– О, мэм, – широко улыбнулся Генри, – у нас с вами есть нечто общее.
Принцесса Диана удивилась и спросила, что же это.
– Барбара Барнс была моей няней, – ответил Генри, – прежде чем заняться воспитанием принцев Уильяма и Гарри.
Принцесса Диана писала, что ей было очень приятно познакомиться с Генри, пусть даже и при таких печальных обстоятельствах. Он показался ей очень смелым человеком. Принцесса Диана не боялась говорить откровенно – этим она очень отличалась от многих наших знакомых, которые просто не знали, что сказать. В обычной ситуации мне было бы трудно общаться с человеком настолько эмоциональным и открытым, настолько не похожим на всех, кто меня окружал и к кому я привыкла. Но в момент смерти Генри это стало для меня огромным утешением.
Принцесса написала, что Генри был очень смелым, и я смогла гордиться им. Это было большим утешением – ведь многие отдалились от нас, а еще приходилось иметь дело с журналистами – настоящими гиенами. После смерти Генри журналисты буквально осадили наш дом: Генри попал на первые страницы. Он поделился своей историей, надеясь, что она окажет положительное влияние. Но после его смерти нам пришлось столкнуться с очень тяжелой ситуацией.
Каждое утро мы получали газеты с фотографией Генри и огромными заголовками, чаще всего очень неприятными. Журналисты продолжали приходить, полиция была не в силах их остановить. Они толпились на улице, круглосуточно звонили в дверь и даже прятались в мусорных баках возле детского сада Юэна.
Желая защитить Юэна, мы попросили местного священника приходить к нам в рясе, чтобы он мог прятать мальчика и выводить его из дома. Это сработало. Журналисты решили, что священник приходит утешить нас, и не догадывались, что он тайком выводит Юэна из дома. Журналисты не позволили нам спокойно пережить наше горе. Они буквально охотились за нами в самый тяжелый момент жизни.
Я твердо решила, что не позволю им портить мою жизнь. Мне хотелось сделать все, что в моих силах, для остальных детей. Я собралась с силами и занялась организацией похорон. Пока журналисты выпрыгивали из мусорных баков и стучали в окна и двери, я старалась исполнить последние пожелания Генри. Он был очень высоким, и гроб оказался очень большим. На похоронах я не могла сдержать улыбки: по буддистскому обычаю гроб засыпали ананасами и другими тропическими фруктами, и в крематорий он прибыл как огромный фруктовый салат.
Месяцы после смерти Генри были очень тяжелыми. Никто не мог понять, через что мне довелось пройти. Никто не понимал, как общаться со мной и говорить о произошедшем. Колину было трудно, и он вернулся на Мюстик, подальше от прессы. Я уехала в Норфолк, чтобы от всего отключиться. Но, когда я приходила в магазины, те, кто всегда здоровался и заговаривал, отворачивались и спешили прочь. Думаю, они боялись сказать что-то не то, чтобы я не заплакала. Все так боялись смерти, а СПИД был такой страшной и всеми осуждаемой болезнью, что люди делали вид, что ничего не случилось. В нашем поколении не принято было вести задушевные разговоры, мы не делились эмоциями. Я считала, что должна быть сильной ради остальных детей. Нужно было жить дальше, не зацикливаясь на утратах. Я плакала только на похоронах, больше никто не видел моих слез. Я ходила в церковь и молилась. А что еще я могла сделать? Ничто не могло вернуть Генри.
Моя близкая подруга Маргарет Винер понимала, что мне нужна поддержка. Она знала, что Генри стал настоящим буддистом, поэтому пригласила меня поехать с ней в Индию к нашему общему другу Митчу Критсу. Именно он вытащил Колина из неприятностей, когда тот учинил скандал в индийской лавке несколькими годами раньше. У меня совершенно не осталось сил, и ехать мне не хотелось. Но Митч уговорил меня. Он сказал, что Индия обладает целительной силой.
– Смерть – это часть повседневной жизни, – сказал он. – Здесь можно увидеть, как пылающий погребальный плот плывет по реке. Эта культура принимает смерть: они говорят о ней и понимают ее.
Я была безмерно благодарна Маргарет и Митчу. Прилетев в Индию, я сразу поняла, что это правильное решение. Митч был прав – мне сразу же стало легче. Маргарет и Митч возили меня по разным храмам. Храмы джайнов были невероятными, словно сделанными из кружев. Мы наблюдали за монахами, которые молились обнаженными, лишь повязка из перьев прикрывала их пах. Монахини носили белые одеяния и напоминали огромные белые меренги.
Мы зашли в один индуистский храм. Там семья оплакивала умершего родственника. Они собрались все вместе, хлопали в ладоши, пели и ритмично двигались. Митч подошел к ним и сказал:
– Со мной дама, у которой только что умер сын. Он был буддистом. Можно, она побудет здесь с вами?
– Нет, нет, она не может просто смотреть – она должна быть с нами! – ответили эти люди, распахивая мне свои объятия.
Я присоединилась к ним. Они зажгли благовония и продолжали петь. Не могу передать словами, какое облегчение испытала я в тот день.
Мы продолжали посещать храмы, но я начала беспокоиться: в буддизме считается, что, когда умерший достигает определенного уровня на пути к нирване, буддистский монах должен в строго определенный момент прочесть молитву, чтобы помочь человеку перейти на следующий уровень. Этот процесс одинаков для всех. В определенный день и час через несколько недель после смерти молитва должна быть произнесена.
В этот самый день мы ехали и никак не могли найти монаха, чтобы он прочел молитву. Я знала, что времени у нас очень мало. Я начала тревожиться за судьбу Генри. Мы оказались в абсолютном ничто, катили по длинной дороге среди настоящей пустыни. И тут Митч сказал:
– Не волнуйся. Я абсолютно уверен, что мы найдем монаха.
Я не понимала, почему он так думает. Вокруг были только пальмы и верблюды. А потом мы увидели на дороге одинокую фигуру.
– Вот этого мы и ждали, – сказал Митч и остановил машину.
Он все объяснил на хинди, монах улыбнулся, сжал мои руки и стал читать молитву за Генри. Я почувствовала, что это знак свыше. Монах оказался единственным человеком, которого мы увидели за весь день. Он появился для меня и для Генри. Я поняла, что у Генри все хорошо. Он упокоился с миром.
После этого я почувствовала, что силы оставили меня. Наверное, это было горе, за которым пришло невероятное облегчение. Я вернулась в машину и проспала несколько часов. Это была самая важная поездка в моей жизни. Она лишила меня сил – и в то же время я обрела невероятную силу. Сила эта осталась со мной, и только она помогает мне держаться, когда я думаю о Генри.
80-е годы подошли к концу, и жизнь моя резко изменилась. После диагноза Генри произошла катастрофа с Кристофером. И все это поменяло мои приоритеты. Я сосредоточилась на обязанностях матери, а не жены. Я понимала, что Кристоферу я нужнее, чем Колину, поэтому осталась в Англии.
Кристофер стал ходить. Его прогресс был поразительным. Через три года после катастрофы он впервые вышел в свет – на бал в Холкеме. Я смотрела на этого элегантного, улыбающегося молодого человека в смокинге и не могла поверить собственным глазам. Впрочем, большую часть вечера он провел рядом со мной, прислонясь к моему плечу. Я не возражала, но он был очень высоким и тяжелым, и я боялась, что в конце концов мы оба свалимся на пол. Полностью Кристофер восстановился лишь через пять лет.
За это время изменился и Мюстик. Беззаботные гедонистические развлечения 70-х и 80-х увенчались таким успехом, что остров стал совершенно другим. Колин продал большую часть акций и принимал все меньше участия в управлении. Он просто больше не мог все делать по-своему. Многие не хотели мириться с его точкой зрения, которую он высказывал очень резко, и в 1987 году Колин покинул Мюстик. Большой дом он продал третьему мужу Кристины Онассис, бывшему агенту КГБ Сергею Каузову.
Он переехал на Сент-Люсию и вложил средства в развитие поместья площадью 480 акров[47], купленного Генри перед смертью. Половину земли он продал девелоперам, и там построили модный курорт. Вторую половину он оставил за собой, чтобы создать нечто столь же впечатляющее, как и Мюстик.
Как Генри и думал, Колин влюбился в это место, расположенное между двумя вулканическими шпилями – Питонами. Здесь, на склоне у моря, Колин построил третий и последний Большой дом. К сожалению, дом был совсем не большим. Хотя на верхнем этаже под куполом находилась большая гостиная, спальни располагались на первом этаже и были довольно мрачными. На террасе над спальнями нависала цистерна для воды. Я постоянно боялась, что она прорвется и я утону прямо во сне. Я так и не смогла почувствовать себя на Сент-Люсии как дома. Она не стала для меня вторым Мюстиком.
Двойняшки же с удовольствием отправились вслед за отцом. Им нравилось жить в Вест-Индии, как и Кристоферу, который жаждал независимости. Колину пришла в голову блестящая идея. Он купил в Суфрире коттедж и предложил Кристоферу поселиться там. Кристофер пришел в восторг. Он мечтал начать новую жизнь и немного отвлечься. И он уехал из Англии.
Это была гениальная идея. Кристоферу все нравилось. Он так и не узнал, что Колин нанял присматривать за ним двух пожилых дам, которые жили по соседству. Кристоферу казалось, что они просто готовят и стирают для него, но в действительности они поодаль следовали за ним на случай, если он упадет. Их «дежурство» кончалось, лишь когда он ложился спать. Это была огромная помощь, и я могла жить спокойно. И все же было удивительно, что он смог вести такой образ жизни после всего, через что прошел.
Жизнь вернулась в нормальное русло, и грусть от смерти Генри постепенно притупилась. Хотя мы потеряли Генри, но Чарли, к нашему удивлению, сумел отказаться от героина. Мистер и миссис Парсонс дали ему новую цель в жизни – Чарли влюбился в Шейлу, миссис Парсонс.
В 1993 году Шейла развелась, и после этого Чарли женился на ней – к нашей всеобщей радости. Свадьба была зарегистрирована светским образом. Следуя причудливому вкусу отца, Чарли явился на церемонию в брюках из тартана расцветки Теннантов и в леопардовом жилете. На церемонию он приехал в ярко-розовом «Кадиллаке» и на нем же прокатился мимо Букингемского дворца по пути домой. Это было яркое зрелище – дорожная полиция решила, что они едут на садовую вечеринку королевы. Попав в очередь, Колин пришел в ярость, выскочил из машины и принялся объясняться. Гости вечеринки в вечерних платьях и костюмах с открытыми ртами наблюдали за этой необычной машиной и ее пассажирами.