арктике аварию на дирижабле «Италия»… В этом полете самолет со всем экипажем погиб. Но виноват, конечно, не компас. Что-то случилось с самой машиной…
— У нас солнечного компаса нет, — рассудил Вася. — Поворачиваем на юг. Почему такой тихий ход? Поднять на всех мачтах трюмсели!
Холода нам нынче ни к чему!
Южный ветер дует нам в корму! —
обрадованно сочинил Антон.
— Постой, постой, голубчик, — забеспокоился Яков Платонович. — Вы ведь отправились на юг. Значит, в корму вам дует северный ветер!
— Извините, но как же так? — засомневался Слава. — Ведь ветры очень часто называются так же, как и румбы! Я читал! Влажный «зюйд», штормовой «норд», свирепый «норд-ост»… тот, который в Новороссийске называется «бора». Значит, дуть они должны в ту сторону, куда указывает этот румб.
— А вот тут, друг мой, ты допускаешь ошибку, типичную для сухопутных граждан. Между курсами и ветрами — разница. Когда говорят «курс корабля — зюйд», значит судно идет на юг. А когда говорят «дует зюйд», это значит — ветер с юга.
Чтобы запомнить это, моряки придумали поговорку: «Судно идет из компаса, а ветер дует в компас».
— Понятно, — вздохнул Вася. — Значит, с южным ветром мы на юг не попадем.
— Попадете, но только если будете идти в лавировку, змейкой. Зигзагами… Но об этом поговорим, когда займемся курсами и галсами относительно ветра.
— А это что такое? — опасливо спросил Антон.
— То, что моряку-паруснику необходимо знать как собственное имя. Но об этом завтра. А пока тренируйтесь с компасом.
— Курс норд-норд-вест! — определила Ксеня. — Прямо на морское чудовище по имени Синтаксис!
Синька обиделся и ушел из комнаты. Василиса за ним — утешать.
Компаса котов не интересовали. Может быть, они им вовсе не нужны: говорят, внутри у кошек есть устройство, которое помогает им без приборов определять, где север и юг. Но, во-первых, это не доказано, а во-вторых, не имеет отношения к науке о судовождении. Зато к ней имеет отношение
МАНЕВРИРОВАНИЕ ПАРУСНЫХ СУДОВ
— Речь пойдет сейчас не о курсах, которые прокладываются по компасу, — сообщил Яков Платонович, когда опять начались морские занятия. — Мы будем говорить о том, как парусник движется относительно ветра.
Что это значит?
Вот сейчас наш «Звенящий» идет с попутным ветром. Но может идти и тогда, когда ветер дует в борт, надо только соответственно развернуть паруса. А может и в тех случаях, когда ветер дует не просто сбоку, а сбоку и спереди. Он будет двигаться не так быстро и легко, как при попутном ветре, но все-таки может. Еще лучше это получается у судов с косым вооружением — у шхун, у спортивных яхт.
Конечно, совсем против ветра никакой парусник идти не может. Но если ветер дует, как говорят, «в скулу», то есть наискосок навстречу, — это пожалуйста.
— Хотя и наискосок, но все-таки навстречу, — заметил Слава. — Как же судно движется?
— Здесь действуют особые законы аэродинамики, науки о движении потоков воздуха. Они похожи на те, которые дают подъемную силу крыльям самолета.
Боковой и встречный ветер не только толкают парусник вперед, но и пытаются снести его в сторону. И сносят. Это называется дрейф. Но сносят не сильно. У больших судов этому мешают выступающий под днищем киль и дейдвуды (помните, такие плавники у кормы и у носа?). А на малых судах есть специальное устройство… Когда судно идет круто к линии ветра…
— А что такое линия ветра? — перебил Антон.
— Ах да, я забыл объяснить. Линия ветра — это линия, которая показывает направление ветра и проходит через судно. Непонятно? Ну, смотрите. Ветер может двигаться широким фронтом. А его линия — это как бы узкий поток, который пролетает над судном и говорит: «Вот он я, ветер! Смотрите, откуда куда лечу!» Теперь понятно?.. Итак, когда судно идет носом близко к встречному направлению ветра, считается, что оно движется круто к линии ветра.
Такой курс называется крутой, или острый.
А если нос повернут от линии ветра далеко, то есть когда ветер дует в корму и в борт или просто в корму, курс называется полный.
Разумеется, самый полный курс, когда ветер налетает прямо сзади. А самый острый — это когда судно идет носом к линии ветра как можно ближе (то есть круче), и дальше уже нельзя — паруса заполощут и корабль остановится.
Парусники не всегда подолгу идут в одном направлении. Порой им приходится маневрировать: при входе в гавань, в узких местах, среди островов. В этих случаях часто приходится менять курсы.
Когда судно начинает приближаться носом к линии ветра, говорят, что оно приводится к ветру. Или просто «приводится».
Когда судно удаляется носом от линии ветра, говорят, что оно уваливается под ветер. Или просто «уваливается».
Конечно, увалиться можно до самого полного курса, а привестись до самого крутого (острого).
А теперь разберемся, как эти курсы называются.
Еще раз напоминаю: не путайте их с курсами, которые определяются по компасу. Сейчас мы говорим о курсах относительно ветра.
Когда парусник идет при ветре, дующем прямо в корму, курс называется ФОРДЕВИНД.
Название пришло из английского языка. «Винд» значит «ветер». «Де» (the) приставка к этому слову (артикль). «Фор» — «передний», «направляющий вперед». Вот и получилось «ветер, толкающий судно впереди себя». Хотя по правде это название не ветра, а курса при таком ветре.
Иногда говорят «судно идет курсом фордевинд». Иногда проще — «идет в фордевинд». Но строго по-морскому следует выражаться безо всякого предлога «в». «Судно идет фордевинд» (но не «фордевиндом»!).
Случается, что моряки-парусники, особенно яхтсмены, выражаются сердито: не «фордевинд», а «фордак». «Прем фордаком». Дело в том, что этот курс не очень-то любят. Казалось бы, чем плохо? Плывем при самом попутном ветре! Но при фордевинде задние паруса закрывают передние, не дают им работать в полную силу. На судах с косым вооружением можно еще кое-как выйти из положения: поставить паруса «бабочкой» — на одной мачте вправо, на другой — влево и так далее. А как быть фрегату, барку или бригу?
К тому же при фордевинде судно не может идти быстрее ветра…
— А при других курсах может? — удивился Слава.
— Да. Благодаря все тем же законам аэродинамики. Особенно этим отличаются гоночные яхты. Но при курсе фордевинд и они не могут ничего сделать — попутный поток ветра не обгонишь. А стоит ветру чуть ослабеть, и судно наталкивается на встречный воздух. К тому же на фордевинде судно рыскает, капризничает. Гики грозят перекинуться с борта на борт. Маленькая яхточка может даже рыскнуть и опрокинуться на догнавшем ее гребне волны…
Однако если ветер немного «зайдет» вправо или влево, судно тут же обретает устойчивость на курсе.
Это самый любимый курс парусников — БАКШТАГ. Обратите внимание — единственное название курса без слова «винд»…
— Но ведь бакштаг — это снасть стоячего такелажа! — вспомнил Вася.
— Да. Бакштаги тянутся от мачт в сторону и назад. И ветер при этом курсе дует в мачту как бы через такой трос — с кормы и с борта, наискосок.
Здесь и паруса все работают, значит, скорость выше, и судно держится на курсе ровнее (слегка налегает килем на толщу воды), а воздушные потоки остаются почти попутными. Поэтому бакштаг — тоже полный курс.
Но вот парусник, который «шел бакштаг», привелся и пошел круче, так, что ветер точно или почти точно — в борт.
Теперь судно как бы режет линию ветра поперек. Пополам. Половина по-английски «халф». У нас это слово превратилось в «галф». И курс поэтому — ГАЛФВИНД. (Произносится «галфинд», но когда пишете, не забывайте, что в середине слова «ф» и «в»). Иногда говорят и по-русски — «судно идет вполветра».
Галфвинд для парусника тоже неплохой курс. Хорошие суда идут этим курсом не менее быстро, чем бакштаг, хотя порой и мешает боковая волна.
Галфвинд круче бакштага. Но он все же не такой крутой, как БЕЙДЕВИНД.
«Бей» (или «бай») — это английский предлог «к». Название курса переводится «близко к ветру».
В самом деле, при бейдевинде парусное судно идет близко к линии ветра. Это самый крутой (или острый) курс.
Но и в одном курсе бывают различия. Когда бейдевинд такой, что острее некуда, паруса вот-вот заполощут, это крутой бейдевинд. А если парусник увалился, но идет все же острее, чем в пол ветра, это полный бейдевинд.
Такие же различия бывают и в бакштаге. Посмотрите на рисунки.
Конечно, у галфвинда и у фордевинда разделения на крутой и полный нет.
Здесь самое время сказать, что ходить круто к ветру моряки научились давно — когда придумали косые латинские паруса. С прямыми в бейдевинд не очень-то походишь, а с косыми — пожалуйста…
— А зачем тогда продолжают строить парусники с прямыми парусами? — спросил Слава.
— Потому что косые паруса неудобны при попутных ветрах: неустойчивы, требуют постоянного внимания. С прямыми проще. В тех районах Земли, где дуют постоянные ветры — пассаты, — фрегат, бриг или барк могут неделями идти одним курсом, ничего не меняя в парусах и не делая никаких маневров. Это очень удобно при дальних рейсах. Например, в кругосветных плаваниях или на маршрутах клиперов…
А бригантины и баркентины появились как раз потому, что моряки старались соединить в своих судах преимущества прямого и косого вооружения…
Но мы отвлеклись. Вернемся к курсу «крутой бейдевинд», и пойдем еще круче — носом прямо к линии ветра…
— Куда? — испугался Вася. — Дальше крутого бейдевинда? Мы же не сможем плыть!
— Плыть не сможем. Но с разгона встать бушпритом к ветру — это получится. Должны же мы испытать — что это такое?
Надо сказать, довольно противное состояние. Как говорится, ни туда и ни сюда…
— А назад?
— Назад большие корабли идти не могут. Маленькая яхта попятится и развернется, но мы-то на фрегате. Кстати, такую ситуацию нельзя даже назвать курсом относительно ветра. Курс — это движение, а тут стоишь на месте, и ветер треплет тебя от души…
Писатель Андрей Сергеевич Некрасов (с которым мы не раз встречались и чьи книги я очень люблю) сочинил знаменитого капитана Врунгеля и в конце этой книги поместил морской словарик. Там он пишет, что раньше у такого положения даже не было названия, а капитан Врунгель придумал слово «вмордувинд». Но это, конечно, шутка. И слово это было известно морякам раньше (так же, как, например, «мордотык»), и есть у этого «вмордувинда» вполне официальное название. Красивое такое имя — ЛЕВЕНТИК. От французского «ле вент», что означает «ветер».
В левентик иногда встают, чтобы лечь в дрейф. То есть, когда судно останавливается, но не отдает якоря…
Но нам, друзья, надо не лежать в дрейфе, а двигаться вперед. Как мы поступаем? Поскольку идти прямо ветер нам не позволяет, мы займемся лавировкой. То есть начнем движение «змейкой».
Корабль все время идет курсом бейдевинд, но время от времени делает повороты, чтобы ветер дул то слева, то справа. Не очень быстро, но в итоге мы все же движемся, куда надо, потому что меняем галсы.
— Что меняем? — спросил Слава и завис карандашом над тетрадкой.
— ГАЛСЫ. Вы же видите, что курсы бейдевинд, галфвинд и бакштаг бывают двух видов — когда ветер слева и когда он справа.
Как их различать? Здесь и применяется такое понятие — галс.
Если ветер дует в судно с левой половины горизонта, значит, оно идет левым галсом. Если с правой — то, конечно, правым галсом.
Курсы так и называют — «крутой бейдевинд левого галса», «галфинд правого галса»…
Представим, что наш «Звенящий» идет вон туда, к окну, а ветер дует нам в корму и чуть с правой стороны. Какой у нас курс?
Вася первый вскинул руку.
— По-моему, бакштаг правого галса. Полный…
Правильно, Только определять надо уверенно, без «по-моему». Ну, ладно, научитесь. А пока нарисуйте полную схему курсов и галсов.
Когда кончили рисовать, Яков Платонович предупредил:
— А теперь будьте внимательны. Очень важная тема.
— Это же просто! — обрадовался Антошка. — Если влево, командуй: «Лево руля!» Если вправо — наоборот.
— Скомандовать — дело нехитрое. Если знаешь, когда и как. Но ведь надо команду еще и выполнить правильно. Парусник — это вон какая громадина, вон какие этажи парусов на нем. И с каждым при повороте необходима умелая работа.
— Даже когда корабль поворачивает совсем немножко? — недоверчиво спросила Ксеня.
— На парусниках не бывает поворотов «немножко». Вы думаете, если судно под парусами слегка изменило направление — увалилось или привелось — это уже поворот? Ничего подобного.
Если вы едете на машине или велосипеде, видите впереди телеграфный столб и сворачивайте в сторону, можно сказать, что вы да, повернули. Но парусник — не велосипед и не автомобиль. И даже не моторное судно.
Здесь свои правила. Если вы шли полным курсом, а потом привелись до крутого — это еще не поворот. И если от крутого курса увалились до полного — тоже не поворот. Это просто приведение и уваливание.
А поворот… Послушайте и запишите правильно:
Поворотом парусного судна называется такой маневр, когда судно кормой или носом пересекает линию ветра, то есть меняет галс.
Запомнили? Обязательно меняет галс. Только тогда это поворот.
Например, при лавировке. Идете в бейдевинд левого галса, затем приводитесь до левентика, по инерции пересекаете носом встречный ветер и уваливаетесь опять до бейдевинда, но уже правого галса.
Это вы сделали ПОВОРОТ ОВЕРШТАГ.
«Овер» по-английски значит «через», а что такое «штаг», вам известно. При этом повороте вы пересекаете ветер так, что он проходит «через штаг», который стоит, как известно, впереди.
Если же судно меняет галс, пересекая направление ветра кормой, это тоже поворот, но уже другой: ПОВОРОТ ЧЕРЕЗ ФОРДЕВИНД. Впрочем, чаще говорят просто «поворот фордевинд» — это не так правильно, зато короче.
Итак, повторяем:
Поворот оверштаг — когда парусник пересекает линию ветра носом.
Поворот фордевинд — когда он пересекает линию ветра кормой.
— Когда я работал в яхт-клубе, инструкторы наставляли новичков так, — продолжал Яков Платонович. — «Эти два поворота надо уметь делать отлично, если не хотите скрутить третий поворот — оверкиль…»
— Через киль! — воскликнул Слава.
— Да, дословно это переводится так. Но, если точнее, то «вверх килем».
Потому что при неумелом повороте легкая яхточка может оказаться именно в таком положении. Особенно опасен поворот фордевинд, когда гик (если его не придержать умело) с силой перелетает со стороны на сторону, бьет по вантам, яхта кренится и… вот она уже днищем наружу, а экипаж плавает вокруг и «веселится»… Впрочем, веселья мало, если ветер крепкий, да еще и волна поддает.
Чтобы такого не случилось, рулевой и матросы должны действовать четко и согласованно.
Рулевой (а именно он командир на небольшой яхте) отдает предварительную команду: «К повороту фордевинд!» Или: «К повороту оверштаг!» (Впрочем, если оверштаг, то чаще говорят просто: «К повороту».)
Матросы, которые держат шкоты, отвечают: «Есть к повороту».
Затем главная команда: «Поворот!»
И — теперь не зевай…
— Но это на яхте, — заметил Вася. — А на большом паруснике…
— На большом паруснике при повороте перевернуться трудно. Разве что в самый отчаянный ураган. Зато работы гораздо больше — парусов-то вон сколько, и каждый надо поставить на другой галс. Надо обрасопить (от слова «брас») реи, то есть повернуть их в нужное положение. Перенести гики и гафели, перетянуть стаксель — и кливер-шкоты… Поэтому и команда посложнее…
Яков Платонович вдруг распрямил плечи и зычно приказал:
— К повороту!.. Два румба под ветер, увались!.. Так! Руль на ветер! Пошел поворот! Фока- и кливер-шкоты раздернуть! Фок на вантах? Хорошо, ребята! Грот на гитовы и гордени!.. Перешли? Брасопить реи на правый галс! Гордени и гитовы раздать! На брасах и топенантах, выравнивай!.. Одерживай!..
Коты, мирно спавшие на подоконнике, с испугу ринулись под диван.
— С ума сойти, — сказала Ксеня. — Ничего не понятно.
В дверь заглянула бабушка Наталья Степановна.
— Что тут у вас?
— Молодость вспомнил, — вздохнул Яков Платонович. — Рейс на «Крузенштерне» вокруг Европы в 1967 году… А то, что непонятно, пускай вас не пугает. Окажетесь на паруснике — научитесь. Я просто хотел показать вам, что поворот большого парусного судна — дело сложное. И порой довольно долгое. Помните семимачтовую шхуну «Томас У. Лаусон»? Ее капитан жаловался, что поворот оверштаг на этой громадине занимает «от пятнадцати минут до бесконечности».
Яков Платонович прищурил глаза.
— А вообще-то удивительный момент. Вижу и слышу будто наяву. Бейфуты скрипят, блоки поют, парусина хлопает, у грот-мачты кричит помощник — что-то там заело (у каждой мачты свой ответственный помощник капитана или боцман). Потом — паруса хлопнули последний раз и взяли ветер. «Так держать!..» — «Есть так держать!..» И только шум воды за бортом. Скорость…
— Ну, расшумелся наш мореход, — сказала Наталья Степановна. — Играйте отбой парусному авралу и пошли на камбуз, я нажарила пирожков с капустой. Называются «боцманская радость». А то у детей в головах каша от гитовов и стаксель-шкотов.
— Да, сначала пусть разберутся хотя бы, как управляться на яхте, — согласился Яков Платонович. — Там снастей поменьше.
— Но ведь у нас, хотя и воображаемый, а все-таки фрегат, а не яхта, — возразил Слава.
— Да. Но именно воображаемый. А летом вам, небось, захочется продолжить морские занятия на деле, а?
Четверо друзей замерли.
— У меня есть давний друг. Вместе ходили на «Меридиане», потом работали в яхт-клубе. Матвей Петрович его зовут. У него в сарае лежит самодельная яхточка. Не гоночная правда, а так, для небольших путешествий. Туристский швертбот. Ну вот, если Матвея Петровича попросить, а яхточку подремонтировать…
— Ура!! — гаркнул дружный экипаж «Звенящего», чем опять вызвал панику у Синтаксиса и Василисы. А Ксеня повисла у деда на шее.
— Платоныч, ты сокровище!
— Безусловно, — согласился боцман Пёрышкин. — Разве у кого-то были сомнения?.. Но, во-первых, поработать придется крепко. А во-вторых, учебные занятия ни в коем случае не прекращаем. Узнать вам надо еще многое. Вот, например…
Ходить на яхте будем по большому Васильевскому озеру. Там много яхт, шлюпок, моторных лодок, катеров. Иногда становится тесновато. И все должны четко знать, как вести себя при встречах с другими судами.
Курсы и галсы относительно ветра вам известны. Что такое приведение и уваливание, повороты оверштаг и фордевинд — тоже. А завтра познакомитесь еще с одной важной темой.
— Знаете ли вы, что такое МППСС? — спросил Яков Платонович.
— Кажется… это Министерство путей сообщения, — неуверенно предположила Ксеня.
— Нет! Министерство путей сообщения — это МПС. А МППСС — это Международные правила предупреждения столкновений судов в море.
Дело в том, что судов на Земле очень-очень много. В открытом океане, в его пустынных областях разойтись двум встречным судам не сложно. Однако даже там случаются столкновения, если моряки нарушают правила расхождения. А в районах активного мореплавания, где бывает «не протолкнуться», что делать?
Вот и разработали моряки свои правила движения…
— Как правила уличного движения в городах, да? — вставила Ксеня.
— Да. И такие же строгие. Потому что их нарушение обязательно приводит к беде. Столкновения судов друг с другом — пожалуй, самые частые морские аварии. Немало йз них кончаются гибелью людей…
— Но мы ведь будем плавать по озеру, а не по морю, — заметил Антон.
— Во-первых, не «плавать», а «ходить». Именно так выражаются моряки. Во-вторых, на озерах и водохранилищах действуют те же правила, что на море. Другое дело — на реках, в каналах и других местах, где узкие фарватеры (то есть заранее намеченные водные пути). Там особые правила. Но мы-то пойдем по достаточно широкой воде. На ней — МППСС… А выглядят эти правила так… — И Яков Платонович достал с полки книжку.
— Ой! И все это надо выучить? — испугался первоклассник Антон Штукин.
— Нет, все пока не надо. Познакомитесь подробно, если станете курсантами мореходных училищ. Но о правилах, которые для нас самые необходимые, я расскажу.
По этим правилам в ночное время все суда должны нести бортовые и отличительные огни. От захода до восхода солнца. А в условиях ограниченной видимости (при плохой погоде, в тумане и так далее) эти огни должны зажигаться и днем.
Каждое судно на правом борту должно нести зеленый огонь, а на левом красный. На корме зажигается белый огонь. «Огни» — это специальные фонари, которые должны быть видимы на большом расстоянии.
На небольшом парусном судне (меньше двенадцати метров длиной) эти огни могут быть заключены в одном фонаре, разделенном на секторы: зеленый светит вперед и вправо, красный — вперед и влево, а белый — назад. Но напоминаю — это лишь на маленьких судах.
На больших парусниках рекомендуется у топа мачты зажигать два огня — один над другим. Вверху — красный, под ним — зеленый. (Это помимо бортовых!) Но никогда парусники на ходу не зажигают на мачтах белых огней. Белый огонь они (как и все другие суда) включают лишь тогда, когда стоят на якоре. Обычно такой фонарь поднимают на штаге, и он должен быть виден со всех сторон. А если судно длиннее пятидесяти метров, белых огней должно быть два — на носу и на корме.
Теперь о расхождении судов.
Если два судна с механическими двигателями оказываются на встречных курсах и возникает опасность столкновения, они должны изменить свой курс вправо, так чтобы каждое судно прошло у другого мимо левого борта. В ночное время они будут видеть друг у друга красные огни.
Это правило для обычных условий. Иногда — при каких-то сложностях — приходится расходиться правыми бортами. При этом суда должны заранее обменяться нужными сигналами и принять все меры безопасности…
— Но мы-то на паруснике, — напомнил Вася.
— Да, я не забыл… Суда с механическим двигателем должны уступать дорогу парусным судам. Это сказано в МППСС. Так что у нас есть преимущество…
— Это хорошо! — обрадовался Вася.
— Но в любом случае надо руководствоваться разумной осторожностью и здравым смыслом. Это тоже предписывают «Международные правила». Если вы видите, что какое-то судно не уступает вам дорогу, хотя и должно это сделать, вы должны принять все меры, чтобы избежать столкновения.
Могут ведь возникнуть разные ситуации. Скажем, идете вы на маленькой шхуне или кече, а навстречу вам «прет» танкер длиною в четверть мили и с грузом двести тысяч тонн. По правилам он должен уйти с вашего курса. Но кому легче повернуть руль и заранее уступить встречному судну путь? По закону ваше суденышко и встречный великан пользуются одинаковыми правами, и если танкер вас утопит, капитан его будет отвечать. Но вам-то от этого станет ли легче?
Или у нас на озере… Конечно, моторки должны уступать дорогу яхтам. Но какой-нибудь «дядя Гоша» (из тех, кто «лисель-спирт из бочки пьют») этого может просто не знать. Может быть, дядю Гошу и заберут потом в милицию, но кто починит вашу яхту?
Кроме того, парусник тоже не всегда имеет право пути. Он должен уступать дорогу судну, которое лишено возможности управляться (случилось там что-нибудь) или может маневрировать лишь ограниченно. А также — судну, занятому ловом рыбы. Поэтому яхтсменам не следует наезжать на мирных рыболовов, которые на лодках дремлют над своими удочками, если даже эти рыболовы оказались на пути.
И еще. Если вы на вашем паруснике видите, что навстречу идет судно, глубоко сидящее в воде (говорят — «затрудненное своей осадкой»), тоже старайтесь не мешать ему. Такое судно в темноте зажигает три красных огня друг над другом, а днем поднимает специальный знак — красный цилиндр.
— Эти правила для того, чтобы мы знали, как поступать, если встретимся с моторными судами, — сказал Слава. — Или со всякими, у которых трудности. А как расходятся между собой два обычных парусника, если есть опасность столкновения? Маленький уступает дорогу большому?
— Нет. Величина здесь не играет роли. Действуют другие правила. Очень строгие. Слушайте.
Если два парусных судна идут разными галсами и возникает опасность столкновения, судно, идущее левым галсом, должно уступить дорогу судну, идущему правым галсом.
Иногда говорят короче: «Правый галс имеет право дороги».
Поэтому на озере во время парусных тренировок или гонок часто разносится над водой: «Эй! У нас правый галс!»
— А если оба парусника идут одним галсом? — спросил Слава.
— Тогда они не могут столкнуться! — воскликнул Антон.
— Извините, но, по-моему, могут. Смотрите… — Слава шагнул к доске. — Вот…
У первого корабля курс бакштаг левого галса. У второго бейдевинд и галс тоже левый. Идут они не навстречу друг другу, но так, что столкновение все же может случиться, если кто-то не уйдет с пути…
— Ты очень правильно рассуждаешь, — похвалил Яков Платонович. — Такие положения на воде возникают часто. Для этих случаев есть другое правило:
Если два парусных судна идут одним галсом и у них возникает опасность столкновения, должно уступить дорогу наветренное судно.
— Какое? — не понял Антон.
— Наветренное. Разве я не объяснял вам, что такое «наветренный» и «подветренный»?..
Ладно, слушайте.
Вот идет наш корабль, и ветер дует ему в левый борт. Этот борт и есть наветренный. Он на ветре. А правый, от этого ветра укрытый, будет подветренный. Он под ветром. Судно, которое оказалось слева от нас — наветренное. Оно как бы ближе к источнику ветра, чем мы. А мы по отношению к нему находимся под ветром.
Но эти два корабля идут параллельно друг к другу и столкнуться не могут. Поэтому вернемся к схеме, которую так вовремя нарисовал Слава. Там какое судно оказалось подветренным?
— Второе, конечно! — поспешил Вася.
— Верно. Значит, оно может идти своим путем, а первое должно привестись и уступить дорогу. Оно на ветре, ему управляться легче.
Это правило звучит иногда и по-другому:
Если два парусных судна идут одним галсом и у них возникает опасность столкновения, должно уступить дорогу су дно, которое идет более полным курсом.
Это правило все охотно записали, но потом Слава с сомнением сказал:
— Извините, но может возникнуть противоречие. Вдруг окажется, что наветренное судно идет более крутым курсом, чем подветренное. Должно оно уступить дорогу или нет?
— Никакого тут нет противоречия! — закричал Вася Лис. Он обрадовался, что наконец-то оказался догадливее Славы. — Если наветренное судно идет более крутым курсом, чем подветренное, они просто-напросто не могут столкнуться! Давайте я нарисую!.. — И налег на мел с такой силой, что в воздухе повисло белое облачко. — Смотрите!
Видите, у первого бейдевинд правого галса, а у второго бакштаг правого галса. То есть галс у них одинаковый. Если бы была опасность, первое должно было бы уступить дорогу, потому что оно наветренное. Но оно идет круче, поэтому опасности нет.
— Ты обязательно будешь капитаном фрегата, — сказала Ксеня. У Васи затеплели уши, и в них зазвучала песня об отважном капитане.
— Те два правила, которые я продиктовал, — основные для парусников, — продолжал Яков Платонович. — Полезно запомнить еще и такое:
Если судно, идущее левым галсом, видит наветренное судно и не может определить, каким галсом это судно идет, оно должно уступить ему дорогу.
Почему? Потому что может оказаться, что наветренное судно движется правым галсом, значит, имеет право дороги.
— Разве бывают случаи, когда нельзя определить, каким галсом идет парусник? — удивился Слава.
— Бывают. Вот так…
— Ну-ка попробуй увидеть издалека, какой у первого судна галс.
— Но ведь оно идет курсом фордевинд! — воскликнул Слава. — Ветер прямо в корму! Разве можно определить галс при фордевинде?
— Определяют по тому, куда повернут гик главного косого паруса. Если он смотрит вправо, значит, галс левый. И наоборот… Но в данном случае его не разглядеть за передними парусами. Поэтому второму судну лучше заранее уйти с дороги.
Ксеня, Вася, Слава и Антон из кусочков пенопласта и сосновой коры сделали кораблики. С мачтами из спичек и бумажными парусами. Расставили их на круглом столе, покрытом синей клеенкой. Получилось как на круглом море. Правда, клеенка была с цветочками, но Антон сказал, что это сквозь толщу воды видны морские растения.
На краю стола поставили вентилятор. Включили — получился ветер. Это не понравилось Василисе и Синьке, они обиженно ушли на двор — охотиться на воробьев (хотя это было им категорически запрещено).
Зато ребятам ветер понравился. И они двинули кораблики в плавание. В «каюте» только и слышалось:
— У меня правый галс, уступи дорогу!
— Но у меня тоже правый!
— Зато я подветренный! Имею право дороги! Не уступишь — впилю тебе в борт!..
— А вот так, друзья мои, не надо, — вмешался Яков Платонович. — Я же говорил: во всех случаях нужны здравый смысл и разумная осторожность. Даже если вы по правилам не должны уступать путь, все равно надо стремиться избежать столкновения. Безопасность прежде всего. А то будете как известный Мак-Клоги…
— Кто? — удивились ребята.
— Это шотландская фамилия. Говорят, на одном приморском кладбище есть камень с выбитыми на нем строчками:
Здесь покоится шкипер Мак-Клоги.
Он отстаивал право дороги…
Целая биография в короткой надгробной надписи. Так и видишь, будто наяву, этого старого, с рыжими клочкастыми бакенбардами обветренного шкипера. Кстати, шкиперами было принято называть капитанов небольших парусников… Наверно, храбрый был моряк, этот Мак-Клоги, но слишком упрямый. Никогда никому не уступал дорогу — ни в жизни, ни на море. Ну и вот… Ладно, играйте. А я для вас пока буду сочинять задачку.
— Какую? — опасливо спросил Антон.
— Скоро узнаете.
«Дул капризный шквалистый норд.
Недалеко от острова Китовая Пятка шхуна старого шкипера Бена Адамса по прозвищу Дубовый Брештук шла курсом норд-ост в гавань славного города Лувер-Буля. В трюмах шхуны «Мимороза» лежал скоропортящийся груз маринованных дынь, поэтому Брештук спешил и не спускал ни одного топселя даже при шквалах.
Вдруг вахтенный матрос закричал:
— Какая-то обшарпанная посудина слева по курсу! Ковыляет по волнам, как пьяная курица среди кочек! Провалиться мне с марса в трюм и пусть меня стукнет по темени шпором грот-стеньги, если это не плешивый Мэтью Хансон по прозвищу Трефовый Туз!
— Протри окуляры! — закричал с юта Брештук. — Ты не протрезвел после вчерашнего веселья в трактире «Красная бочка»! У Туза марсельная шхуна, а это бригантина!
— Нет, кэп, — лениво возразил помощник шкипера Джек Сигара, который стоял рядом. — Это, видать, и правда Туз. Он поднял на фока-pee свой латаный-перелатанный брифок, убрал фока-трисель, вот и кажется, что его «Румяная Клотильда» — шхуна-бриг.
— Будь его «Клотильда» хоть самая румяная, а сам он хоть самый тузовый Туз, а я не позволю ему пересекать мой курс! — зарычал Дубовый Брештук.
— Не надо бы связываться с плешивым Мэтью, — заметил помощник. — Он, конечно, давно ушел из пиратов и уже не поднимает под грота-гафелем черный флаг с белым тузом треф, но характер у него по-прежнему поганый.
— Но куда он со своим поганым характером прет наперерез! — окончательно рассвирепел шкипер Адамс. — Зачем его вообще несет на восток? Там же скалы Челюсть Бабушки! Мы и то еле-еле сможем оставить старушкины зубки под ветром, а разбойник сядет прямо на камни! Наверно, прямые паруса не дают ему привестись ближе к норду. Ну так крутил бы оверштаг и ковылял правым галсом на ветер, пока не поздно. Иначе он попадет не в Лувер-Бульскую гавань, а прямо к чертям на сковородку, и они справедливо напомнят старому нарушителю законов все прежние грехи!
— Дело в том, — сказал помощник Джек Сигара, — что плешивый хозяин «Клотильды» возит в трюмах подковы, гвозди, дверные петли и прочий скобяной товар. Поэтому их единственный компас врет, как ленивый школьник, который прогулял урок и теперь несет всякую околесицу, чтобы ему не надрали уши. А делать поправку на девиацию Туз, конечно, не умеет. Вот он и думает, что идет на норд-ост, прямехонько в уютную Лувер-Бульскую бухту…
В это время два парусника сблизились так, что можно уже было докричаться друг до друга. Дубовый Брештук вскинул мятый рупор:
— Эй, на «Клотильде», разрази вас всех тайфун! Уступите дорогу, вы, сосиски из лягушачьего мяса!
— А ну, сваливайтесь с курса сами! — пронзительно заголосил в ответ плешивый Мэтью Хансон. — Знайте, сухопутные мыши, по несчастью попавшие на воду, что старый Туз никому никогда не уступает путь! А сейчас тем более! У нас право дороги!
— Очнись, драная карточная колода! — вознегодовал Брештук. — Откуда у тебя право дороги? Приводи к ветру свой груженый ржавыми шурупами лапоть, пока еще есть время! Или лучше делай оверштаг! А то окажешься на зубах у Старушки!
— Ребята! — скомандовал Трефовый Туз. — Зарядите-ка гарпунную пушку! Тряхнем стариной и поломаем этому корыту пару флортимберсов…
— Господин Сигара, принесите мой пистолет, — официально сказал шкипер Бен Адамс. — И запишите в журнал, что на курсе норд-ост в полусотне миль от Лувер-Буля мы подверглись пиратскому нападению…
Но ни гарпунная пушка, ни старый кремневый пистолет не были пущены в ход. «Мимороза» и «Румяная Клотильда» сошлись так близко, что стало не до выяснения отношений.
— Лево на борт! — заорал плешивый Туз. — Убрать брифок, марсель и брамсель на гитовы! Поворот оверштаг!
— Право руля! — в свою очередь заголосил шкипер Брештук. — Уваливай, пока эта свалка металлолома не пустила нас ко дну!
«Румяная Клотильда», замедляя ход, закачалась на волнах и носом нехотя пошла к ветру. Потом со старушечьим кряхтением перевалила на другой галс. «Мимороза», увалившись до галфвинда, добавила скорости, но тут же стала приводиться снова, чтобы не идти прямым курсом к негостеприимной Челюсти Бабушки.
К счастью, шхуны не зацепили друг друга. Зато словесные залпы, которыми обменивались капитаны парусников, были сокрушительны. Даже шквалистый норд слегка притих, с интересом слушая крики, доносившиеся с двух расходящихся судов.
Плешивый Туз называл Брештука гнилой пробкой от бочонка, нехорошо пахнущим животным, протухшей китовой селезенкой и бездельником.
Дубовый Брештук в свою очередь вопил, что в Лувер-Буле он этого плешивого хулигана вызовет на дуэль и продырявит навылет, потому что с юных лет научился «попадать точно в туза». А кроме того, он напишет о безобразном поведении шкипера «Румяной Клотильды» в газету «Соленая молва», потому что не уступать в море дорогу тому, у кого есть на нее право, — самое бесчестное дело…
Ни дуэли, ни статьи в газете не было. Просто Дубовый Брештук и Трефовый Туз слегка подрались в береговой таверне «Два кальмара».
Кто же из них был прав? Трефовый Туз, который таскал Брештука за бакенбарды и повторял: «Учи как следует правила расхождения, сухопутная деревяшка»? Или Дубовый Брештук, который мозолистой ладонью лупил бывшего пирата по лысине и назидательно повторял: «Надо различать, кто идет круче, а кто полнее! Различать! Различать!..»
Когда Яков Платонович прочитал историю о столь драматическом морском эпизоде, все некоторое время озадаченно скребли затылки. Потом Ксеня сказала:
— По-моему, оба неправы. Нельзя так скверно вести себя и выражаться такими словами.
— Это ты говоришь верно, — согласился ее дед. — Но наша задача: выяснить правоту и неправоту с точки зрения мореходной науки. Кто имел право дороги? Кто должен был уступить?
— Так сразу не разберешься, нужна морская карта, — сказал Вася. — Или хотя бы рисунок…
— У меня уже кое-что сложилось в голове, — сообщил Слава.
И он изобразил на доске целую картину.
— Ветер — норд, значит, дует с севера. У «Миморозы» курс норд-ост, значит — на северо-восток…
— А курс относительно ветра — бейдевинд левого галса, — вставил Антон. — Кажется, полный…
— А «Румяная Клотильда» идет курсом ост. То есть на восток, — продолжила разбор морской ситуации Ксеня. У нее галфвинд. А галс тоже левый…
— Раз галсы одинаковые и есть опасность столкнуться, надо выяснять… что? — подал голос Яков Платонович.
— Какое судно наветренное и какое подветренное! — поспешно сказал Вася. — И какое идет полнее, а какое круче… Наветренной будет шхуна «Румяная Клотильда». И у нее более полный курс. Так что Трефовый Туз не прав.
— Все согласны? — Яков Платонович обвел взглядом друзей.
Согласны были все. Однако Ксеня спросила:
— Но почему же тогда Туз… то есть шкипер Мэтью Хансон так отчаянно доказывал, что его «Клотильда» имеет право дороги?
Слава предположил:
— Может быть, он считал, что его судно перегружено и поэтому все должны уступать ему дорогу.
— Но ведь на его шхуне не было ни трех красных огней, ни красного цилиндра! — воскликнул Вася.
Яков Платонович покивал:
— В том-то и дело. Выходит, шумел и грозил гарпунной пушкой он зря… А вы все молодцы. Теперь со своими корабликами на столе придумайте еще несколько таких игр. Потренируетесь и скоро будете разбираться в курсах, галсах, ветрах и правилах расхождения не хуже шкипера Брештука.
— И лучше Туза! — воскликнул Вася.
А первоклассник Антон сказал:
— Слава, твоя картина похожа на старинную карту, я такие в книжке про Магеллана видел. Там на них тоже всякие рисунки с румбами, курсами и кораблями.
— С компасными картушками, — вставил Вася. И спросил: — Яков Платонович, а вы нам про морские карты когда расскажете?
— Морские карты — это отдельная тема, господа гардемарины. Мимо нее мы тоже не пройдем. Но об этом чуть позже. А пока ответьте: что должен был бы делать Дубовый Брештук, когда получил бы пробоину ниже ватерлинии и понял, что пойдет ко дну, если не дождется помощи со стороны?
— Подать сигнал SOS — догадался Вася. — По радио! «Спасите наши души»! По азбуке Морзе это три точки, три тире, три точки. Я читал! Это вот так звучит: «Ти-ти-ти, ти-и ти-и ти-и, ти-ти-ти»!
— Правильно. Однако это лишь один из сигналов. К тому же едва ли на «Миморозе» было радио… Раз уж у нас пошла речь о неприятностях на море, давайте сейчас разберем, какие сигналы бедствия подаются при этом. Плохо, конечно, если приходится к ним прибегать. Но в сто раз хуже, если подать сигнал надо, а ты не знаешь, как.
СИГНАЛЫ БЕДСТВИЯ
— Их обязан знать всякий, кто имеет отношение к морю, — сообщил Яков Платонович. — Поэтому слушайте.
Сигналы бедствия подаются с помощью морской сигнализации. Она бывает зрительная, звуковая и с помощью радиосвязи.
Радиосвязь — это, конечно, самое современное средство.
Вася уже сказал о сигнале бедствия посредством радиотелеграфа, когда буквы передаются звуковыми «точками» и «тире» (правда, говорят, этот способ уже официально отменен, как устаревший). А можно передать сигналы и словами. Сигнал бедствия на море передается словом «мэйдэй». Оно означает «майский день». Вроде бы безобидное понятие. Но моряки знают: ничего теплого и весеннего в этом сигнале нет.
На больших судах есть специальные аварийные радиопередатчики, они посылают в эфир тревожные позывные автоматически, если случится беда. Но ведь бывает, к сожалению, и такая беда, когда вся радиоаппаратура выходит из строя. Поэтому надо знать и другие, более простые средства.
Что касается звуковой сигнализации, то там сигналами бедствия могут быть выстрелы из пушки или взрывы специальных устройств примерно один раз в минуту.
А еще — непрерывный звук аппарата для подачи сигналов в тумане.
А световые сигналы такие — частые вспышки красного огня или красные ракеты. Или свет красного фальшфейера…
— Свет чего? — спросил Антон.
— Такой сигнальный огонь, вроде ёлочного бенгальского, только громадный. Видно его больше чем за милю… А еще к сигналам бедствия относится пламя на судне — для этого иногда зажигают смоляную бочку. А еще — клубы оранжевого дыма (есть для этого дымовые шашки)…
— Зимой у нас на уроке Степка Моргунов пустил из-под парты оранжевый дым, — вспомнила Ксеня. — Из пакета с какой-то химической смесью. Но Анна Николаевна бросилась не к нему на помощь, а к завучу…
— И аварийные сигналы Степка подавал потом дома, — добавил Вася. — Звуковые. «Ой, ой, больше не буду!» Когда с ним разбиралась бабушка. Она член родительского комитета…
— Что же, это тоже сигнал бедствия, — согласился Яков Платонович. — Но не морской, записывать его не будем…
А есть еще и такой сигнал бедствия — самый простой, он не требует никаких технических средств. Человек встает прямо, разводит руки в стороны, затем медленно поднимает их и снова опускает до уровня плеч. И так много раз… Только не всегда этот сигнал замечают, особенно издалека…
Можно еще сигналить прожектором или фонарем — по азбуке Морзе, все те же три буквы: SOS. Три короткие вспышки, три длинные, три короткие. Потом перерыв, и снова…
Чтобы терпящее бедствие судно заметили с воздуха, иногда на воду выпускают краску — она образует широкое цветное пятно. Или растягивают на палубе оранжевое полотнище с намалеванным черным кругом или квадратом…
Ну и, наконец, о сигналах бедствия, которые поднимают на мачтах.
Вздергивают на мачту квадратный темный (лучше всего черный) флаг, а под ним или над ним специальный сигнальный «шар». Обычно это фигура из двух плоских, соединенных крест-накрест кругов. Но можно поднять и любой шарообразный предмет, хоть футбольный мяч или арбуз в сетке. А вместо флага — что-нибудь квадратное — например ящик из-под мыла или печенья… Когда авария, тут не до раздумий…
Но, как правило, на каждом судне есть набор сигнальных флагов, и для сигнала бедствия используются именно они. Поднимают два флага: сверху тот, что обозначает букву N (эн) и называется «Новэмбэр». Он — в синюю и белую шахматную клетку. А другой — из разноцветных горизонтальных полос. По краям синие, затем две белые, а посредине красная. Обозначает латинскую букву С и нашу Ц и называется «Чарли».
Два эти флага, поднятые вместе, значат: «Я терплю бедствие, мне нужна немедленная помощь».
И запомните, друзья: кто видит или слышит сигнал бедствия, должен оставить все свои дела и спешить на выручку. Таков морской закон. Да и в береговой жизни забывать его не надо…
— Я, когда услышал Степкины вопли, тоже поспешил на помощь, — сказал Вася. — Стал звонить в дверь, будто У меня срочное дело. Но оказалось, что зря. Бабушка его вовсе не лупила, а только хотела отобрать игровую приставку «Денди» и запереть в свой сундук на целую неделю. Вот он и сигналил, будто у него в трюме пожар…
— А у меня есть майка, на которой разноцветные морские флаги, — сказал Антон. — Я ее надену в следующий раз. По ней можно учить сигналы, как по таблице.
— Надень, — согласился Яков Платонович. — Но вообще-то таблицы у меня тоже найдутся. Завтра поговорим о морских флагах.
МОРСКИЕ ФЛАГИ
На следующий день Антон в самом деле появился в майке, сплошь покрытой разноцветными флажками. Его так долго и шумно разглядывали, что Яков Платонович попросил:
— Нельзя ли, братец, на эту красоту надеть курточку? Иначе мы никогда не приступим к занятиям. О флагах надо говорить по порядку.
Если вы придете на морской берег, возьмете бинокли и станете разглядывать рейд, на котором стоят разные суда, то сразу увидите, сколько на них всяких флагов.
Самые главные флаги — кормовые. Когда судно на стоянке, такой флаг поднимается на кормовом флагштоке. А если судно в пути, оно держит флаг под гафелем задней мачты (кстати, гафели есть не только на парусниках, но и на моторных судах).
Кормовой флаг обычно означает, к какой стране принадлежит судно или корабль.
У военных кораблей разных стран есть специальные флаги военного флота. В России это андреевский флаг — белый с голубым косым крестом (линии из угла в угол). Этот флаг появился еще при Петре Великом. Один из учеников Христа, святой апостол Андрей Первозванный, говорят, был распят врагами христианства на таком вот кресте. Андрей Первозванный с давних пор считается покровителем России, потому царь Петр и утвердил такой флаг для флота, который строил неустанно.
Кроме кормового флага на военных кораблях — когда они на стоянке — поднимается еще гюйс. На носовом флагштоке. Но только на крупных кораблях. Это флаг морских крепостей. А ведь большой боевой корабль, когда он встал на якорь, тоже как бы превращается в прибрежную крепость…
При боевых кораблях существует вспомогательный флот. Это ремонтные суда, танкеры с горючим, буксиры, всякие плавучие базы и так далее. Во многих странах (и у нас тоже) у вспомогательного флота свой флаг. Часто это синее полотнище, в углу которого маленький военный или государственный флаг (такой флажок в углу большого полотнища называется крыж).
На российских гражданских судах поднимается государственный флаг — бело-сине-красный. Но надо сказать, что появился он в России сперва как флаг торговых судов, а потом уже его сделали и флагом всей страны.
Не в каждой стране флаг на торговых судах такой же, как государственный. Бывают и специальные торговые флаги. В Великобритании, например, это красное полотнище с крыжем в виде государственного флага (а этот флаг, в свою очередь, синий, с перекрестьем косых и прямых красно-белых крестов, называется «Юнион Джек»).
Есть во флотах разных стран и специальные флаги. Например, для научных, для водолазных судов. Есть флаги адмиралов и командиров разных рангов, а также гражданских государственных лиц. Флаги лоцманской и таможенной служб, пограничных кораблей.
Потом я покажу вам альбомы с флагами разных стран и флотов, и вы поймете, какое это увлекательное дело: разглядывать и изучать их.
Конечно, все флаги запомнить невозможно. Чтобы в них разбираться, существуют специальные справочники.
Но есть флаги, которые должен знать, как азбуку, всякий моряк. Это флаги Международного свода сигналов. Сокращенно — МСС.
Не путайте МСС с сигнальным сводом военного флота. Военные своды сигналов у боевых флотов каждой страны свои. А МСС — один на все моря и океаны. Для того, чтобы моряки всего мира понимали друг друга, если даже не знают языка своего собеседника.
В Международном своде сигналов двадцать шесть флагов, означающих буквы. У каждого — свое имя, которое с этой буквы начинается. А еще — десять длинных вымпелов, которые соответствуют десяти цифрам. Их имена складываются из двух слов — из латинского и английского названий этих цифр (правда, слегка измененных)…
Есть еще три треугольных флага — заменяющие вымпелы. Они используются, когда для длинного сигнала не хватает буквенных и цифровых флагов.
И «глава» всего сигнального свода — ответный вымпел. Его поднимают при начале флаговых переговоров и при ответах.
Своды сигналов в разные времена изменялись. Если возьмем Международный свод, который напечатан у нас до революции, то увидите, что названия некоторых флагов не соответствуют нынешним.
Еще в середине двадцатого века для флажной сигнализации использовались две громадные книги-словаря. Одна для набора сигналов, другая — для разбора. Ведь сигналов-то было много тысяч, в голове никто не удержит.
Но в шестидесятых годах был принят более простой и краткий МСС. Теперь это одна не очень толстая книга. Моряки пришли к выводу, что великое множество флажных сигналов не нужно, когда существует радиосвязь. Оставили только наиболее необходимые. Но их тоже очень много, все никто не запомнит.
Однако есть сигналы, которые знать на память необходимо.
Один такой сигнал вы уже знаете — NC, сигнал бедствия. Можно, кстати, читать и по-русски — НЦ. Латинские и русские обозначения флагов почти всегда совпадают (есть лишь несколько различий, вы их потом увидите в таблице моего морского словаря).
А вот еще очень важные сигналы: SO (СО) — немедленно остановите ваше судно; AN (АН) — нам нужен врач…
Это сигналы двухфлажные. Бывают и трехфлажные, и четырехфлажные… Но, кроме того, каждый флаг — сам по себе тоже сигнал. Их-то надо знать назубок. Я дам вам справочник, и вы их выучите. А пока — несколько примеров.
Бело-синий, с вырезом на заднем крае (такая форма называется «гвидон») флаг А именуется «Альфа» и говорит проходящим неподалеку судам: «У меня спущен водолаз, держитесь в стороне от меня и следуйте малым ходом». Понятно, почему, да? Чтобы не зацепить водолаза своим килем, не оборвать его шланги.
Если судно занимается у пирса или на рейде погрузкой или выгрузкой взрывчатых веществ, оно поднимает на видном месте красный флаг — тоже «гвидон». Как знак того, что необходима особая осторожность…
А больше «гвидонов» в сигнальном своде нет, остальные буквенные флаги — прямоугольные.
Теперь еще пример. Если поднят красно-желтый, разделенный на две косые половинки флаг, значит, на борту переполох и шлюпочная тревога: кого-то заметили на воде. Сигнал переводится: «Человек за бортом». Флаг соответствует букве О и носит имя «Оска».
А как по-вашему, какой флаг обязан был поднять шкипер Брештук, когда увидел, что шхуна Трефового Туза идет на скалы?.. Это флаг буквы U(Y), который именуется «Юниформ». Он состоит из двух белых и двух красных прямоугольников, расположенных в шахматном порядке. И предупреждает: «Вы идете к опасности».
Все однофлажные сигналы — достаточно важные…
Пока шел разговор об однофлажных сигналах, первоклассник Антон, расстегнув куртку, находил нужные флаги у себя на груди и на животе и тыкал в них пальцем. Потом это занятие ему надоело.
— Конечно, мы все эти флаги выучим, — пообещал он. — Но мы совсем забыли про наш «Звенящий». Мы ведь в плавании! Не пора ли зайти в какой-нибудь порт? И Яков Платонович расскажет нам, какие там с ним бывали приключения.
— Зайдем, — согласился боцман Пёрышкин. — Расскажу. Побродим с вами по портовым улицам. Но когда на «Звенящем» поднимут синий с белым прямоугольником посредине флаг, нам пора будет возвращаться на фрегат. Это так называемый флаг отхода. Он соответствует букве Р (П) и означает: «Все возвращайтесь на борт, судно скоро отходит». А имя у этого флага добродушное: «Папй».
И когда мы пойдем с рейда, я надеюсь, стоящие там суда поднимут сигнал из флагов «Юниформ» (U, У) и «Уиски» (W, В).
«Уиски» похож на «Папа», только посреди белого прямоугольника есть еще красный. Сам по себе этот флаг означает: «Мне нужна медицинская помощь». Но в сочетании друг с другом флаги W и U теряют свой суровый смысл. Этот двухфлажный сигнал говорит: «Желаем вам счастливого плавания»…
В тот вечер Яков Платонович долго рассказывал о своих приключениях в городе Гибралтаре и на необитаемом островке недалеко от Кубы, куда его занесло на шлюпке неожиданным штормом.
А потом сказал:
— Удивительные события могут случаться не только в дальних морях и на островах. В следующий раз я расскажу о находке в Москве, в одном из книжных магазинчиков на Старом Арбате. Эта история связана с морскими картами.
Дело в том, что в своих разговорах о сигналах и флагах мы отвлеклись от темы судовождения. А к этой теме морские карты имеют самое прямое отношение.
МОРСКИЕ КАРТЫ
— Однажды был у меня отпуск, — начал Яков Платонович, — и приехал я в Москву. Пошел по книжным магазинам. Любимое у меня дело — пройтись по лавкам, где торгуют всякой книжной стариной, поискать издания прошлых веков о парусных кораблях и дальних плаваниях.
И вот в одном магазинчике, на витрине со старыми гравюрами и журналами столетней давности я увидел отпечатанную на грубой серой бумаге карту.
И… глазам не поверил! Карту напечатали в 1747 году. Ее составил капитан-лейтенант российского флота Алексей Нагаев.
Я знал, что Алексей Иванович Нагаев — знаменитый русский гидрограф и картограф. То есть путешественник и ученый, который составлял морские карты. Он побывал в дальних экспедициях, был автором множества карт: от рек Москвы и Оки до устья Колымы и Берингова моря, от Ладоги до Каспия.
Впоследствии Алексей Иванович стал адмиралом, заведовал морским кадетским корпусом. Но главная его заслуга — в науке картографии. В 1752 году он выпустил в свет первый Атлас Балтийского моря…
Кстати, знаете, что такое атлас?
— Это книга, состоящая из разных географических карт, — сказал Слава.
— Да. Но почему такое название — «Атлас»?… В древней Ливии был легендарный царь Атлас, которого считают создателем первого небесного глобуса. В Голландии в шестнадцатом веке жил ученый-картограф Герард Меркатор, который тоже составлял небесные (то есть с изображением звездного неба) и земные глобусы. А также — карты разных земель и морей. Очень знаменитый был ученый. Многие годы он готовил собрание карт всех известных тогда областей земного шара. Это собрание он и назвал «Атласом» — в честь древнего ливийского царя. Закончить свой труд Меркатор не успел. Через несколько месяцев после смерти ученого его сын Румольд выпустил в свет труд отца — «Атлас Герарда Меркатора, или Космографические размышления об устройстве мира и расположении его частей».
С той поры собрания карт и повелось называть атласами…
Вернемся, однако, к Алексею Ивановичу Нагаеву и его «Атласу Балтийского моря». Карта, которую я купил в магазине на Арбате, — одна из тех, что была составлена для этого издания…
— А можно посмотреть? — не выдержал Слава.
— Сейчас достану. Вот она… Это часть Карелии, нынешний район Выборга, недалеко от Санкт-Петербурга. Финский залив. Нагаев проводил опись этого залива еще в 1739 году и знал его очень хорошо…
Смотрите, какая тонкая печать, какие точные линии берегов, какое множество названий и подробных деталей…
— Неужели этой карте два с половиной века? — удивилась Ксеня.
— Конечно, — сказал Вася. — Она же вся старинная на вид.
— Такая старинная, — подтвердил Яков Платонович, что на ней даже нет параллелей и меридианов, а для ориентировки использована очень давняя компасная система.
— Разве при Нагаеве не знали параллелей и меридианов? — удивился Слава.
— Знали, разумеется. Но он, видимо, решил, что для карты с небольшим участком моря и суши компасная система годится больше. Тогда, в восемнадцатом веке, ее еще применяли.
А придумали эту систему в Италии.
Вообще-то географические карты существуют с незапамятных времен. О них упоминают в своих сочинениях древнегреческие ученые Аристотель и Геродот. Но, конечно, древние карты были очень неточными. Фантазии там было гораздо больше, чем правды. Да и в Средние века картам доверять было нельзя: заплывешь неведомо куда.
Среди итальянцев было немало торговцев и путешественников. Они плавали не только по хорошо знакомому Средиземному морю, но и отправлялись в очень дальние путешествия. Венецианский купец Марко Поло в тринадцатом веке добрался до Китая сухим путем, а вернулся домой морем, пропутешествовав двадцать пять лет.
Для дальних походов и плаваний нужны были точные карты. Итальянские картографы принялись составлять их заново. Для этого они использовали все сведения, которые накопили ученые, начиная с древнейших времен, и придирчиво проверяли их.
Так в начале тринадцатого века стали появляться карты, которые назывались «портуланы». Это слово вы можете встретить в книжках о давних путешествиях и поисках сокровищ.
На портуланах не было привычной прямоугольной сетки, известной еще с древности. Посреди карты чертилась «компасная роза» (вроде картушки) с расходящимися лучами-румбами. Вокруг центральной «розы» — другие, тоже с лучами. Лучи эти, чтобы удобнее было ориентироваться, были разного цвета. Они образовывали пеструю сеть. С ее помощью, а также с помощью компаса, линейки и циркуля можно было довольно точно определить на карте свое место.
Сейчас компасная система не используется. Я рассказал о ней просто для того, чтобы вы имели представление о портуланах — о потемневших от старости картах, где много надписей с пышными виньетками, рисунков с розами ветров, морскими чудовищами и кораблями, у которых длинные флаги и похожие на пузыри паруса. Такие картинки не добавляли картам точности, но, по-моему, разжигали в человеке желание повидать дальние моря и земли, сделать новые открытия. Звали в дорогу… По правде говоря, и сейчас зовут, хотя, казалось бы, все материки и острова открыты и описаны подробнейшим образом старательными и храбрыми путешественниками. В том числе и Алексеем Ивановичем Нагаевым, чья карта напоминает старинные портуланы…
Но перейдем к морским картам, которые используются в наши дни. Для этого нужно сделать кое-какие пояснения.
Знаете ли вы, что такое масштаб?
— Нам в школе про масштаб говорили, — нерешительно отозвался Слава на вопрос Якова Платоновича. — Это во сколько раз карта изображает землю меньше, чем она на самом деле…
— Ты правильно рассуждаешь. Но разберем подробнее.
Вот фотоснимок Ксени с котом Синтаксисом на руках. На снимке Синька длиной всего один сантиметр. На самом деле в тот день, когда его снимали, он от носа до кончика хвоста имел рост целых полметра. То есть пятьдесят сантиметров. Значит, изображение имеет масштаб «один к пятидесяти». Пишется так: 1:50.
А вот карта-путеводитель нашего города. На ней город в поперечнике занимает метр. А на самом деле он от северной до южной окраины — целых двадцать пять километров. В километре сколько метров? Тысяча! Значит, город растянулся на двадцать пять тысяч метров! В 25 тысяч раз больше, чем на карте. Масштаб 1: 25 000.
Теперь взглянем на стену. На ней карта мира. Видите, на прямоугольнике в два метра поместилась вся поверхность земли. От края до края ее пересекает экватор. Какая у экватора длина?
— Сорок! Тысяч! Километров! — хором сказали Вася, Ксеня, Слава и даже Антон.
— Сорок тысяч километров — это сорок миллионов метров! А уместились в двух. Значит, в одном метре их оказалось двадцать миллионов. Вот вам и масштаб — 1: 20 000 000.
— Мы таких чисел еще не проходили, — вздохнул Антон.
— Ничего страшного, — утешил Вася. — Миллион — это тысяча тысяч, только и всего.
Яков Платонович снова взял снимок внучки и Синтаксиса.
— Видите, здесь уменьшение не такое уж значительное, всего в пятьдесят раз.
— Разве это не значительное? — удивился Антон.
— Если говорить о картах, да. Когда уменьшение на карте не очень большое, масштаб называется крупным.
Вот, на карте города изображены и улицы, и скверы, и даже отдельные дома. Это тоже крупный масштаб. А на карте области город выглядит уже как маленький неровный четырехугольник. Масштаб более мелкий.
На карте мира наш город тоже есть, но там он — крошечная точка. Совсем мелкий масштаб.
Запомните, пожалуйста: чем больше земной поверхности включено в карту, тем мельче у нее масштаб.
Морские карты по масштабам бывают разные.
Самые мелкомасштабные карты называются генеральные, или общие. На них изображаются целые океаны, моря или их большие части. На генеральных картах удобно прокладывать предварительный курс, когда собираешься в большое плавание. Но на них мало подробностей.
Во время плавания прокладывают путь и определяют свое место в море на картах с более крупным масштабом. На них подробностей больше, потому что там изображены не слишком обширные части морей и побережий, отдельные районы. Это карты путевые.
Есть карты с еще более крупным масштабом — частные.
Они предназначены для плавания вблизи берегов. Вот на них-то подробно нанесены все навигационные знаки, мели, скалы, разные другие опасности (например, затопленные суда), запретные для плавания районы и наоборот — самые удобные маршруты. А также хорошо заметные с моря береговые ориентиры — вершины гор, высокие строения, заводские трубы и тому подобное…
И наконец — карты с самым крупным масштабом. Это планы. На них со всеми подробностями изображены гавани, причалы, отдельные участки берега, якорные места, буи и причальные бочки — все, что необходимо для безопасного входа в гавань и швартовки у пирса.
— А можно посмотреть какую-нибудь морскую карту? — нетерпеливо спросил Вася.
— Конечно, можно. Кое-что у меня сохранилось от прежних плаваний. Сейчас достану. — И на синюю клеенку стола лег большой лист плотной бумаги.
— Смотрите, — с некоторой важностью разрешил Яков Платонович. — Настоящую морскую карту вы видите, наверно, первый раз в жизни.
В правом углу — заголовок карты, а под ним — письменные пояснения. Иногда их называют «легендой». Но ничего легендарного и сказочного в этих пояснениях нет, наоборот — четкость, точность, строгость.
Впрочем, у этой карты пояснение короткое.
Читаем: «Атлантический океан. Побережье Африки. От реки Конго до мыса Доброй Надежды»…
— Мне кажется, что в воздухе запахло кокосами и бананами, — заметила Ксеня.
— И крокодилами, — вставил Антон, хотя понятия не имел, как пахнут крокодилы.
— Не исключено, — согласился боцман Пёрышкин. — Эта карта побывала во многих плаваниях и, возможно, впитала в себя запахи дальних побережий… Но давайте смотреть дальше. Слева океан, справа земля. Карта охватывает западный африканский берег почти от экватора до тридцать пятого градуса южной широты, где знаменитый мыс и город Кейптаун…
Это генеральная карта. Ее масштаб указан под заголовком — 1:3 500 000. Значит, в одном миллиметре карты — три с половиной миллиона миллиметров морской и земной поверхности. Или три с половиной километра (это нетрудно сосчитать, если помнить, что в километре целый миллион миллиметров).
Но на море расстояния в километрах не считают. Поделим эти три с половиной километра (3500 метров) на морскую милю (1852 метра) и увидим, что в одном миллиметре данной карты чуть меньше двух миль. В сантиметре их — около девятнадцати.
Но можно считать и точнее. Посмотрите на боковую рамку карты. Там деления и числа. Они указывают географическую широту — где какая параллель. А между параллелями отмечают градусы и минуты меридианов. Помните, что одна минута меридиана — это одна морская миля? Теперь очень просто узнать любое расстояние на карте. Сперва измеряем его штурманским циркулем, затем смотрим на боковой рамке карты, сколько минут меридиана помещается между иглами циркуля. Сколько минут — столько миль…
— Хорошая карта, — вздохнул Вася. — Только… какая-то бледноватая. Я думал, океаны на морских картах синие…
— Но подумай, сколько синей краски пришлось бы тратить на эти карты! Ведь морская поверхность занимает в них главную часть! Нет, это лишь на настенных географических картах и в учебниках океаны — голубые и синие, и чем больше там глубина, тем гуще синева.
А на морских картах — наоборот: голубой краской разных тонов отмечают те места, где мелко. Чем мельче, тем краска темнее. А чтобы моряки знали точно, сколько метров от поверхности до дна, всюду напечатаны числа, указывающие глубину. Видите, их на карте целая россыпь. Чем ближе к берегу, тем больше (потому что там опаснее). Вот у самого берега: 12, 16, 25, 40 метров. В двадцати милях — уже и 100, и 200 метров. А на расстоянии двухсот миль начинаются океанские глубины — два-три километра.
— А вот тут, где кружок с цифрами, четыре тысячи двести шесть метров! — «выудил» глубину Антон. — Наверно, никакая акула не донырнет…
— Эх ты, акула! Это не «кружок», а компасная картуш-lea напечатана, — разъяснил Вася. — Верно, Яков Платонович?
— Верно. Картушка с градусами печатается на картах, чтобы легче было прокладывать курсы и определять направления. А в центре такой картушки напечатано, какое в этом районе магнитное склонение. Смотрите: Скл. 25 We. То есть в этой точке океана магнитные силы Земли отклоняют картушку компаса на двадцать пять градусов к западу (We значит «вестовое», западное).
Написано еще: Год. изм. О. То есть магнитное склонение здесь с годами не меняется. А есть на Земле места, где склонение увеличивается или уменьшается из года в год. О таких изменениях на картушке тоже делают надписи.
Теперь взгляните на африканскую сушу. Не думайте, Что Африка в этих местах такая пустынная. Просто земные подробности морякам ни к чему, и на морских картах их часто опускают. Оставляют лишь то, что недалеко от береговой линии. Видите, вдоль всего побережья рельефно изображены горы. Это важно — ведь они видны с моря издалека, по ним можно ориентироваться.
А еще — маяки. Здесь они изображены черными звездочками и цветными «кляксами», похожими на восклицательные знаки. Какого цвета огонь маяка, такого и «клякса». Только белый цвет отмечается желтой краской, иначе не будет виден на бумаге. Да и вообще электрические фонари чуть желтоваты.
Взгляните, вот маяк на мысу Дюйкер. Это в самом низу карты, миль восемьдесят к норду от тридцать пятой параллели. У него, судя по обозначению, белый огонь. Рядом со звездочкой короткая надпись: Гр Пр 17 М. Это означает, что горит он не ровно, а сигналит группами проблесков и виден за семнадцать миль.
А еще севернее миль на двадцать, у города Кейптауна тоже маяк с белым огнем. Но надпись там другая: Зтм 18М РМК. Расшифровывается так: у этого маяка огонь затмевающийся, то есть время от времени он медленно гаснет и загорается опять. Виден маяк за восемнадцать миль. А «РМК» — это «радиомаяк». Значит оттуда идут еще и радиосигналы.
Такие надписи из букв и цифр называются характеристиками маяков. Характеристики очень разные, потому что разные огни. Постоянные, проблесковые, затмевающиеся и с многообразными чередованиями этих затмева-ний и проблесков. И, конечно, неодинаковых цветов. Это для того, чтобы моряки могли точно определить, какой именно маяк они видят издалека, и определить, где находится их корабль. Если перепутают, дело может кончиться бедой…
Итак, я вижу, что пора подробнее поговорить о маяках.
Не только огням маяков, но и их строениям следует быть неодинаковыми. Особенно тем, которые недалеко друг от друга. Это для того, чтобы можно было и днем узнавать их. Поэтому маякам придают самые разные формы. Это башни из камней, кирпича и металла, круглые, квадратные и граненые, с балконами, вышками и так далее. Ставят их на высоких берегах, мысах, островах, на крышах зданий и вершинах прибрежных гор.
На каждом обязательно есть застекленная будочка — фонарь. В ней за специальными маячными линзами из хрустальных колец стоит сильная лампа…
Чтобы маяки было легче узнавать с моря, на картах (на свободной площади) иногда печатают их изображения. Я их покажу, но для этого придется от Африки перенестись в Финский залив.
— На карту Нагаева? — спросил Слава.
— Нет, на современную… Эта карта уже не генеральная, а путевая, масштаб 1: 200 000. В одном сантиметре чуть больше мили. Здесь тоже голубая краска на мелких местах, отметки глубин, картушки с магнитным склонением и множество других условных обозначений.
Смотрите, какой изрезанный берег, сколько мельчайших островков. Алексею Ивановичу Нагаеву пришлось тут в свое время потрудиться немало.
Маяков множество, иначе того и гляди напорешься на мель или на остров. Но здесь цветными «восклицательными знаками» обозначаются лишь маленькие автоматические маячки — береговые и плавучие. А крупные отмечены разноцветными кольцами. Причем, обратите внимание: некоторые кольца частично красные, частично желтые и зеленые. Это значит, что в разные стороны маяк направляет лучи разных цветов.
А вот и картинки с маяками, напечатаны внизу, на свободном пространстве суши. И пояснения. «Маяк Махни (Экхольм)…» Из характеристики следует, что огонь белый и дает проблески через двадцать секунд. А сама башня — красная, каменная, высотой 33 метра от уровня моря и двадцать пять — от земли. Смотрите, какая красивая — с крышей-куполом, с круговым балкончиком. Высоко поднялась над одноэтажными домами…
Неподалеку маяк Кунда, тоже нарисован. Белая четырехгранная башня на каменном фундаменте. С маяком Махни не спутаешь. Тем более что и светит Кунда на запад — зеленым, на восток — красным, а на север — белым светом.
— У меня в коллекции есть марки с маяками, — сказал Слава. — Такие красивые. Из разных стран…
— Разглядывать морские карты, читать их, разбираться в характеристиках маяков — увлекательнейшее занятие, — заметил Яков Платонович. — Будто сам плаваешь по всему свету. Мы этим как-нибудь займемся. А заодно и поучимся работать с картами: прокладывать курс и определять место корабля…
На картах масса условных обозначений, разобраться в них сразу не просто. Но об одной особенности следует сказать сразу… А может быть, вы ее заметили? Она связана с параллелями, меридианами и масштабом.
Слава поднял руку.
— Я заметил вот что. На карте побережья Африки написано: «Масштаб по параллели двадцать пять градусов». Разве на разных параллелях разный масштаб?
— Умница! — восхитился Яков Платонович. — Ты очень наблюдателен. Заметил весьма важную вещь. Она связана с Герардом Меркатором, о котором я уже говорил.
— Дело вот в чем. Все картографы с давних времен ломали голову: как шарообразную поверхность Земли без больших искажений перенести на плоские карты? Способ такого перенесения называется проекция. Проекций разработано множество, но ни одна не обходится без неточностей. Подумайте сами: одно дело глобус, другое — ровный лист.
Исхитрялись по-всякому. И сейчас исхитряются. Взгляните на карту мира. Какими «коромыслами» изгибаются на ней параллели, как гнутся бедные меридианы, чтобы сойтись концами у полюсов! Как вдоль этих меридианов искривило Америку! На самом деле она вовсе не такая, посмотрите на глобусе.
На сухопутных картах эти искажения не так уж важны. Но как быть морякам? Они привыкли прокладывать курсы по линейке, выгибать их в соответствии с такой вот градусной сеткой нет никакой возможности. Надо, чтобы норд и зюйд в любой точке карты всегда были вверху и внизу, вест и ост — слева и справа…
«Ну, давайте так и сделаем, — сказал однажды Герард Меркатор. — Пусть параллели и меридианы на карте не изгибаются, а пересекаются под прямым углом, образуют квадраты…»
— Как клетки в тетради, — вставил Антон.
— Правильно… — Меркатор умело набросал на листе такую карту.
«А недалеко от северного края карты нарисую-ка я круглый остров… Получится карта моря с островом Круглым, — подумал Меркатор. — Но… нет, что-то здесь выходит не так. Ведь меридианы-то не соединятся у полюсов, они до верхнего края карты (на север) и до нижнего (на юг) все время пойдут на одинаковом расстоянии друг от друга.
Вместо того чтобы сходиться вот так… (Яков Платонович в свободном углу доски сделал рисунок) —
они разъедутся!
Значит, полюса вверху и внизу карты из точек превратятся в линии, равные экватору!..»
Ну, разъехались бы меридианы, и ладно! Растянули бы полюса, и пусть! Но вместе с полюсами они растянут и остров, который недалеко от Северного полюса. Был он круглый, как пятак, а во что превратится — в сосиску!
«Какой кошмар! — воскликнул Меркатор. — Ведь такая история произойдет со всеми землями, которые лежат вдали от экватора! Моряки на картах их не узнают! Позор на мою седую голову и профессорскую шапку с кисточкой!» — Он упал в кресло и горько задумался…
Долго ли он думал, — не знаю, — продолжал Яков Платонович. — Мне кажется иногда, что у Меркатора был кот. Похожий на Василису. Такой же умный. Представляется так, что кот прыгнул на спинку кресла и спросил человечьим (или кошачьим) голосом:
«Старина Герард, в чем вопрос? Если ты растянул остров поперек, растяни его так же и вдоль. Верни ему прежнюю форму!»
«Да? — Меркатор снял шапочку и зачесал в затылке. — Так-то оно так. Но ведь тогда придется растягивать и расстояния между параллелями. Чем ближе к полюсам, тем сильнее…»
«Ну и что? — сказал кот. — Ты попробуй».
Меркатор попробовал. Вот что получилось:
«Вот видишь! — обрадовался кот. — Остров опять круглый, как пятак!»
«Да, но какой он стал громадный! Будь он у экватора, он был бы на этой карте по-прежнему крошечным кружочком. А здесь…»
«Ну и что?»
«Как что! Если я в такой проекции начерчу карту мира, то… — Меркатор быстро посчитал в уме, — Гренладия, например, получится величиной с Африку, хотя на самом деле в пятнадцать раз меньше ее!»
«Что за беда, — возразил ученый кот. — Зато очертания материков и островов будут правильными».
«Но ведь получится, что от экватора к полюсам масштаб меняется, делается все крупнее и крупнее!»
«А ты и назови свою карту: карта с переменным масштабом.
«Но как же моряки будут измерять на ней расстояния?» Ведь если у экватора в одном дюйме, скажем, сто миль, то чуть севернее — уже восемьдесят, потом — сорок и так далее. Капитаны вывихнут себе мозги!»
«И это говоришь ты, великий картограф и математик! — укоризненно мяукнул кот. — Ты разве забыл, что на боковых рамках карты откладываются меридианные градусы и минуты? И эти деления тоже растягиваются при изменении масштаба! Надо только приставить циркуль к рамке именно против того места, где ты делаешь измерение! Ничего сложного… И смотри как удобно теперь прокладывать курсы! Черти их по прямой, никаких изгибов!»
«Умница!» — воскликнул Меркатор. Поцеловал кота в нос и дал ему пол-литра сметаны.
Впрочем, возможно, что никакого кота и не было. Но карты, где меридианы и параллели пересекаются прямо, есть. Они так и называются — меркаторские. В этой проекции печатаются почти все карты для моряков. За четыреста лет никто не придумал лучшего способа, сколько ни пытались. И моряки очень благодарны Герарду Меркатору. Не раз они называли его именем корабли…
ЛОЦИИ
В помощь картам издаются специальные книги — лоции. Это подробные описания всех берегов, островов, проливов, бухт и так далее. Лоций очень много. Если их поставить вместе на стеллажи, получится большущая библиотека.
Названия этих книг разные: «Лоция Черного и Азовского морей», «Лоция Антильских островов», «Лоция западного побережья Соединенных Штатов Америки», «Лоция Антарктиды»…
И все в этих книгах описано подробно: где какие маяки, подводные и надводные опасности, глубины, береговые ориентиры. Какие дуют ветры в тех местах и каких правил надо придерживаться при заходе в тот или иной порт, где удобнее вставать на якорь или как выходить на нужный створ…
— Куда выходить? Извините… — перебил Слава.
— На створ. Существуют специальные створные маяки и створные знаки. Один всегда стоит повыше и подальше другого. Когда ты выводишь судно так, что один маяк или знак оказался прямо над другим, значит, ты вышел на створ. Створы указывают направления.
Например, в Северную бухту Севастополя всегда заходят по Инкерманскому створу. Это два маяка — один стоит на месте древнего города Инкермана, а другой дальше от него мили на две — на Мекензиевых горах. Это белые четырехугольные здания с башенками. На ближнем — красный постоянный огонь, на дальнем — белый, тоже постоянный, без мигания и вспышек.
Для захода в бухту надо держать руль так, чтобы белый огонь был точно над красным. Это и есть — идти по Инкерманскому створу. В шестьдесят седьмом году я, стоя у штурвала, таким образом вводил на внутренний рейд Севастополя четырехмачтовый «Крузенштерн»…
Но вернемся к лоциям. Они стали печататься давно. У меня есть лоция Балтийского моря, которая издана в Санкт-Петербурге в конце восемнадцатого века, больше двухсот лет назад. Книжка небольшая, но называется длинно.
Читать старые лоции интересно: будто попадаешь во времена первых кругосветных мореплавателей, пиратов и Петра Великого. Но пользоваться ими, конечно, нельзя.
На береговых линиях и на воде вблизи суши то и дело происходят изменения. Поэтому даже современные лоции постоянно требуют уточнений. В разных государствах очень часто (иногда ежемесячно) издаются специальные «Извещения мореплавателям» с поправками к лоциям. Там прямо указывается: какие строки на какой странице той или иной лоции надо заменить новыми. Вырезаешь эти строки из «Извещений», вклеиваешь их в лоцию — и плыви спокойно.
Кроме лоций выпускаются в помощь морякам и другие книги. Например, «Описания огней и знаков» разных морей…
— А что такое знаки? — спросил Вася. — Огни — это понятно, они на маяках. А про знаки мы говорим, говорим, а я толком не пойму…
— Это разные ориентиры и сооружения, которые служат для безопасности плавания. Они бывают береговые и плавучие. На берегу это решетчатые вышки, небольшие башенки, столбы, на воде — плавучие буи, бакены, вехи (такие торчащие шесты на поплавках, со специальными обозначениями). Иногда на таких знаках, как и на маяках, есть огни, только поменьше. А бывает, что на них ставятся звуковые сигнальные устройства… Знаками обозначают фарватеры, створы, ограждают опасные места… Они очень помогают капитанам и лоцманам.
— «Лоцман» — это от слова «лоция»? — спросил Вася.
— Да. Но «лоция» — это не только книга. Так называется часть науки о судовождении. Происходит от голландского слова «лоодзен» — «вести корабль». В этот раздел морской науки как раз входят знания о картах, маяках и условиях плавания вблизи берегов. И о книгах с тем же названием.
А лоцман — это опытный моряк, хорошо знающий местные воды. Он помогает пришедшим издалека капитанам провести судно в порт или по каналу, или по каким-либо местам, где нужны подробные знания о пути и повышен' ная осторожность.
Кстати, если судну нужен лоцман, оно при подходе к порту поднимает флаг, состоящий из трех желтых и трех синих вертикальных полос. Это флаг буквы G (Г) и называется «Гольф».
А если вы видите на судне флаг «Хотэл», буква Н (X), из белой и красной вертикальных половинок, значит, лоцман уже на борту, волноваться не надо…
КАК НЕ ПОТЕРЯТЬСЯ В МОРЕ
— Когда мы выходим в море, — сказал Яков Платонович, — мы, разумеется, знаем заранее, куда держим путь. Скажем… в далекий город Порт-Лимон, что на полуострове Кошачье Ухо… — Видимо, боцман Пёрышкин вспомнил свое детство, когда придумывал сказочные берега, рисовал фантастические карты (с меркаторской сеткой и розами ветров!) и отправлялся по ним в воображаемые плавания.
Экипаж «Звенящего» одобрил название города и дал согласие отправиться в этот самый Порт-Лимон.
— Конечно же, вам известно, что путь долог и непрост. Надеюсь, капитан Лис, вы сделали предварительную прокладку?
— Чего?.. — Вася заморгал апельсиновыми ресницами.
— Та-ак… А вы, штурман Воробьев?
— Видите ли… Извините, — сказал Слава.
— По-нят-но. Остальных не спрашиваю.
— Ты, дед, сперва объясни, что это такое! — потребовала Ксеня.
— То-то же! А то отправились в плавание будто с завязанными глазами. Хорошо, что на «Звенящем» есть воображаемый, но опытный штурман, обо всем позаботился. Иначе давно сидели бы на скалах… Но что будет, если у штурмана случится тропическая лихорадка или он уйдет в отпуск? Слушайте…
Прежде чем отправляться в плавание, капитан с помощниками берет карту и заранее чертит на ней будущий путь. Выбирает наиболее краткие и удобные отрезки этого пути, отмечает пункты поворотов, смотрит, как лучше обойти опасность… Это называется предварительная прокладка курса.
Но одно дело заранее проложить курс, другое — следовать им. Когда судно движется, капитан или штурман отмечают на карте такое продвижение. Иначе говоря, делают исполнительную прокладку. И почти никогда не бывает, чтобы две эти прокладки полностью совпадали. Судну мешают и течение, и дрейф из-за ветра, и волнение моря, и всякие непредвиденные обстоятельства.
Чтобы делать исполнительную прокладку, надо через одинаковые промежутки времени отмечать на карте, в каком месте находится судно, и соединять эту точку с предыдущей.
Самый простой способ исполнительной прокладки — по счислению. С помощью лага (помните, это прибор для определения скорости) смотрят, сколько миль прошло судно с момента прежней отметки. По компасу определяют направление. Проводят в этом направлении линию, отмечают на ней число миль — и готово!
Но этот способ — неточный. Ветер, течение и случайные отклонения в нем учитывать трудно.
Поэтому, если судно идет в видимости берегов, его место на карте определяют по береговым предметам. Для такой цели служат компас и пеленгатор.
ПЕЛЕНГАТОР — это кольцо с «прицелом» (у «прицелов» бывает разная конструкция). Кольцо надевается на компас, где у края стекла на специальной круговой шкале нанесены градусы.
Штурман видит на берегу знакомый маяк или знак, смотрит на него в пеленгатор и в градусах определяет по компасной шкале направление. Находит этот же маяк или знак на карте и через него в том же направлении проводит линию. Только не вперед, а «на себя». Затем специальным прибором — дальномером — определяет на линии расстояние до маяка или знака и наносит на карту. На одном конце этого расстояния — ориентир, на другом — ваше судно.
Направление на какой-нибудь предмет, которое определяют в градусах по компасу, называется пеленг.
Если нет дальномера, определяют пеленги двух заметных береговых предметов, которые отмечены на карте. От этих ориентиров на карте проводят — на себя, в море — линии пеленгов. Где они пересекутся, там и судно.
Можно определять место судна и по трем пеленгам — будет еще точнее. Для этого существует даже специальный прибор — кольцо с тремя линейками, которые расходятся от кольца. Это ПРОТРАКТОР.
— Про какой трактор? — замигал Антон.
— Инструмент называется протрактор. Он кладется на карту — тремя линейками на три береговых ориентира. Линейки для этого раздвигаются нужным образом. А посреди кольца кнопка с иглой. Давишь на кнопку, она делает на карте прокол — место найдено.
Конечно, в работе над картой не обойтись без циркуля и специальной штурманской линейки. Линейка эта называется ПАРАЛЛЕЛЬНАЯ.
— Ей измеряют параллели? — решила проявить догадку Ксения.
— Да нет же! Дело в том, что она состоит из двух линеек, расположенных параллельно друг другу, рядышком. Они соединены двумя металлическими планками с шарнирами (планки называются тяги). На планках линейки могут раздвигаться — удаляться друг от друга.
Это очень удобно. Скажем, надо нам от какой-нибудь точки на карте провести линию курса или пеленга. Ну, например, шестьдесят градусов. Что делаем? На ближайшую из отпечатанных на карте картушек кладем одну половину линейки — так, чтобы она показала эти градусы. Другую половину отодвигаем до нашей точки. И от этой точки чертим линию. Вот… — Боцман Пёрышкин ловко достал раздвижную линейку с полки, положил на карту Африканского побережья и проделал нужную операцию.
Потом спросил:
— Понятно?
Все сказали, что понятно. Даже Антон так сказал, хотя и почесал в затылке.
Яков Платонович продолжал:
— А если на карте не оказалось картушки, пользуются транспортиром. Такой прибор в виде плоской металлической дуги с градусами. Его тоже кладут на карту. С транспортирами вы познакомитесь и в школе, когда станете постарше.
— А можно подержать линейку? — спросил Антон. Яков Платонович разрешил. И объяснил:
— Такие линейки делают из мелкослойного, вываренного в парафине дерева. А тяги — из латуни, покрытой никелем… Вот эта линейка — средняя, у нее длина сорок пять сантиметров. Бывают еще линейки малые — тридцать сантиметров и большие — шестьдесят сантиметров.
— Извините, а что это за надпись на тяге? — спросил Слава. — Гравировка какая-то…
— Читайте.
Слава поправил очки и прочитал вслух:
— «Капитану яхты «Созвездие» Я. П. Пёрышкину от экипажа. В память о переходе Владивосток — Аляска».
— Но… ты же не капитан, а боцман, — неуверенно сказала Ксеня.
— Боцманом я был на больших судах. Но у меня есть диплом яхтенного капитана. Он дает право командовать морскими яхтами в больших походах, даже в кругосветных плаваниях. Одно время я этим занимался. Вокруг света, правда, пойти не пришлось, но в Америку, по Тихому океану — было дело…
— Дед, а почему ты мне про это не рассказывал? — обиделась Ксеня.
— Все еще впереди… Но давайте продолжим разговор о мореходных инструментах.
Хорошо, когда судно идет вблизи земли, можно определять свое место, наблюдая береговые предметы. А как быть в открытом море?
— По звездам! — догадался Слава.
— По Солнцу и по Луне, — не отстал от него Вася.
— Правильно. Однако определять свои координаты по небесным светилам — дело сложное. В морских училищах этому учат несколько лет. Называется такая наука мореходная астрономия.
Научить вас мореходной астрономии сейчас пока невозможно, сначала вам надо как следует постигнуть математику. Хотя бы в объеме средней школы. Ну, с этим успеется. А пока — расскажу о некоторых инструментах для наблюдения звезд и прочих светил…
Скажите, сможете ли вы посадить на горизонт солнце, которое светит высоко над головой? Или луну, или какую-нибудь звезду?
— Не-а, — сказал Антон, пока другие обдумывали вопрос.
— Хотите научиться?
— А за это не попадет? — спросил Антон на всякий случай.
— Нет. Потому что сажать на горизонт вы будете не само светило, а его изображение — то, которое увидите в окуляр очень важного мореходного инструмента, именуемого СЕКСТАН.
Кстати, раньше говорили и писали «секстант», но потом буква «т» в конце слова потерялась. Ну и ладно, не в ней дело… Придумал секстан великий английский ученый — тот самый, который открыл закон всемирного тяготения. Название инструмента происходит от латинского слова «секстане», что означает «шестая часть круга». Именно такой была раньше у секстана величина дуги — лимб, на котором нанесены деления. На современных секстанах лимб делают побольше, но название осталось.
Основа секстана — это фигурная рамка из металла с лимбом на нижнем крае. По лимбу, словно маятник, движется особое приспособление — алидада. У нее на оси укреплено прямоугольное зеркальце, похожее на карманное. Несмотря на небольшую величину, называется оно большое зеркало. А есть еще малое зеркало, круглой формы. Обращено оно к большому.
Малое зеркало делится пополам. Одна половинка в самом деле зеркальная, а другая — прозрачное стекло. Сквозь стеклянную половинку виден горизонт. А зеркальная отражает в себе то светило, которое наблюдатель «поймал» в небе с помощью большого зеркала. Затем это отражение попадает в зрительную трубу, и тогда его видит штурман.
Когда штурман двигает алидаду с большим зеркалом, кажется, что отражение светила в трубке тоже движется: оно скользит в малом зеркале по самой границе зеркальной и прозрачной половинок. С высоты солнце, звезду или другое светило можно передвинуть так, что они окажутся на линии горизонта. Это и называется «посадить светило на горизонт». После такой посадки смотрят, сколько градусов показывает на лимбе алидада. Эго число называется высота светила.
Узнав эту высоту, а также точное время наблюдения, можно с помощью специальных таблиц вычислить географическую широту и долготу судна, с которого ведется наблюдение. То есть определить его координаты.
— А не опасно смотреть через зрительную трубу на солнце? — спросил Антон. — Ведь ослепнуть можно.
— На секстане есть специальные светофильтры разного цвета и плотности… Сейчас я покажу вам секстан. Он старенький, дает ошибки, но потренироваться можно.
Секстан — очень важный мореходный инструмент, без него далеко в море не ходят, так же, как и без компаса. Он довольно прост и удобен в работе. Никакая качка не влияет на точность его измерений… Вот, держите. Только осторожно…
Конечно, определить свое место на земной поверхности с помощью секстана ребята не могли. Не было умения (и таблиц тоже). Но ловить секстаном солнце они быстро научились. И сажать его на горизонт — тоже. Точнее, на ближние крыши, так как видимого горизонта за домами было не разглядеть. И смотреть показания на лимбе они научились. А про более сложные операции решили, что освоят их, когда станут курсантами мореходного училища.
Вася секстаном ссадил с забора на землю Синьку (вернее, его изображение), и в этот момент с крыльца окликнул ребят Яков Платонович.
— Я ведь не все еще рассказал о мореходных инструментах. Идем, я покажу вам звездный глобус.
ЗВЕЗДНЫЙ ГЛОБУС хранился в лакированном деревянном ящике сантиметров двадцать высотой и шириной.
Яков Платонович откинул верхнюю половину ящика, и все увидели небольшой шар — желтый, как лимон. Шар окружало белое металлическое кольцо и две дуги с градусами.
На блестящей поверхности шара была сеть параллелей и меридианов — как на земном глобусе (звездам ведь тоже нужны свои координаты). А еще — черные точки разной величины, какие-то слова и знаки.
— А почему он желтый? — удивился Антон. — Разве небо желтое?
— Для удобства наблюдения, чтобы меньше уставали глаза…
А эти вот точки — звезды разной яркости. Они обозначаются буквами греческого алфавита: «альфа», «бета», «дельта» и так далее. В каждом созвездии свои «альфа» и «беты»… Написаны и названия созвездий, только не по-русски, а по латыни, так принято у астрономов. Смотрите: «Кентавр», «Орион», «Андромеда»…
Звездный глобус — это маленькая модель небесной сферы. Он служит для изучения звездного неба, движения светил по небесному своду. И для приближенного (то есть начального, не очень точного) решения разных астрономических задач.
— А зачем же оно приблизительное, то есть приближенное? — спросил Слава. — Ведь в мореходной астрономии нужна точность.
— Да, но случается всякое. Представь себе штормовую ночь. Надо обязательно определить, где твое судно, чтобы не снесло на скалы. Ты выходишь на палубу с секстаном, но все небо в облаках — темных, летящих. И только в одном разрыве сверкнула звезда. Ты ее «зацепил» секстаном, но какая именно это звезда, точно не знаешь. А знать звезду необходимо, чтобы выяснить по таблицам свои координаты. Вот тут-то и приходит на помощь звездный глобус…
— Дед, — обиженно сказала Ксеня, — а почему ты раньше мне всего этого не показывал? Все прятал в шкафу…
— Видишь ли… По правде говоря, мне казалось, что ты еще маленькая и это будут для тебя просто игрушки. А сейчас вижу, что пора…
— Звездный глобус мне очень нравится, — сказала Ксеня. — Давайте возьмем его с собой, когда пойдем в поход на яхте. Ночью посреди озера будем определять, какие над нами звезды.
Яков Платонович сказал, что это можно.
— А сейчас еще один инструмент. Не менее важный, чем секстан. ХРОНОМЕТР.
И Яков Платонович очень осторожно взял с полки ящик из светлого «орехового» дерева.
— Ну, это я знаю! — обрадовалась Ксеня. Эти часы ты заводишь каждое утро.
— Да. Пружина морского хронометра рассчитана на пятьдесят шесть часов работы, но заводить его полагается каждые сутки в одно и то же время, это повышает точность хода.
Яков Платонович открыл верхнюю крышку, под ней оказалась другая, стеклянная. Все сдвинули над ней головы. «Тик-так», «тик-так», — доносилось из-под крышки. Сквозь стекло были видны часы, похожие на круглый будильник. Только находились они в странном положении — вверх циферблатом. И были подвешены в кардановом кольце, словно компас в нактоузе.
— Это чтобы качка на них не влияла! — догадался Вася.
— Правильно. Хронометр должен всегда оставаться в горизонтальном положении. Так устроен механизм.
Главная часть механизма — регулятор, маятник. Он состоит из тонкой пружинки и горизонтального балансира. Балансир — это два полукольца на одной оси. Каждое сделано из двух металлов. Знаете, для чего из двух?
Никто, конечно, не знал.
— Дело в том, что металлы при повышении или понижении температуры имеют привычку расширяться или сжиматься. А балансиру менять свою форму, даже незаметно для глаза, не полагается, это влияет на ход хронометра, снижает точность. Различные металлы откликаются на смену тепла и холода неодинаково, поэтому две полоски, из которых состоит каждое полукольцо, мешают друг другу сжиматься и разжиматься. Этого и требовалось добиться.
Пружинка-волосок тоже весьма чутко откликается на тепло и холод. Ну, прямо как капризная девица… Ксеня, я вовсе не тебя имею в виду, не поджимай губы…
В восемнадцатом веке, когда моряки поняли, что без точных хронометров дальше им уже никак нельзя, многие ученые занялись конструированием этих часов. Главным препятствием как раз и было то, что очень уж нервно откликались на разность температур пружинки и балансиры.
Как избавить регулятор хронометра от больших капризов, придумал англичанин Джон Гаррисон. В 1759 году он сделал хронометр, который в контрольном плавании на корабле за шесть недель отстал всего на пять секунд.
С той поры моряки вздохнули с облегчением. А то ведь была постоянная мука: никак не определишь свое место в море точно. Находить географическую широту они научились давно, с помощью приборов, которые были предками секстана. А чтобы найти долготу, требовалось знать точнейшее время. И вот наконец-то…
С восемнадцатого века морские хронометры почти не изменялись — ни внешне, ни в своем устройстве.
Хронометр — очень точный, но и очень чуткий инструмент, он любит бережное обращение. Смотрите, на футляре написано по-немецки (это прибор германской фирмы): «Инструмент повышенной точности. Осторожно при перевозке! Не делать грубых движений! Резко не поворачивать!»
Мне подарили этот хронометр друзья-моряки, когда он был уже списан и не годился для корабельной службы. Вообще не тикал. Я долго перебирал механизм, чинил и регулировал. Сейчас хронометр опять работает исправно. С морской точностью…
На судах хронометры хранятся в специальных каютах, в ящиках штурманских столов и без большой нужды оттуда не достаются. Выдвинул ящик — и смотри время…
Конечно, в наши дни, когда есть точнейшие электронные и кварцевые часы и когда штурману помогают специальные навигационные спутники, роль пружинных хронометров перестала быть такой важной, как прежде. Но все-таки они, как и раньше, несут на судах свою службу. Во-первых, они, как и в былые времена, добросовестно отсчитывают очень точное время. А во-вторых… мало ли что!
— «Закон патефона»! — воскликнула Ксеня.
— Можно сказать и так.
— Дедушка, а можно я буду теперь каждое утро заводить хронометр? Не бойся, я не просплю!