Пока размышляла о так не вовремя испорченных носках, фраза о «расплате за косяки» медленно и неотвратимо доходила до сознания.
— В смысле, расплачиваться? — тихо, чтобы не сорваться на истерику, спросила я и тут же принялась колотить поэта руками и ногами.
Ему мои удары были словно комара укусы, и только насмешливый голос продолжал меня задирать:
— Все варианты ограничены исключительно распущенностью твоего мозга! Ты для себя какой придумала?
— Никакой! Отпусти меня сейчас же, я босиком в блок пойду!
— Нетушки. — Магистра ситуация начинала веселить, а моей попе достался очередной игривый шлепок. — Эту ночь, детка, ты проведешь в моей кровати! — Толчком ноги он раскрыл дверь в свою комнату, а затем в два шага достиг уже знакомого мне необъятного ложа. — Кажется, в прошлый раз нам помешали…
Распахнутую в коридор дверь Глеб захлопнул одной из телекинетических штучек.
— Может, не надо? — робко взмолилась я, наблюдая за тем, как брюнет стаскивает с меня мокрые носки.
К слову, делал он это на редкость эротично, словно не шерстяную и банальную тряпку снимал, а искусный кружевной чулочек. Бережно так скатывал вниз по ножке, при этом еще целовать эту самую ножку не забывал.
— Гле-е-еб. — Его имя я протянула так многозначно и укоризненно, что в противоречие самой себе вторую ножку с мокрым носком сама подала.
Гад умел соблазнять, и это окончательно подкупало.
— Платье тоже сниму, — нависая на вытянутых руках и целуя шейку, шепнул он и резко завалился всем весом на меня. Подавил нелепое сопротивление и перевернул к себе спиной, где прятались многочисленные застежечки и завязочки. — Оно тоже мокрое!
Уткнутая мордой в шелковое покрывало, я могла только невнятно мычать. Вообще, я чувствовала себя довольно нелепо. Мне ласково заломали руки, чтобы не дергалась, сели сверху на район чуть ниже поясницы, ограничивая в передвижениях, одной рукой сражались с кучей фурнитуры уже второго многострадального платья за день, а губами продолжали прокладывать дорожку поцелуев от затылка все ниже и ниже по мере расстегивания пуговок.
Шелк белья раздражал, не нравился мне такой выбор ткани на кровати.
«Вот выйду за него замуж, у нас никогда такой пошлятины не будет. Нужно что-нибудь попроще: хлопок, ситец там…» — Неожиданно посетившая меня мысль даже напугала своей смелостью и фривольностью.
«Только через мой труп!» — Эльвира на такое заявление отреагировала крайне агрессивно, тем самым заставив меня еще больше мечтать о постельных принадлежностях и будущей семейной жизни. Просто так. Назло гадине.
«Через труп? Да легко! — И продолжала: — А у первенца балдахин повесим над колыбелькой и много погремушечек, чтобы всякие назойливые мухи и прочие головные тараканы не беспокоили!»
Пока препиралась с вновь ожившей шизой, Глеб расправился с застежками и теперь увлеченно стаскивал с меня платье, оставляя меня только в нижнем белье.
«Ну вот! Сейчас все свершится!» — Я даже глаза зажмурила в предвкушении предстоящего.
«Секс втроем? — Эльвира бесновалась. — Только попробуй! Я тебе такие комментарии процесса в голове устрою — ты у меня до конца жизни фригидной останешься!»
«Напугала кота сосиской!» — Ее угрозы мне сейчас были параллельны, тем более что меня опять перевернули на спину и сделали неожиданное предложение:
— Шоколадку будешь? Не отравлена.
Приоткрыв один глаз, я с любопытством уставилась на сидящего рядом зельевара. Мужчина сидел по правую руку от меня, забравшись с ногами на кровать прямо в одежде, и явно не спешил раздеваться, зато кусочек шоколадной плитки протягивал мне с вполне открытым и дружелюбным видом.
— Зачем сейчас шоколадку?
Да, я грезила ею последние несколько часов, но сейчас сладкое угощение совсем не вязалось с любовными игрищами, к которым явно все шло.
— Афродизиак, — уверенно выдал наглец и пропихнул шоколадный квадратик в мой раскрытый от удивления рот.
Эх, видимо, девочки всегда остаются девочками. Даже в такой нелепой ситуации, лежа полуобнаженной на кровати с мужчиной, я с видом профессионального дегустатора распробовала лакомство и потребовала добавки:
— А еще?
Следующий кусочек шоколадки Глеб нес к моему рту медленно, дразнил близостью, а когда оставались считаные сантиметры, отдернул руку и закинул плиточку к себе на язык.
Я надулась, аки мышь на крупу.
— Эй, так нечестно! — и тут же зевнула. — Это была моя шоколадка!
— Конечно, твоя. — Зельевар поднимался с кровати. — Я тебе завтра десять таких принесу, если захочешь. А сейчас пора спать!
Мне показалось, я ослышалась. Какой «спать»? А как же ночь, полная приключений, ласки и огня?
Пока делала круглые глаза и возмущенный вид, невольно зевнула во второй раз.
— Вот видишь, ты и сама зеваешь, — словно маленькую уговаривал меня мужчина. — Сейчас тебе надо просто закрыть глаза…
— Вот еще, не хочу! — заупрямилась я и попыталась встать, но куда там. Предательская зевота свела скулы, а глаза упорно слиплись от непонятно откуда взявшейся тяжести. Пришлось озвучить запоздавшую догадку. — Ты же сказал, шоколадка не отравлена?
— Она и не отравлена. Легкое снотворное ядом не назовешь.
Словно пушинку Глеб приподнял меня с шелкового покрывала, чтобы откинуть его в сторону, отогнул угол застеленного одеяла и бережно уложил свою несчастную жертву на белую простыню.
И как же я сразу не разгадала его коварный план. Поцеловал, притупил бдительность, раздел, возбудил и накормил усыпляющим шоколадом.
— Зачем? — уже проваливаясь в сон, пролепетала я.
— С утра сама все поймешь. Спи, маленькая.
Снотворное подействовало даже быстрее, чем ожидал магистр, сказывалась доза алкоголя, который употребила Эля.
— Куда же ты вляпалась? — тихо прошептал мужчина, склоняясь над спящей и целуя в макушку.
Вместо ответа легкая улыбка пробежала по лицу девушки, а ресницы тронула мелкая дрожь.
Глеб в зельях разбирался прекрасно, сейчас Элю даже пушкой не разбудить, а раз так, то у него есть время до утра во всем разобраться. Он поправил сползшее одеяло, а уходя, тихонечко закрыл за собой дверь.
Перед телепортацией пришлось зайти на чердачок, парой заклинаний убрать бардак, который образовался после погрома бутылок, и прихватить десяток целых.
Удерживая неподъемную для рук ношу телекинезом, магистр обновил охранную систему на складе и совершил перемещение.
Общий блок первого курса фрейлин встретил его тишиной. Неудивительно, в этот ночной час все порядочные девушки должны лежать по комнатам и видеть сладкие сны. При мысли об этом зельевар тяжело вздохнул. Ну да! Порядочные должны, но к некоторым иномирянкам это правило не относится. Они нянчат дракона, пьют с преподавателем истории и попадают в нелепые ситуации.
Визит вежливости Глеб решил начать с исполнения всех правил этикета, а именно — постучаться в комнату «тринадцать». Реакция с обратной стороны не заставила себя ждать, открыли сразу и тут же, едва узнав гостя, стоящего за дверью, закрыли.
— Все, мы влипли! Там Глеб! — Голос Анфисы было не перепутать. — Предлагаю сжечь тут все и свалить на Канары!
— А я говорила, запалит! Ик! — Судя по ответу Кристины, она была еще более пьяной, чем Элла. — И Мурз тоже говорил! Чуяла кошачья чуйка, не к добру сегодня тринадцать крыс вереницей хороводы водили!
Дальше голоса перешли на шепот, и разобрать, о чем ведется речь, у зельевара не было никакой возможности. Пришлось постучаться повторно и вежливо прокашляться:
— Кхм-хм.
На этот раз дверь открывалась медленно, а за порогом обнаружилась вытянувшаяся по струнке Анфиса.
— Доброй ночи! Чем обязаны? — заискивающе выдала она, наивно хлопая огромными голубыми глазами.
— Горгулий где? — Глеб небрежно отстранил Белову от прохода и зашел в комнату.
Глаза Анфисы сделались удивленными-удивленными, словно у олененка Бемби отобрали годовой запас сена.
— Горгулий?! У себя, наверное. В кабинете…
Не знай Глеб повадки этой девицы так хорошо, стопроцентно бы поверил… Но натуру бывшей готессы магистр страстей разгадал очень быстро. Из нее вышла бы потрясающая актриса или диверсант.
На первый взгляд историка в комнате действительно не было, но что-то Глебу подсказывало, припрятали девчонки преподавателя, и мест, где они могли бы это сделать в закрытом помещении, было не так уж и много.
Под кроватью или в шкафу.
И если под узкой казенной мебелью Горгулию поместиться было бы сложно — размах крыльев не позволял, то огромный, безразмерный девичий шкаф казался подходящим вместилищем для пьяных историков.
Поэтому, распахнув створки платяной мебели и встретившись взглядом со смущенным каменным произведением искусства, зельевар был ни капельки не удивлен:
— Что, старый развратник, по девичьим шкафам потянуло?
Будь Горгулий человеком, то обязательно бы покраснел. Но вместо этого он, словно напакостивший школьник, втянул голову в плечи и поспешил ретироваться из шкафа.
— Иногда я все же жалею, что не маг, — тихо бубнил при этом каменюка. — Быстрая телепортация решила бы все проблемы.
— Называй вещи своими именами. В данном случае это была бы не телепортация, а позорное бегство с места преступления. — Зельевар скрестил на груди руки и сверлил историка укоряющим взглядом.
Прикрыв за собой мебельные дверки, Горгулий отряхнул крылья, словно от тонн многовековой пыли, и, собрав в кулак всю природную наглость, решился на ответную атаку:
— Итак, чем обязан, магистр?
— Да ничем особо. — Глеб равнодушно пожал плечами. — Всего лишь объяснениями, почему ты посылаешь первокурсниц взламывать мое хранилище? Напомню, одно из самых охраняемых мест во всей Академии, ибо там лежит множество опасных зелий и реактивов.
Едва фраза прозвучала, за спиной зельевара послышалось обеспокоенное шушуканье Фиски и Кристины:
— И Элька спалилась… Все, мы трупы. Теперь нас точно отравят.