Я стояла, сжимая в руке бокал с водкой с тоником, над головой развевались белые и розовые ленты. Я беседовала с чиновниками, полисменами, солдатами и обычными местными жителями. Весь остров собрался в любимом доме Колина. И только потом Кент сказал мне, что хотел устроить Колину государственные похороны, как видному жителю острова, но я организовала все слишком быстро. Узнав об этом, я пожалела о своем решении – Колин был бы разочарован, что я ненамеренно лишила его полицейского эскорта.
На Сент-Люсии завещание оглашают быстро, и я уже вечером ждала адвоката. Я немного тревожилась, потому что адвокат Колина сообщил мне, что у него нет последнего завещания моего мужа:
– Полагаю, лорд Гленконнер семь месяцев назад составил новое завещание у адвоката из Суфрира.
Когда появился новый адвокат, сердце мое упало. В нем было что-то неприятное – он не смотрел в глаза и вел себя суетливо. Я стояла рядом с моей невесткой, Шейлой. Именно ее сын Коди должен был стать основным наследником. Адвокат порылся в портфеле и вытащил листок бумаги. Он посмотрел на бумагу и объявил:
– «Настоящим я оставляю все Кенту Адонаи и верю, что он сообщит мои желания семье».
Сердце у меня остановилось. Позже я подошла к Кенту, который разговаривал с адвокатом. Максимально спокойно я произнесла:
– Итак, Кент, надеюсь, ты сообщишь желания лорда Гленконнера всем нам.
Он посмотрел на меня, пожал плечами и ответил:
– Я не знаю, что имел в виду лорд Гленконнер.
Мои худшие страхи оправдались. Мы потеряли все. Эти сюрреалистические похороны не шли ни в какое сравнение с моими чувствами в тот момент и после.
В ту ночь я стояла на балконе дома, который больше нам не принадлежал. Обычно на Карибах ночное небо покрыто яркими звездами, но в ту ночь оно было абсолютно черным. Я стояла и вспоминала всю свою семейную жизнь. Пятьдесят четыре года. Пятеро детей. Истерики и вечеринки Колина. И после всего, что я пережила, – вот это. Последний вызывающий подарок. Смертельное унижение. Как он мог так поступить с нашими детьми?
Я была в отчаянии. В тот момент я забыла все, чему учила меня мама. Я дала волю чувствам и зарыдала в непроглядно черной ночи.
Глава девятнадцатаяЧто дальше?
Прошло немало времени, пока эмоции улеглись. Завещание Колина ошеломило наших друзей, и все советовали мне его оспорить.
В Англии существует майорат – большая часть наследства достается наследнику, в данном случае Коди, сыну Чарли. Это тот же самый закон, который не позволил мне унаследовать Холкем, поскольку я была не сыном, а дочерью. Одновременно закон лишал наследства меня и как жену, но это меня не волновало. Я давно осознала и приняла реалии жизни женщины в этом мире. Но я рассчитывала, что Колин оставит мне и детям движимое имущество, а недвижимость получит Коди.
Единственное, что осталось у семьи, это Глен – это поместье принадлежало сыну Генри, Юэну. Огромное состояние Колина с годами уменьшилось, но к моменту смерти он владел землями и отелями на Сент-Люсии. И все, что ему принадлежало – и эмоции, и ценности, – он оставил Кенту.
Кент сразу выставил все находившееся в Большом доме на продажу – в том числе и множество моих вещей. Он обратился к адвокату, который выставил ему колоссальные счета для оплаты, а потом предложил провести аукцион, сказав, что так удастся получить достаточно денег. Кент согласился. Я узнала об этом от подруги. Вскоре после похорон она позвонила мне и сообщила:
– Твоя серебряная кровать красуется на обложке каталога Бонэмов.
Я связалась с Бонэмами и сказала, что они не имеют права продавать вещи без согласия собственника. Они извинились, но торги не остановили. Я вылетела на Сент-Люсию узнать, что происходит. Когда я вошла в Большой дом, все уже было упаковано. Сотрудники аукционного дома организовывали доставку вещей в Лондон.
В конце концов я договорилась с Бонэмами о том, что деньги от продажи моих вещей будут перечислены на мой счет.
Аукцион состоялся. Я была рада, что знаменитую шляпу и трость Колина приобрела компания Мюстика. Кент получил достаточно денег для оплаты долгов, а мне достались деньги от продажи моей серебряной кровати.
Когда аукцион закончился, Коди и его мать оспорили завещание. Семь лет ушло на судебные разбирательства. Кент сохранил за собой значительные суммы и землю, но примерно половина состояния Колина все же досталась Коди.
Думая об этом сейчас, я сомневаюсь, действительно ли Колин решил ничего не оставлять семье. Вполне возможно, что это был сознательный шаг – ужасная издевка, вполне соответствующая его непредсказуемой и эксцентричной натуре. Возможно, он просто не осознавал своих поступков в последние месяцы жизни. В это время он был болен и очень уязвим. Я никогда этого не узнаю. И все же мне трудно не думать об этом, трудно не чувствовать себя преданной – мне обидно не только за себя, но и за наших детей.
Но если постоянно об этом думать, можно сойти с ума. Я же решила жить дальше. Когда умер Колин, мне было уже под восемьдесят и я понимала, что времени у меня немного. Твердо решив не жить прошлым, я переключилась на будущее.
Прошло почти десять лет со дня смерти Колина и почти двадцать с ухода принцессы Маргарет. Кристоферу пятьдесят один год, двойняшкам сорок девять. Мне больше не приходится курсировать между Вест-Индией, Гленом и лондонскими особняками. Я вернулась на свою ферму в Норфолке – именно здесь я по-настоящему чувствую себя дома. Я так благодарна отцу, который много лет назад сказал, что мне нужно купить собственный дом, чтобы не зависеть от причудливого характера Колина. Если бы я не последовала его совету, то не знаю, где жила бы сейчас.
В нашей семье говорят, что Куки всегда возвращаются в Норфолк. Из окна моего дома я вижу ограду Холкема и понимаю, что это правда. Норфолк – прекрасное место. Я люблю жить у моря. Глен хорош по-своему, холмы и горы прекрасны, но там я всегда чувствую себя запертой. В Шотландии, как и на Мюстике, никогда невозможно угадать погоду, и эта непредсказуемость порождает беспокойство.
Меня окружают дети, внуки и правнуки. Я давно позабыла о бесконечной череде вечеринок, ужинов в Кенсингтонском дворце и королевских турах. Хотя моя теперешняя жизнь в сравнении с прежней может показаться скучной, но я в свои восемьдесят семь лет очень довольна тем, что у меня есть.
Вместо бесконечных экстравагантных маскарадов я общаюсь с моими дорогими друзьями и соседями в Норфолке. Я с удовольствием езжу на неспешные, долгие обеды к Патриции Роулингс. Я рада бывать у Тима, с которым меня познакомила моя сестра Кэри, и его мужа Менно. Я была «шафером» на их свадьбе. Мне нравится сидеть у них по вечерам – порой мы засиживаемся до ночи и с удовольствием поем под аккомпанемент пианино. Летом мы устраиваемся на веранде, потягивая знаменитые «Кровавые Мэри» Тима. Я дважды отмечала свое восьмидесятилетие. Один праздник для меня устроил Тим, а второй – мой кузен Том и его жена Полли. В эти дни я была абсолютно счастлива и спокойна – мне стало гораздо легче, когда Колин перестал присутствовать в моей жизни. Я все еще бываю в Глене. К сожалению, жена Генри, Тесса, в 2018 году умерла, но я приезжаю к ее мужу Биллу, своему внуку Юэну и рыжеволосым правнукам, Уильяму и Руби. Я навещаю Коди в Эдинбурге, езжу к Дэвиду и моей дорогой сестре Саре в Перт.
Я все еще езжу за границу. На Мюстике я останавливаюсь у Джозефины Лёвенштайн, и к нам присоединяется наш дорогой друг Джорджи Фэншоу. Я люблю ездить в Турцию, к Омеру Кочу. Омер – сын одного из самых успешных турецких бизнесменов, Рахми Коча. Его бывшая жена, Чигдем Симави, была моей подругой и каждый год приглашала нас с принцессой Маргарет на свою яхту «Халлас». На яхте всегда собирается группа друзей – в том числе Руперт Эверетт[49], которого я знала всю его жизнь. Я была подружкой невесты на свадьбе его матери. К нам часто присоединялась моя близкая подруга Никки Хэслем. Принцесса Маргарет всегда занимала капитанскую каюту с огромной кроватью. Кровать была слишком высокой, и ей было тяжело забираться и спускаться с нее. Я каждый вечер помогала ей улечься и оставляла колокольчик, чтобы она могла позвать меня, если ей понадобится встать среди ночи.
Омер – ровесник моего Генри. Я познакомилась с ним после смерти Генри, и он был удивительно добр ко мне. Мы подружились, и сегодня он каждое лето приглашает меня на свою яхту вместе с друзьями. У Омера часто бывают Кристабель и Джулс Холланд[50]. Мы с Кристабель очень любим плавать и каждый день отправляемся купаться вместе. Омер так внимателен, что организовал специально для нас небольшую лодку, которая следует за нами на всякий случай.
Мать Омера познакомила меня с Беттиной Грациани, бывшей супермоделью, деловым партнером Юбера де Живанши, невестой принца Али Хана, сына Ага Хана. Несколько лет назад Беттина пригласила нас с Тимом к себе в Париж. Еще со времен медового месяца я с опаской отношусь к Парижу, но я взяла себя в руки и отбросила абсурдные страхи – мне было почти восемьдесят, и я ехала во Францию без Колина.
Даже в восемьдесят Беттина сохранила невероятную красоту. Когда мы приехали в ее элегантную квартиру на улице Гренель, нас уже ожидал чай. Благоухали свечи от Риго. Повсюду было множество свежих цветов. Вечер начинался как настоящая парижская мечта: мы пили шампанское перед камином, а потом все вместе отправились ужинать в Брассери Липп. После ужина мы собирались ехать домой, но Беттина повезла нас на вечеринку к бойфренду посла, который решил развлечься в отсутствие своего друга.
Камердинер в белом пиджаке провел нас в холл, где стояло множество клеток с яркими щеглами. Оттуда мы попали в душную, полутемную комнату, где люди сидели буквально друг на друге. Наше появление на минуту отвлекло их от «общения», но они тут же к нему вернулись.
Беттина провела нас с Тимом через анфиладу комнат. Увидев все происходящее, мы с Тимом с отвращением переглянулись – мы оказались на оргии. Повсюду были причудливо и весьма откровенно одетые мужчины и женщины, а некоторые просто сверкали смазанной маслом кожей – безо всякой одежды. Мы прошли через спальню, где на огромной кровати любовью занимались две лесбиянки. Они проявили ко мне живой интерес, поэтому я вцепилась в Тима и прошептала: