Над кроватями висели москитные сетки, но порой нас навещали необычные мыши. Принцесса Маргарет называла их «летучими мышами», потому что они забирались на сетки, потом перескакивали на соседние, совершая прыжки, которые нарушали все законы гравитации. Принцесса Маргарет удивительно приспосабливалась ко всему. Жизнь ее состояла из сплошных контрастов. То она каталась с Тони на мотоцикле по ярко освещенным улицам Лондона – а то элегантно помахивала собравшимся из окна кареты; жизнь в студии Тони в Доклендсе ничем не напоминала жизнь в королевском дворце, а его богемные друзья вели совсем не такую жизнь, как члены королевской семьи.
Когда мы отвезли ее на Джеллизо-Пойнт, где строился ее дом, Маргарет пришла в восторг. Колин предложил ей поселиться на полуострове в верхней части острова, потому что туда было сложнее добраться и легче обеспечить безопасность. Но и нам было трудно добраться туда. Кроме того, там все заросло кустарником. Я предложила Маргарет пару хлопковых пижам Колина. Вот так она и карабкалась по холмам, в пижаме Колина, подвязав запястья и щиколотки веревкой, чтобы туда не забрались оводы и комары. Образ дополняли большие темные очки, соломенная шляпа и широкая улыбка. Маргарет никогда не была тщеславной. Она просто любила жизнь во всех ее проявлениях.
Мы приехали на место и обошли вокруг воображаемого дома, который Колин разметил деревянными колышками. Когда он отвернулся, она вытащила все колышки и спрятала их.
– Что вы делаете, мэм? – удивился Колин.
– Думаю, мне понадобится чуть больше земли, – ответила Маргарет.
– Зачем же?
– Нужно поставить сторожки для офицеров службы безопасности, – заявила принцесса.
И она это получила.
Хотя Мюстик не был похож на королевский дворец, здесь Маргарет могла отдохнуть от мужа. Как и Колин, Тони был непредсказуемым, эксцентричным, очень требовательным. Он часто устраивал скандалы. Но, как и Колин, он мог быть невероятно обаятельным. Хотя принцесса Маргарет и Тони были страстно влюблены друг в друга, их отношения стали напряженными, и журналисты с удовольствием обсуждали каждый шаг супружеской пары. На Мюстике журналистов не было. Тони это место не понравилось, так что приезжать сюда он не собирался, хотя вечно твердил, что может приехать – наверное, он делал это, чтобы жена не слишком расслаблялась.
Принцесса Маргарет была похожа на мою мать. Она ничему не придавала большого значения. Она не спешила часами жаловаться на Тони. Она сказала мне достаточно, чтобы я все поняла – она перестала заглядывать в собственные ящики, предоставив это горничной, потому что Тони имел привычку оставлять ей небольшие записки типа: «Ты похожа на еврейскую маникюршу, и я тебя ненавижу».
Маргарет привыкла, что к ней относятся с предельным уважением – все ей кланялись, делали реверансы и называли ее «мэм», хотя письма к друзьям она подписывала просто «Маргарет». Я все понимала: ее отец был королем, она принадлежала к королевской семье и вполне имела право на «королевские моменты». Формальности никогда не мешали нашей дружбе, но мне казалось, что Тони это обижало. Все относились к ней как к принцессе, а Тони выплескивал свое раздражение в коротких грязных записках, которые он прятал в ящике для перчаток, среди носовых платков или в ее книгах.
Я была рада, что на Мюстике принцесса может расслабиться и отдохнуть. Я старалась обеспечить ее всем необходимым – она не привыкла что-то делать сама и часто обращалась с небольшими просьбами, которые было легче выполнить, чем игнорировать. Днем мы купались вместе, а по вечерам сидели в баре Бэзила, любовались закатом и ждали «зеленого луча», который появляется на горизонте, как только солнце исчезнет. Мы в это не верили, но всегда отрывались от разговора и пристально вглядывались в небо. Нам так и не удалось его увидеть, но это стало нашей забавной привычкой.
По вечерам Маргарет обсуждала свой дом с Колином. Как-то раз она предложила, чтобы ее домом занялся друг, дядя ее мужа, Оливер Мессель, выдающийся дизайнер XX века и прекрасный художник. Маргарет бывала у него на Барбадосе, и ей очень понравился дом, который он построил для себя. Она надеялась, что это поможет ей привлечь на Мюстик Тони и что он подружится с Колином.
Колин решил, что это замечательная идея. Он связался с Оливером, и на следующий год принцесса Маргарет вернулась на Мюстик, чтобы посмотреть разработанный им план дома. Колин был в восторге от работы с Оливером. Он предложил ему построить не один дом. Оформление мюзикла Трумэна Капоте «Дом цветов» в Нью-Йорке, за которое Оливер получил премию «Тони», произвело на Колина большое впечатление, и он предложил ему построить все дома на Мюстике.
Колин переключился на строительство и продажу домов, потому что хлопок не приносил никаких денег. За десять лет он всеми способами пытался наладить бизнес, но эта отрасль умирала – появились более дешевые синтетические материалы, которые производили в Китае, и карибский хлопок не мог с ними конкурировать.
Колин думал об островитянах. Он знал, что дома обеспечат более стабильную занятость – всем понадобится домашний персонал. Люди, работа которых оказалась под угрозой, могли получить новую. Колину очень нравился новый план развития острова, и он отдался этой работе всей душой. Он давно хотел превратить Мюстик в курорт и теперь создал новую компанию. В нее вошли Оливер, шведский инженер-строитель Арне Хасселквист и несколько инвесторов. Идея заключалась в том, чтобы разделить остров на участки, построить красивые виллы и продать акционерам, которые вложат деньги в создание инфраструктуры.
Оливеру не удалось привлечь Тони. Тони Мюстик не интересовал, но Оливер добился огромного успеха, хотя с Колином они часто ссорились – неудивительно при столь необычных характерах обоих.
Первый участок был продан еще до постройки первого дома. Хонор Свейдар, урожденная Гиннесс, и ее второй муж Фрэнки сошли на берег, чтобы выпить в баре Бэзила. Мы их встретили, и Хонор пожаловалась, что больше не может плавать по морям – в точности, как когда-то Джинти. В конце разговора она спросила, нельзя ли купить у нас участок, и Колин тут же заключил сделку.
Хонор и Фрэнки купили два лучших участка и пляж, который она тут же назвала «Хонор-Бэй». Фрэнки любил выпить, поэтому он построил себе деревянный бар возле дороги, где принимал рабочих, возвращающихся со стройки. Когда приехала моя мама, она сразу же подружилась в Хонор. Они часами плавали с маской, в резиновых шапочках и с пристегнутыми к поясу сумками, куда они складывали раковины. Они даже по ночам гуляли по пляжу с факелами, разыскивая что-то красивое. Я не так увлекалась ракушками, особенно когда поняла, что, если не вычистить их правильно, запах будет убийственным. Много раз, когда мы с мамой летели домой, из-за ее ракушек от нас страшно воняло.
Только продав пляж Хонор, Колин понял, что ничего больше продавать нельзя – пляжи должны быть доступны для всех. Тем не менее эта продажа его вдохновила и убедила в том, что он сумеет сделать остров прибыльным предприятием. Нужно лишь управлять им, как роскошным поместьем.
Глава девятаяМатеринство
В 1968 году мы наконец переехали в Белый дом на Тайт-стрит, построенный по проекту французского архитектора. Ожидание оказалось не напрасным. Дом оказался истинным чудом – недаром его назвали самым стильным в Лондоне. Пресса очень интересовалась интерьерами. Несколько недель я не сходила со страниц модных журналов, с гордостью показывая свой дом. Дом был очень стильным. Он был построен из белого известняка, с кованой винтовой лестницей и холлом с мраморным полом, созданным под влиянием импрессионистов – черные, серые и белые круги разных размеров. Восьмиугольный внешний холл купался в естественном свете, а стены украшали ветви кораллов. Ванная комната с утопленной ванной и бронзовыми кранами, обитые шелком стены гостиной и серебряные дверные ручки в форме ракушек. Главной достопримечательностью нижнего этажа были наши любимые картины – Тернер, Гейнсборо, Ватто, два фруктовых портрета Арчимбольдо. Колину очень льстило, что о доме говорят и что все высоко оценили впечатляющий дизайн. Он любил быть на виду, а Белый дом стал идеальным местом для его экстравагантных вечеринок.
Мне было трудно наслаждаться вечеринками, которые доставляли ему столько удовольствия. Особенно раздражали меня костюмированные балы – я не любила привлекать внимание к себе, да и костюм мне обычно приходилось подбирать в последнюю минуту. Перед приходом гостей Колин страшно нервничал, занимался последними приготовлениями. Я изо всех сил старалась, чтобы все было в порядке, – я не хотела, чтобы в последнюю минуту Колин сорвался и вышел из себя.
Экзотические костюмы меня никогда не привлекали – и это было хорошо, потому что все должны были восхищаться только Колином. Самой безумной его проделкой были бумажные трусы – сначала он демонстрировал их всем вокруг, а потом демонстрировал новый трюк – «Я съем мои трусы». Заявив это, Колин запускал обе руки в брюки, срывал с себя трусы и запихивал их в рот. Более консервативные гости приходили в ужас, и ему это очень нравилось.
Такая эксцентричность и нетрадиционность отца не могла не влиять на Чарли и Генри. Мальчикам было восемь и десять лет, и к этому времени мы все вместе поселились на Тайт-стрит. Хотя Колин очень гордился сыновьями, активного участия в их воспитании он не принимал, особенно когда они были маленькими. Для того времени это было совершенно нормально.
Колин отсутствовал гораздо чаще, чем я. Ему, как и моему отцу, было трудно проявлять любовь тактильно. Он приезжал домой с подарками и лакомствами, а мальчики с легким испугом и удивлением смотрели на своего высокого, импозантного отца. Хотя порой он вел себя с ними просто фантастически – он был замечательным рассказчиком, – но, когда у него было дурное настроение, я всегда старалась держать мальчиков подальше от отца.
Когда Чарли было около восьми, его поведение начало меняться и стало довольно странным. Долгое время я не могла понять, не следует ли он примеру отца, всегда стремящегося привлечь к себе внимание. Но поведение Чарли было другим. Когда он переживал стресс, он не устраивал «истерик Теннантов», столь характерных для этой семьи. Он придумывал для себя странные ритуалы и часами мог их исполнять: например, он мог ждать, пока кто-то проводит его вниз по лестнице, или начинал ходить кругами – очень четко и осмысленно. Могло показаться, что он суеверен, хотя в этом отношении старание не наступить на трещины в асфальте было самым нормальным его поступком.