– Готовы, девочки?
Мы кивнули и пошли вслед за ней в аббатство. Это был очень нервный момент. Когда королева пошла вперед, мы поняли, что она идет чуть медленнее, чем герцогиня Норфолкская, с которой мы репетировали столько недель. Неожиданно нам пришлось подстраиваться под нее. Но мы настолько хорошо узнали друг друга за время долгих репетиций, что это не составило труда.
Через пятьдесят пять секунд королева была под готической аркой. Прозвучали фанфары, и все собравшиеся одновременно поднялись. Мы шли вслед за королевой по проходу. Хор пел семиминутный гимн Хьюберта Пэрри «Возрадовался я». Мальчики-хористы старались изо всех сил, их голоса звенели в честь великого события.
Спустя много лет я вновь пережила этот исторический день, посмотрев фильм. И каждый раз, когда я его смотрю, я подмечаю новые детали. Я каждый раз затаиваю дыхание, надеясь, что ни я, ни кто-то другой не совершит ошибки. Я точно знаю, что никаких катастрофических ошибок не произошло, и все же, когда все заканчивается и я начинаю дышать свободно, меня охватывает чувство величайшего облегчения – как в тот самый день.
Во время церемонии был один момент, который мог привести к катастрофе. Служба началась идеально. Архиепископ представил королеву собравшимся – этот этап церемонии называется Признание. Королева сделала полупоклоны на все четыре стороны аббатства – жест красивый и очень редкий (хотя королева дважды кланяется пэрам на церемонии открытия парламента). Затем королева принесла присягу на Библии, после чего началась самая торжественная часть церемонии: помазание. Помазание считается основной частью любой коронации, потому что без этого священного момента новый король или королева не могут быть коронованы. Этот момент настолько важен и священен, что, несмотря на традиционный полог, который держали над королевой четыре рыцаря ордена Подвязки, телевизионные камеры отвели в стороны. Лишь немногие – и в том числе я – видели этот священный момент.
Затем камеры вновь вернулись к королеве, а полог убрали. Хор запел коронационный гимн «Садок-священник», лорд обер-гофмейстер с помощью правительницы гардероба помогли королеве снять мантию и поверх коронационного платья надеть простое белое платье. Мы с фрейлинами стояли двумя рядами возле колонны аббатства и наблюдали, как королева подходит к алтарю и трону. И тут у меня закружилась голова.
К счастью, я стояла во втором ряду, то есть не совсем на виду. Рядом со мной стоял герольдмейстер, с головы до ног одетый в черный бархат. В руках он держал черный жезл, похожий на бильярдный кий. И он, и остальные фрейлины смотрели только на королеву, а я изо всех сил старалась справиться с головокружением, хотя в глазах у меня быстро темнело.
Как только началась церемония освящения, я почувствовала, что падаю в обморок. Понимая, что могу нарушить церемонию, я вытащила флакон нюхательных солей. К моему отчаянию, действия они не возымели. Не помогло и перебирание пальцами ног. Я думала только об одном: «Я не должна упасть в обморок! Я не должна упасть в обморок!» Я знала, что трансляцию смотрят миллионы, а то и миллиарды человек. Я не могла упасть в обморок перед всей Британской империей.
Я пошатывалась, и это заметили Джейн Вейн-Темпест-Стюарт и герольдмейстер. Герольдмейстер обнял меня и подвел к ближайшей колонне, чтобы я могла опереться на нее. Уж и не знаю, что подумал этот несчастный. Герольдмейстером был генерал-лейтенант, сэр Брайан Хоррокы, герой войны, которого Эйзенхауэр назвал самым «выдающимся британским генералом под командованием Монтгомери». И вот этому человеку нужно было сделать все, чтобы я не упала в обморок и все не испортила. С этой задачей он справился так же хорошо, как со сражениями в пустыне во время Второй мировой войны. Он буквально спас меня. Он поддерживал меня, пока я не пришла в себя – к нашему общему облегчению.
Адреналин сыграл свою роль, и мне больше не пришлось бояться обморока. Время побежало стремительно. На королеву надели золотую мантию, затем преподнесли ей шпоры, которых она, как суверен-женщина, никогда не носила. Мы стояли на одном и том же месте, пока произносили благословения и вручали регалии. Затем обер-гофмейстер застегнул кнопки на королевском одеянии и выпрямился, в очередной раз демонстрируя свой красивый профиль.
Когда королева получила регалии, настала очередь коронации. 8006 человек, собравшихся в аббатстве, одновременно поднялись на ноги. Настал момент, которого ждал весь мир. Уверена, что в конце церемонии все затаили дыхание. Архиепископ держал корону короля Эдуарда над головой королевы в вытянутых руках. Когда он возложил корону на голову новой королевы, тишину нарушило громкое пение гимна «Боже, храни королеву!». Все кричали от радости. Пэры и дамы-пэры единым жестом надевали свои диадемы и венцы.
Прозвучали фанфары. На улице раздались приветственные крики. До нас донеслись звуки артиллерийского салюта в отдалении.
Дальше все смешалось. После коронации началась церковная служба. Помню, с каким энтузиазмом я пела гимн «Восславим Господа». Затем мы отправились в часовню святого Эдуарда. В часовне королева сняла корону святого Эдуарда, которая весила два килограмма. Какое облегчение! Там же королева сменила королевскую мантию на красную бархатную мантию со шлейфом и надела более легкую Имперскую корону – ту самую, в какой она приезжает на церемонию открытия парламента.
Во время этого перерыва архиепископ Кентерберийский достал маленькую фляжечку с бренди и предложил присутствующим. Королева и другие фрейлины отказались, но я сделала глоток. Я не завтракала и все еще чувствовала себя странно. Я надеялась, что это мне поможет.
От мысли о том, что церемония почти закончилась, я почувствовала себя невероятно счастливой. Под звуки «Великолепия и пышности» Элгара мы шли по проходу вслед за королевой. Эта музыка идеально отражала радостное настроение дня. Но еще более потрясающее чувство охватило меня, когда мы вышли из аббатства и королеву приветствовал весь мир. Крики стали настолько громкими, что мне казалось, вся нация в едином порыве приветствует королеву.
Хотя на ступеньках пришлось сосредоточиться, чтобы не совершить ошибки, я очень живо помню свои чувства. Я чувствовала себя частью истории. Королева справлялась со своей ролью с блеском. К счастью, никто из нас не упал. Мы прошли в пристройку, где гостям подали «коронационного цыпленка» – рецепт был специально создан для этого дня. Я должна была умирать от голода, но могла думать только об одном: я должна находиться на своем месте и поддерживать шлейф королевы, когда она движется.
К этому времени дождь в Лондоне совсем разошелся, но люди стояли на улицах, ожидая появления королевы. Долго ждать им не пришлось. Мы помогли королеве сесть в золотую карету, а собравшиеся приветствовали ее криками. Карета поехала, и я видела, как тысячи людей машут своей королеве под проливным дождем.
Королева проехала половину Лондона. За ней в другой карете следовали Рози Спенсер-Черчилль и Джейн Вейн-Темпест-Стюарт. Нас же доставили в Букингемский дворец, где мы ожидали возвращения королевы после долгой процессии.
Во дворце мы стояли у входа, ожидая возвращения королевы и наблюдая, как прибывают гости. Мимо нас прошли все. Королева Тонга[19] Салоте приехала в юбке из национального нетканого материала тáпа, сделанного из коры дерева. Прическу она украсила красными перьями священной птицы кула. Королева совсем промокла: она опустила крышу своего экипажа, чтобы собравшиеся ее видели – необычное, но очень популярное решение. Она прошла мимо нас с широкой улыбкой.
Люди прибывали и прибывали. И вот наконец появилась королева Елизавета. Выйдя из кареты, она повернулась к нам с волшебной улыбкой и поблагодарила за все, что мы сделали. Она сказала, что мы справились прекрасно. Мы вздохнули с облегчением. Тревожная сосредоточенность мгновенно сменилась восторгом.
В Букингемском дворце царило то же приподнятое настроение, что и в Вестминстерском аббатстве, но атмосфера была более расслабленной. Хотя событие все еще оставалось формальным, нам уже не казалось, что вся нация затаила дыхание. Без телевизионных камер было легче наслаждаться происходящим. Роль фрейлин дарила нам редкую привилегию – мы находились рядом с королевой и могли увидеть всех.
Привели принца Чарльза и принцессу Анну, и дети тут же спрятались под юбками матери. Королева не возражала. Она буквально парила в воздухе. Но, когда она сняла корону и положила на специальный столик, принц Чарльз выскочил и схватил ее с большим энтузиазмом. Кто-то (возможно, моя мама) выхватил корону из ручонок наследного принца и вернул ее на столик.
Как и в аббатстве, во дворце время текло по-своему. Вскоре мы последовали за королевой по длинному и широкому коридору к месту официальной фотосессии. Королева была так возбуждена, что бросилась бежать, и мы побежали вместе с ней. Так же неожиданно она села на красный диван в галерее, и юбки платья красиво улеглись вокруг нее. Мы сели рядом с ней. Королева принялась болтать ногами от радости, и мы сделали то же самое. Это был счастливейший момент.
Пока мы все наслаждались радостным моментом нашей жизни, принцесса Маргарет не выглядела счастливой – я заметила это в приватном фильме, который снимали специально для королевы. Много лет спустя я спросила ее об этом.
– Конечно, мне было грустно, Энн, – ответила Маргарет. – Я только что потеряла любимого отца. А в тот день я потеряла сестру, потому что у нее появились другие обязанности и она уже переехала в Букингемский дворец. Остались только я и королева-мать.
Ни принцесса Маргарет, ни кто другой не знали, что всего через пару недель после коронации ее надежды рухнут. Пресса узнает, что она влюблена в конюшего своего отца, полковника авиации Питера Таунсенда. Питер Таунсенд был отважным героем войны. Он был на шестнадцать лет старше Маргарет. Увидев, как принцесса снимает пушинку с его мундира возле Вестминстерского аббатства, журналисты этого не упустили. Разгорелся скандал, который потряс основы монархии и расколол нацию.