м подошел. Отпуск прошел великолепно.
Такие каникулы были великолепным опытом для наших детей. Колин был ходячей энциклопедией – он знал все и обо всем. Он прекрасно умел научить детей смотреть на мир по-новому и будил их воображение.
Когда двойняшки были еще маленькими, а Мюстик только начинал развиваться, Рождество и Пасху мы проводили в Глене. Дети открывали свои подарки рождественским утром, и дом оглашался их восторженными криками. Они с восторгом бегали по саду в пасхальное воскресенье, разыскивая яйца. Глен был прекрасным местом для детей. В огромном замке возможности для игр были неограниченными. Мы с Колином любили играть с ними в игру «Спасательная экспедиция». Все прятались, кроме одного «охотника», который оставался на диване в холле. Охотник должен был охранять диван, но одновременно искать и ловить остальных. Колин был замечательным охотником – он вел себя очень театрально, зловещим голосом возглашал: «Сейчас я тебя поймаю… я знаю, ты где-то здесь… Берегись!» А из-за комодов для белья и из-за дверей доносилось счастливое хихиканье.
Это была чудесная игра: мы крались по коридорам, наталкивались друг на друга, разражались хохотом. Игра могла длиться часами, если кто-то оказывался особо хитрым или терпеливым. Глен для такой игры подходил идеально – здесь было полно укромных уголков и лестниц. Нам это очень нравилось. Игра напоминала мне «Темную игру», в которую мы с Кэри играли с Билли Уильямс: она выключала весь свет и пыталась найти нас, а мы убегали, наталкиваясь на мебель и хихикая в темноте. В нашей жизни всегда есть нечто такое, порой самое простое, что делает тебя невероятно счастливым – игра в прятки с детьми и Колином и «Темная игра» с любимой сестрой и гувернанткой стали самыми счастливыми воспоминаниями моей жизни.
В августе по пути из Балморала в Глен приезжала принцесса Маргарет со своими детьми, Дэвидом и Сарой, и их няней Самнер. Принцесса играла на рояле, пела «Чаттануга-чу-чу» Глена Миллера, а мы все ей подпевали. Дети эту песню просто обожали. Днем они играли все вместе, а взрослые ездили на Эдинбургский фестиваль.
В Глене у нас был камердинер-итальянец по имени Элио. Как-то вечером, когда мы вернулись, Элио подошел ко мне и сказал:
– Леди Энн, вечером произошло нечто необычайное. Вы должны спросить об этом няню Барнс и няню Самнер.
На следующее утро я спросила у Барбары, что случилось, и она ответила:
– Мы с няней Самнер уложили детей, и тут появился возбужденный Элио. Он позвал нас посмотреть на что-то. Мы выглянули из окна и увидели в небе парящий объект в форме сигары с зелеными огнями. Он был похож на НЛО. Он двигался над долиной и холмами, а потом исчез.
Я рассказала об этом принцессе Маргарет, и она спросила:
– Что они пили?
Но, когда мы пошли туда, где наши няни видели тот предмет, оказалось, что весь вереск примят. Колин позвонил на ближайшую авиабазу – может быть, у них было какое-то объяснение, но и они ничего не могли сказать. В последующие дни другие люди видели нечто подобное в Пиблзе и других местах. Мы так и не узнали, что это было. НЛО больше никто не видел, но каждый август мы собирались с принцессой Маргарет, и наши семьи были очень счастливы в Глене.
Мы проводили время не только в Глене, но и в Холкеме с моими родителями, устраивали пикники на пляже, гуляли по сосновым лесам, собирали шишки и ракушки. Кэри и Сара тоже приезжали со своими семьями. Кэри жила неподалеку от Холкема. Она вышла замуж за Брайана Бассета, друга королевы-матери, и много времени проводила в Беркхолле, шотландском поместье королевы-матери. Там была отличная рыбалка. Кэри отлично ловила рыбу, лучше многих мужчин, что их очень раздражало. Она привозила к нам сыновей на пикники, и наши дети отлично ладили друг с другом.
Сара тоже вышла замуж. Вместе с Дэвидом Уолтером и двумя сыновьями она жила в Пертшире. Муж Кэри, Брайан, недолюбливал Колина, а вот с Дэвидом Колин отлично поладил, и, когда мы приезжали к ним с детьми, нам всегда было очень весело. Дети устраивали костры возле речки, а Сара водила их смотреть на рыжих белок. Летом Сара приезжала в Холкем со своими таксами, и мои двойняшки с удовольствием гуляли с ними по дюнам. Потом мы все вместе отправлялись ловить крабов. Наловив целые корзины, мы переворачивали их и наблюдали, как крабы спешат назад в воду.
Я учила всех детей ходить под парусом по речкам Бернэм-Овери, как когда-то меня учила мама. Не знаю, удалось ли мне передать свою страсть детям. Парусный спорт будит в людях все худшее, и, думаю, я была слишком резка. Просьбы мгновенно превращались в требования – наверное, из-за риска: на воде четкость важнее вежливости. Поэтому на реке я отдавала приказы:
– Тяни! Нет, не это!
Хотя дети не привыкли к парусному спорту, приезжать в Холкем они любили. Им там нравилось все. В жаркий день можно было купаться в фонтане и целыми днями гулять по парку. Я рассказывала детям об адмирале Нельсоне, о том, как он рос в соседнем городке, бродил по берегам тех же речек, где мы ходили под парусом, смотрел на море, мечтал о подвигах и морских сражениях.
Когда двойняшки стали старше, мы часто проводили Пасху и Рождество на Мюстике. Каждый год мы устраивали конкурс пасхальных шляпок, и девочки его просто обожали. Мэй все делала сама, а Эми просила помощи у Колина, и тот с большим энтузиазмом ей помогал. В один год победу одержала Эми – вместе с Колином они сделали шляпку «Золотые локоны» с золотыми прядями в волосах. В следующем году он проделал дыру в тыкве, и Эми надела ее, как водолазный шлем, дополнив маской и трубкой. В этих конкурсах участвовали все, и взрослые тоже – помню, как Бьянка Джаггер дефилировала с приколотым к волосам кактусом.
Но, конечно же, чем лучше детям было дома, тем меньше хотелось им возвращаться в школу. Я ничего не могла сделать, чтобы хоть как-то облегчить расставание. Не знаю человека, который с теплотой вспоминал бы отъезд в пансион – принц Чарльз писал из Гордонстауна длинные письма моей маме, в которых рассказывал, как ему хочется вернуться домой, и жаловался на бесконечные недели без каникул: самый длинный семестр длился четырнадцать недель.
Когда в школе училась я, родители навещали нас раз в год, а условия жизни и учебы были далеки от идеальных. Шла война, то и дело случались воздушные тревоги. Засохший хлеб возвращали в печь, чтобы дать ему вторую жизнь. Мы получали пять леденцов в неделю, и я прятала их в юбке моей куклы, чтобы их не украли. До сих пор с отвращением вспоминаю омлеты из яичного порошка.
Мои дети учились в хороших школах, и их радостно встречали дома на каникулах. Когда мы жили в Лондоне, нам каждую неделю доставляли свежие продукты из Глена. Их отправляли с ночным поездом, и наш камердинер встречал груз утром на вокзале Кингс-Кросс. Школы за это время сильно изменились. Я могла часто брать детей домой и навещать их. Все выходные они проводили дома. Иногда они больше времени проводили вне школы, чем в ней.
Но, несмотря на все мои усилия, Чарли, став взрослым, вспоминал нас с Колином как «совершенно далеких людей». Он был прав, но, пока он этого не сказал, я об этом даже не задумывалась. Только когда у нас появилась Барбара и я увидела, как складываются ее отношения с моими детьми, я поняла, что есть другой вид материнства. А со старшими детьми я вела себя не совсем правильно. К сожалению, когда я это поняла, дети уже выросли.
Сейчас я наблюдаю за своей дочерью Мэй и прихожу в восторг. Как ей удается работать с полной загрузкой, поддерживать мужа и воспитывать детей безо всяких нянь! И при этом она гораздо активнее участвует в их повседневной жизни, чем я когда-то. В сравнении с подругами моего поколения я была хорошей матерью, но когда я сравниваю себя с поколением моей дочери, то понимаю, как сильно все изменилось.
Глава десятаяФрейлина
Как-то в начале 1971 года, после крещения двойняшек, когда принцесса Маргарет стала крестной матерью Мэй, она сказала мне:
– Надеюсь, ты больше не собираешься иметь детей?
– Конечно нет, – ответила я. – Три мальчика и девочки-двойняшки – по-моему, вполне достаточно.
Мой ответ ей явно понравился.
– В таком случае не хотела бы ты стать одной из моих фрейлин?
Предложение прозвучало в самый подходящий момент. Колин переживал трудный жизненный этап, и принцесса Маргарет об этом знала. Ее не пугало его поведение – она давно привыкла к характеру короля – мой отец всегда подбирал корзинки для бумаг, которыми швырялся король. Принцесса Маргарет всегда умела успокоить короля и изменить его настроение. Поэтому она попросту игнорировала поведение Колина и советовала мне поступать так же.
Время от времени она становилась свидетелем выходок Колина – самая публичная завершилась тем, что глава «Британских авиалиний» Джон Кинг прислал ему письмо, в котором пожизненно запретил Колину пользоваться самолетами его компании. Мы втроем летели из Америки, и по какой-то причине у нас с принцессой были билеты в первый класс, а у Колина нет. Он скандалил всю дорогу – от посадки до выхода.
Мы с принцессой сели на свои места, не обращая на него внимания. Он потребовал места рядом с нами, но экипаж ему резонно отказал. Тогда он упал на пол прямо в проходе и устроил настоящую истерику. Он кричал и стонал так громко, что мы прекрасно его слышали. Мы были в ужасе от подобной выходки, и я кинулась было разбираться. Но принцесса Маргарет решительно приказала:
– Энн, сиди на месте.
Началась суета и скандал. Охранники вытащили Колина из самолета. Мы видели, как его тащат, а он все еще кричал:
– Энн, помоги! Энн! Помоги мне!
– Не обращай никакого внимания, – сказала мне принцесса Маргарет.
Колина арестовали, самолет улетел без него. Как когда-то моя мать, принцесса Маргарет не обратила внимания на этот инцидент. Она прекрасно знала, что иногда мне нужен перерыв. Колин вернулся через три дня, но не стал ничего говорить по этому поводу.
Официальный пост и обязанности давали мне возможность отвлечься и стать более независимой от Колина. Он относился к королевской семье, и в особенности к принцессе Маргарет, с огромным почтением, поэтому мой будущий статус ему очень льстил. Он всячески поддержал мое решение принять это предложение. Думаю, он чувствовал, что станет ближе к принцессе, что мы будем больше времени проводить в ее обществе. Ему казалось, что он сможет бывать везде, куда будут приглашать меня. Так не получилось, и он был разочарован. Но он действительно стал больше времени проводить с принцессой, чего всегда хотел. Думаю, их дружба лишь усилила его желание производить впечатление – пребывание принцессы Маргарет на Мюстике было прекрасным поводом для новых вечеринок, которые становились все более и более яркими, а в Колине все видели творческого гения, каким он и был в действительности.