ое положение сестры Кирилла: она была без наручников, машину предоставил Шурик, однако три человека не отходили от нее ни на шаг. Погребение Кирилла оказалось самым тяжким событием недели, дальше жизнь потекла ровно.
Марианна проявляла беспокойство и часто звонила Викентию, пытаясь выяснить, есть ли шанс у Полины, ведь подозреваемых было много, но все они отсеялись, может, и в этом случае произошла ошибка? Тот заверил ее, что теперь ошибки исключены, следствие идет, ищут улики и доказательства. Кое-что уже есть, появится время – он непременно к ним заедет и расскажет подробности. И все не заезжал. Марианна не решалась сделать выбор, принять какое-то решение, поэтому пока что жила в доме, заботилась о детях. У нее не выдавалось и часа, чтобы съездить в агентство и узнать, есть ли где-то еще подобная работа. Четверо детей – это действительно детский сад в миниатюре: они отнимали все ее время.
Как всегда забегал Шурик, минут пять сидел и убегал. Он все время крутился в милиции, где ему было интереснее. Однажды вечером, когда уже стемнело, Шурик позвонил в дверь. Марианна впустила его. Он слегка промок – опять лил дождь.
– Что, закрываешься на все замки? – поддел ее Шурик.
– Ты бы не закрывался после всего, оставшись один с детворой? Я и окна закрываю, хотя как будто лезть к нам больше некому. Ты почему без зонта?
– Ай! – махнул рукой он. – Думал, обойдусь, а только дошел до ваших ворот, как полил ливень. Сегодня я к вам надолго. Молодежь спит?
– Надеюсь. Еле уложила их, с четырьмя сорванцами совсем стало трудно. Чай будешь? Я пирожные сделала, эклеры.
– М-м! – согласно закивал Шурик. – Конечно, буду и то и другое. А где бы рубашку подсушить?
– Да повесь ее прямо на спинку стула, я скоро.
Он снял рубашку, аккуратно расправил ее и повесил на спинку стула у стены. Затем Шурик прошелся по гостиной, вдруг открыл одно окно, второе, вдохнул пару раз глубоко-глубоко вечернюю свежеть.
– Окна зачем открыл? – спросила Марианна, расставляя чашки.
– Душновато тут. Да ты не бойся, я все же мужчина…
– Очень молодой, – с улыбкой заметила Марианна.
– Но защитить себя и тебя смогу, а когда я уйду, ты все закроешь. Лучше послушай, как шуршит! Люблю, знаешь ли, вот это шуршание, шум дождя такой естественный – он держит один ненавязчивый ритм. Кстати, психологи советуют всем почаще слушать голоса птичек, шум дождя, звук прибоя, треск костра – это на психику влияет положительно.
Да, психика у некоторых живет отдельно от головы, личность раздваивается, половинки не дружат между собой. Но не всегда это выявляется, поэтому, когда Викентий с Шуриком обратились за экстренной помощью к судебному психиатру, тот с ними разговаривал не очень любезно.
– Ничего не могу сказать. На поверхностный взгляд есть наличие невроза навязчивых состояний, скорее синдром. При таком количестве убийств наверняка у нее гомицидомания…
– А это что? – перебил Викентий, услышав непонятное слово.
– Психическое заболевание, при котором у больного возникает влечение к насилию, убийствам. Но заболевание на чем-то базируется, поэтому, не определив базы, трудно говорить о чем бы то ни было…
– Садись, – пригласила его Марианна, подбородком указав на кресло. – Хоть ты скрасишь немного мое жалкое существование. Бери пирожные.
– Такую красоту жалко поедать, – потирая ладони, сказал Шурик. – Но я варвар, и я съем.
– Ешь, ешь. А вот и чай. Ну, рассказывай, как ты?
– М-м! – Жуя, Шурик раскачивался из стороны в сторону, демонстрируя свой восторг. – Безумно вкусно, тебе надо быть шеф-поваром. Что ты спросила?
– Как ты, как твоя практика?
– Не могу, рот занят. Пока я ем и пью, ты лучше расскажи о себе.
– Да нечего рассказывать, Шурик. Здесь стало пусто, грустно. Кстати, дети ничего не знают о Полине, смотри не проболтайся! – Рот его был загружен, поэтому Шурик только закивал: мол, я нем как рыба. – Слушай, дело Полины безнадежное? – Он снова закивал. – В таком случае… Я долго думала… Нет, конечно, у меня еще есть время подумать… Короче, Шурик, я собираюсь взять опекунство над детьми или усыновить их, как получится.
Он перестал жевать, вытаращил глаза, прошепелявив:
– Ш ума шошла!
– Не сошла. Ну, сам подумай, как их можно в детский дом отдать? Они же тепличные, привыкли к опеке, заботе… Но точно я еще не решила, то есть храбрости не набралась. Допустим, жить мне есть где, но детей надо кормить, одевать, учить… Я не уверена, что справлюсь, а с другой стороны, бросить их я тоже не могу.
– Ты еще хорошенечко подумай, Марианна, – дал совет Шурик. – Это действительно трудно, их же четверо. Ну, ладно, теперь моя очередь. Хочешь, открою тайну?
– Страшную? – шутливо спросила она. – Давай, я обожаю тайны.
– Я – гений!
– Ха-ха-ха!.. Ой, Шурик!.. Нет, я не сомневалась в тебе, но звучит это смешно.
– Если я тебе расскажу кое-что интересное, сама будешь убеждать меня, что я гений. Вот ты расхваливала Викентия: какой он умный, все распутал. В корне неверно! Путаницу распутал я, поэтому Полину задержали, а твой Кент лишь принял плоды моего ума, но лавры забрал себе. Ладно, я нежадный, пускай берет… Налей мне еще чайку, только покрепче.
С материнской улыбкой, поглядывая на него с нежностью, Марианна налила в чашку заварки, разбавила кипятком, подала ему блюдце с дольками лимона:
– Лимончик свежий положить?
– Клади, – разрешил он ей ухаживать за ним.
– Не хвастай Шурик, Полину и я раскусила, правда, в последний момент.
– А я – давно! Ты – на эмоциональном уровне, а я – при помощи своего серого вещества. Когда Нонна Валерьевна утонула, я сразу заподозрил, что ее…
– Утопили, ты говорил. – Вдруг у нее вытянулось лицо. – Что, правда, утопили?! Как? Полина призналась?!
– Полина ни в чем не признается, у нее… как это… нечто вроде аутизма. Сидит, ни с кем в камере не разговаривает, молчит, вообще ни слова не говорит.
– Я думаю, она очень нездорова, – пожалела ее Марианна.
– Ранее она не обследовалась, – долдонил доктор, – на учете не состояла ни у психиатра, ни у невропатолога, вы это выяснили. А лица, обнаружившие признаки психоза при амбулаторном освидетельствовании, которого еще не было, кстати говоря, но до этого не получавшие психиатрической помощи, нуждаются в стационарном обследовании. Стационарная экспертиза необходима при трудностях дифференциальной диагностики и определении степени тяжести психических изменений, которые, без сомнения, есть. А вы хотите, чтоб я вот так с ходу сказал, где у нее слабое место.
– То есть психушка? – уточнил Викентий. – Никогда бы не подумал, она достаточно здравая…
– Умная, – дал свою оценку Шурик. – Милая и обаятельная… э… на наш взгляд. Адекватная.
– Вот-вот, – закивал он. – Адекватная до того, что не знаешь, с какого края к ней подступиться и как ее выжать, а вы говорите – психушка.
– Тут нет ничего запредельного: страдающие навязчивыми состояниями люди часто интеллектуально одарены выше среднего уровня, энергичны, развиты, упрямы, корректны, культурны. Но импульсы, которые больной чувствует в себе, по большей части имеют самое страшное содержание, типа попыток к совершению тяжких преступлений. Представьте, сколько надо потратить сил и времени, чтобы разобраться в противоречивом сочетании свойств характера и симптомов болезни.
– Какие противоречия, что вы мне тут мозги парите? – зафыркал Викентий. – Выдумали тоже: корректна, культурна, но с симптомами психопатки!
– Грубо, тем не менее точно, – усмехнулся доктор. – Но вы ошибаетесь, это не я выдумал, я ни при чем, это дедушка Фрейд…
– Ау, Шурик, ты где? – заглядывая в лицо задумавшемуся Шурику, тихо, чтоб не испугать, и со смешком спросила Марианна.
– Я мысль ловил. Короче, каким образом утопили Нонну Валерьевну, даже твой Викентий пока не знает, и я – тоже. Но! Я и сейчас настаиваю: ее именно утопили. В общем, не буду рассказывать все последовательно, ты и так в курсе, а коснусь лишь некоторых аспектов данного дела. Это – телефон Кирилла Андреевича, – поднял он указательный палец, – само собой, убийство Зойки и еще похищение Яном собственной дочери.
– Но Ян же ни при чем?
– Так дело и не в нем, а в том, как он обнаружил место, где Полина прятала Арину, – улыбнулся Шурик. – Пожалуй, про телефон я выброшу, и без него все будет понятно. Значит, смотри, какая штука. У меня память… в детстве мальчика Шурика называли вундеркиндом. Да, я такой и был, все запоминал, а потом как выдам – родители в обмороке, но это качество потом очень помогло мне в учебе. Я запоминаю и диалоги, если они важные. Когда мы нашли убитую Зойку, я сразу понял: кто-то из вас троих «погладил» ее камешком по голове, потому что накануне я поделился с вами своими подозрениями, а на другой день Зойка – уже труп. А при обыске трупа обнаружили два телефона – Зойкин и Кирилла Андреевича. Но есть одна деталь: двум человекам я говорил о ней – тебе и Полине. Тебе я сказал, что в Никищихе живет некая Зойка у тетки Вари, а Полину я возил туда на опознание, она узнала точный адрес и видела первую жену брата, значит…
– Полина ее убила.
– Ты догадливая. Но нужно было подтверждение, что убийца живет в этом доме, и тут мне помогла анонимка. Помнишь, в ней были наклеены буквы и слоги, но имя Тамара было вырезано явно из книги, причем полностью? Отыскать, откуда были вырезаны слоги, невозможно, а вот имя, встречающееся нечасто в литературе, – возможно. Я полез в вашу библиотеку, нашел «Демона» Лермонтова, а там три раза было вырезано это имя. Это уже улика, одновременно и подтверждение, что зло таилось в доме. Я начал в сотый раз вспоминать диалоги: что, когда, кем и при ком было сказано в первый раз. Мне ведь уже многое удалось узнать. Теперь – Аришка. Яну кто-то позвонил и сказал, что Полина каждый месяц высылает на содержание Ариши деньги.