— Мадлен ты тоже утром откачивал? — не удержалась от колкости я.
«Господи! Что я несу? Это похоже на сцену ревности из бразильского сериала!»
— Скорее, она меня, — еще секунду назад насмешливый взгляд брюнета потух. — Любовный возбудитель, замешанный на крови призывающей! Иногда и мой иммунитет дает сбой.
Договорив фразу, Глеб отвлекся на все еще шокированную блондинку:
— Простите, я так и не узнал вашего имени, прелестнейшая! Но вынужден откланяться, долг зовет! — и, бесцеремонно чмокнув ту в щеку, схватил меня за руку и потащил в сторону уже далеко ушедших вперед однокурсниц.
Сейчас четырнадцать будущих фрейлин маячили в конце улицы, возле одной из витрин, и что-то внимательно разглядывали. Стремясь быстрее добраться до них, я и Глеб ловко лавировали между многочисленными прохожими, при этом успевая еще и переговариваться.
Забавно, но мы опять перестали общаться на «вы».
— Ты всех своих знакомых пытаешься отравить? — любопытствовала я.
— Конечно! Мне же нужно знать, кто из них мне доверяет, а кто может воткнуть нож в спину.
— Ты сейчас не похож на сумасшедшего. Зачем ты притворяешься? Я же видела тебя утром, и сейчас ты — вполне адекватен.
Магистр остановился, из-за чего я с разбегу уткнулась носом в его спину.
— Завтра, когда вашему курсу будут устраивать разнос за прогулку в этом городе и в неподобающем виде, вы сможете успешно свалить все на меня.
— Зачем это тебе? Я не понимаю твоих мотивов.
— Считай это благодарностью! Рев твоего кота утром, вероятно, спас меня от самого необдуманного поступка в моей жизни. Времени, пока я разговаривал с тобой в коридоре, хватило на нейтрализацию зелья в моем организме.
И все равно я чего-то не понимала.
— Э-э-эм, я тебя, может, обижу. Но на кой черт кому-то соблазнять преподавателя-зельевара из Академии, тем более любовным снадобьем, которое он может нейтрализовать за минуту?
— Ты что, совсем глупенькая? — иронично поинтересовался он.
«Зашибись вопрос! Все, я обиделась!»
— Я нормальная! Но вас, магистр Глеб, порой понять не могу.
Мы снова продолжили свой путь до стайки девчонок, так и стоявших у той же витрины.
— А вам и не надо понимать меня, Эля! Мне сто лет, вам двадцать пять — между нами пропасть мотиваций и методов, которыми мы решаем свои проблемы!
— Очень поэтично сказано, из этого выйдет прекрасный стих, — почти огрызнулась я.
— А из вас прекрасная рыжеволосая муза, о свет моих очей! — Последнее была сказано нарочито громко. Так, будто поставил точку в нашем разговоре.
Хотя я, признаться, к этому моменту его уже и не слушала, потому что подлетела к нашим девчонкам и восторженно замерла вместе с ними напротив витрины.
«К черту всех мужиков! О чем вообще можно думать, когда ОНО так прекрасно!»
В витрине красовалось шикарнейшее алое платье.
Хотя не так! Платье — именно с большой буквы! Казалось, оно сшито из невесомых крыльев бабочек или лепестков роз. Струящаяся вниз материя окутана, словно флером, какой-то неведомой аурой очарования, от которой невозможно отвести взгляд. Изящное декольте создано, чтобы подчеркивать достоинства владелицы такого платья, а разрез от середины бедра до пола придавал возбуждающую пикантность. Я смотрела на него и физически ощущала касания этого материала на своей коже.
— За такое платье можно продать душу, — прокомментировал кто-то.
— Или небольшое поместье, — послышался грустный голос Ванессы. — Цена наряда — двадцать тысяч золотых.
«Ого-го! При стипендии в десять золотых ежемесячно через сто шестьдесят шесть лет у меня есть все шансы накопить на такое!»
— За что такие деньги? — возмутилась Анфиса.
— Что б вы понимали, низшие! — опять принялась за старое маркиза Кларентина. — Это одно из последних прижизненных творений великого мага-дизайнера Вивиана Лан-Красса. Оно подойдет любой девушке, на любую фигуру и сделает ее неотразимой благодаря наложенным на материал чарам. Таких платьев всего три в мире. Белое подвенечное — в нем королева Ризелла выходила замуж за нашего короля. Черное — в нем похоронили покойную сестру короля Фердинанда — Ридрегу! Это было почти сто пятьдесят лет назад, бедняжка погибла при осаде замка герцога Шнардского. Говорят, она была женщиной невиданной красоты! Увы, но ее портретов отчего-то не сохранилось. Ходит легенда, что все изображения с Ридрегой были уничтожены вскоре после ее похорон. — Здесь толстуха сделала тактическую паузу, добавляя истории пафоса и трагичности. — И третье платье — красное! Его великий мастер Вивиан создавал последним! Оно уже сто лет дожидается своей покупательницы на витринах лучших бутиков королевства!
— М-да уж, — не оценила я веяний местной моды. — Тряпке сто лет, а цена как у авианосца.
Что такое авианосец, местные не знали, но названием впечатлились, решив, что это действительно что-то ценное.
— Все! Дамы, мне надоело, — не выдержал через десять минут Глеб. — Сколько еще вы будете разглядывать эту витрину? Такими темпами до моря мы не дойдем!
От платья мы отлипали неохотно. Все же было в этом наряде что-то притягательное, зовущее. С усилием выкинув из головы тряпочные мысли, мы поплелись за преподавателем.
Солнце близилось к зениту, на улице царила невыносимая жара, отчего народа вокруг стало заметно меньше — все пытались скрыться от палящего зноя в прохладных помещениях.
— На общественный пляж мы не пойдем, — огласил магистр. — Там сейчас слишком людно. Есть вероятность, что купающиеся леди в нижнем белье станут слишком приметными фигурами, поэтому предлагаю совершить очередную телепортацию до более отдаленных мест.
Поддержано такое решение было единогласно.
Вообще, телепортанты на улицах Лас-Портуса возникали ежеминутно, то тут, то там мелькали яркие вспышки. Но магистр зельеварения решил перестраховаться. Все же одновременное перемещение большой группы из шестнадцати человек могло привлечь любопытных. Уйдя с центральных улиц города, Глеб минут двадцать водил нас по узким подворотням, пока, наконец, не обнаружил тупичок без окон и дверей.
— Идеально! — воскликнул он и захлопал в ладоши. — Прыгать будем отсюда! Позвольте вашу прелестную ручку, сеньорита! — подскакивая к маркизе и загребая ее ладонь в свою. — Благородная Кларентина, вы сегодня прелестны, как пирожок с капустой!
Не знаю, как мне удалось удержаться, чтобы не убиться головой об стену от смеха. Черноволосый притворщик с сумасшедшим видом разыгрывал спектакль под названием «мне все можно — ибо я не в себе», но я же знала… Это все лишь искусная игра.
— А-ха, пирожок с капустой, ну-ну, — шепнула мне на ухо Крис. — По мне, так эта корова похожа на холодец!
Сама наша Крис особой худышкой тоже не была, но благодаря огромным физическим нагрузкам на уроках Трои брюнетка стремительно худела. Причем очень правильно. Во всех нужных местах выпуклости оставались, а с боков и живота стремительно исчезали. Не нужно быть Вангой, чтобы предположить — если дальше все будет происходить такими же темпами, то через полгодика Кристина станет одной из самых красивых девушек нашего курса. Черноволосая, с косой толщиной в руку, яркоглазая — на нее уже заглядывались парни из факультета телохранителей. Ни один, правда, еще не подошел, но любопытные взгляды Крис ловила все чаще. А еще у брюнетки был уникальный характер — прямая как таран, всю свою бесхитростность и простоту она грамотно сделала достоинством. Девушка уверенно говорила вслух все, о чем думает, а если кто-то был не согласен, могла ответить прямо и в очень грубой форме. За это ее очень невзлюбила Терция.
Поклонница «Войны и Мира» почти месяц, театрально вздыхая и охая, только и делала, что жаловалась на хамку Крис всем преподавателям. Хотя ничего подобного девушка себе не позволяла. Подумаешь, один раз назвала госпожу Шарон жеманной занудой. Так это правда, а на правду обижаться нельзя. По другим поводам до Крис докопаться было невозможно. За несколько дней девушка, назло преподавательнице, выучила все названия столовых приборов, научилась отличать реверанс от книксена, откопала где-то в библиотеке учебник по придворному этикету и превратила его в свою настольную книгу. В общем, Кристина оказалась камнем, который не под силу сдвинуть даже чересчур правильной Терции.
Пока Глеб организовывал телепортационный круг, он еще раз пять обозвал Кларентину милым пирожком, отчего та багровела от злости, но высказать что-либо преподавателю побаивалась. Мало ли, вдруг еще «желейной конфетой» обзовет.
Место, куда мы перенеслись, оказалось небольшой скалистой бухтой, закрытой с трех сторон обрывистыми скалами, нависающими над берегом огромной стеной. Сам берег был покрыт мелкой галькой, гладко отшлифованной за многие столетия упрямыми водами лазурного океана. Из-за небольших размеров бухты и ее высоких природных стен яркие солнечные лучи здесь показывались буквально на несколько часов в день, пока светило пребывало в зените. Все остальное время скалы тщательно укутывали бухту тенью. Ни одна из рыбацких лодок даже случайно не могла сюда заплыть, крупные обломки каменной породы лежали в воде, загораживая с моря путь на берег. Спуститься же со скал сверху мог только подготовленный альпинист. Вот и выходило, что прекрасный галечный пляж был доступен только телепортантам.
— У нас есть примерно полтора часа до того момента, как солнце уйдет за скалы — после этого вода станет очень холодной, и купание в ней может привести к воспалению легких.
Сейчас Глеб стоял на одном из валунов и внимательно всматривался в уходящую вперед морскую даль. Погода была удивительно безветренной, и лишь легкая рябь воды подсказывала — скоро начнется отлив.
Я же с наслаждением вдыхала запах соленой влаги, удивительное ощущение. Так сложилось, что за всю свою двадцатипятилетнюю жизнь на море я была всего несколько раз — в раннем детстве, о котором ничего толком не помню, и в восемнадцать лет, когда мама выиграла путевку в лотерее. О да! Она у меня вообще по жизни счастливчик, но речь сейчас не об этом! В тот раз я влюбилась в морскую стихию! Ни с чем не сравнимые чувства — слышать шум волн, крики чаек, ощущать бархатное прикосновение воды и необузданную, но притихшую силу океана.