— Таисия, милая… — быстро подошла и обняла меня Варя, — любовь зла и редко бывает счастливой. Но как⁈ Ты полюбила с первого взгляда?
— Ну я же взрослый человек — как можно? Еще только он приехал, как только появился…
— Ах… и ты молчала все это время?
— Да мы только познакомились с тобой толком, Варя. И о чем здесь говорить? Я худею, не ем… но с чувствами обязательно справлюсь. Он никогда о них не узнает!
— Может стоит поговорить о них с Ее высочеством?
— Вот сейчас ей как раз до этого. Пройдет само, — махнула я рукой и сделала самые большие и самые жалобные глаза.
— Возможно ты преувеличиваешь свои чувства…
— Я их преуменьшаю!
— Она преуменьшает — да… — грустно подтвердила Анна, — так вот почему были те стихи…
Меня спасла Ольга. Я уже понимала — капитально переигрываю. Даже попадая в тон и стиль. Принято здесь так — постоянно кого-то любить, мечтать, обязательно страдать.
— Подойдите к нам, Анна, Таисия, Варя. У нас есть немного времени и… вот что — не знаете ли вы новых салонных игр? Жаль… Для шарад и живых картин нет времени. И я только рассказала Карлу про «сочини историю» и даже успела два раза выиграть. А Таис должна быть сильна в буриме́, не так ли?
— Только на русском языке, Ольга Николаевна, — честно предупредила я.
— Буриме́? Тогда и мы тоже участвуем, — раздалось откуда-то сбоку.
К нам подходили Константин и еще два морских офицера — Загорянский и второй, щелкнувший каблуками и бодро представившийся Артемием Тимуровичем Заверюгиным. Невысокий, симпатичный и лихой с виду парень, чем-то похожий на донского казака.
Скоро Шувалов ушел, наказав не задерживаться дольше нужного. Вставила свое и Окулова:
— Анна, Таисия, нам предстоит важный разговор. Впрочем, и с Варварой тоже. И стол должно́уже будет накрыт… постный.
— Благодарим… будет сделано, Анна Алексеевна, — присела Варя.
Окулова еще осталась посмотреть, как мы рассядемся и не нарушим ли приличия.
Лавки вокруг стола образовали такой же круг с несколькими проходами. Мы все расселись, кружком и напротив — мужчины и женщины, пять на четыре.
Буриме́я знала, в эту игру играют и у нас: участники пишут на листе простую рифму, например «розы — морозы». Потом игроки меняются бумажками, и каждый должен сочинить четверостишие, используя заданную рифму. В конце все читают получившиеся строки и выбирают победителя — автора самого забавного или элегантного стихотворения.
Сразу договорились играть честно — Ольга и Варя владели немецким, как родным и знали поэзию. Им и достались немцы. Не хватало пары Константину — нас с Анной быстро застолбили офицеры. Ей достался Заверюгин. Ну, а мне понятно кто.
— Анна Алексеевна, я настаиваю — составьте и вы мне компанию. Мы с вами всех порвем!
Мужчины сдержанно смеялись, мы улыбались…
Я его не узнавала. Что хорошего случилось с тех пор, как мы расстались на такой некрасивой ноте?
Загорянский быстро написал что-то на листе и передал его мне. И тут до меня дошло. Дошло, Карл…
— Если буду писать медленно — не взыщите, — пожаловалась я, — стихи моя слабость. Отчего и рука слабеет, и в мыслях туманится.
— Делайте, как вам наиболее удобно, Таисия Алексеевна, — взглянул Константин с улыбкой и будто с легким сомнением.
Вскоре зашуршали пером по бумаге и другие женщины. Мужчины тихо переговаривались между собой. И на немецком, все на немецком и абсолютно свободно.
Ну, а я соображала, что бы дописать к тому, что задал мне Загорянский. Уже понимала, что с пером справляюсь. Будь оно гусиным — вряд ли, но к этому времени вошли в обиход стальные. Просто нужно неспеша и осторожно, хотя…
— Ах! — расстроено подняла взгляд Окулова и улыбнулась: — Господа, кажется, я поставила кляксу.
— Мы поддержим вас в этом оформлении, Анна Алексеевна, — поспешила заверить я, дальше приступая уже без паники.
«Когда в сердце надежда исходит на нет…» — (он)
Покусав губу, я старательно вывела:
«И пропитан обидой и сон ваш, и день…» (я)
Передала ему. Теперь уже он хмурился, улыбался и поглядывал на меня. Написал, почиркал… опять пишет…
«Я найду в знойной роще прохладный ваш след…» (он)
Ух ты! Да они тут… с сюрпризом все.
«Не найдете. В жары отираться там лень» (я)
Не Таисия, конечно…
Веселый хохот Загорянского заставил всех оглянуться на него.
— Определенно — с этой минуты я точно влюблен в вас, Таисия Алексеевна. Вот уж отбрили.
— Не стоит ему верить. Сергей Фаддеевич по природе своей влюбчив, а еще он нынче в отпусках. А как только… так и умчится на свою Черноморскую флотилию, опять участвовать в сражении с горцами, — строго заметила Окулова.
— За что и награжден Святым Станиславом с мечами, — заметил Константин, — Открываем? Все готовы?
Мы читали, обсуждали, хохотали, хихикали… Я поражалась — в стихах Окулова вовсю флиртовала и рискованно:
Я помню, в старом замке вы не сомкнули глаз… (он)
Когда в окно ко мне залез какой-то ловелас? (она)
Ваш голубь перехвачен, теперь все знают, что…(он)
Втроем с графиней де Лямур играли мы в лото (она)
— Весьма двусмысленно, Анна Алексеевна, — заметил Высочество, широко улыбаясь.
— Это буриме, оно вне условностей. Здесь правит только рифма. До́лжно вам уже знать это, Ваше высочество, — отрезала дама.
Победу присудили им, мужчины ушли. Я еще постояла, томно глядя вослед Фредерику Августу — как и положено.
— Ты ни словом, ни взглядом не дала ему знать, — почти прослезилась Анька. Хорошо играет, засранка. Лучше, чем я.
Дальше мы пообедали скоромным… и уже через час с нами разговаривал, казалось, совсем другой человек. Не юморная и рисковая Окулова, а Окулова-цербер:
— У дур нет возраста, прости меня… — перекрестилась она, — всегда помните историю княжны Туркестановой! Благородство… и особенно мужское, бывает показным. Гроб в зале Зимнего дворца, это безусловно прелестно… но лучше всегда, и особенно в бальном угаре, относитесь к мужскому вниманию насторожено. Особенно это касается новых фрейлин. Вас, Анна и Таисия. Загорянский, уверена, клялся в любви не одному десятку девиц. Не принимайте его всерьез.
— О! Таис безумно влюблена во Фредерика Августа и давно! — ляпнула Анна, — ей не грозит полюбить Сергея Фаддеевича.
Я закатила глаза, выдыхая. Ну ладно — не дрянь… и не засранка — дура. Дурочка.
— Ну… это уже легче, — кивнула Окулова, — но помните о Туркестановой. И еще одно… Во время празднования бракосочетания Марии Николаевны и герцога Лейхтенбергского ее новый камергер был навсегда удален со Двора за то, что плохо ориентировался в понятиях. Приглашая от ее имени кавалера на танец, назвал ее герцогиней и попросил оказать ей честь танцем. Когда Великая княгиня приглашает кого-либо танцевать, это любезность, которую она оказывает, а не честь, которую она просит ей оказать. Чем так опростоволоситься… Предпочтительнее вовсе молчать!
— Да… безусловно… так и есть… будет, — дружно заблеяли мы.
— Ваши горничные готовят русский наряд. От вас зависит нести его на себе достойно. Анна, Таисия, как держать трен, я покажу. Завтра. У Ольги Николаевны утренняя служба, подписание отречения, облачение в свадебный наряд. В час дня назначена свадебная церемония. Для участия в шествии до храма по залам дворца, к двенадцати часам жду вас возле Орлиного салона. Там получите последние указания, в том числе по тасканию хвоста. Что еще?.. С утра моя горничная разнесет для каждой из вас пудру.
— А это обязательно? — тихонько поинтересовалась я. Из чего ее тут делают? Когда-то даже из свинца и алебастра…
— Даже для меня это обязательно — чтобы не видно, как краснею за вас. Сейчас — в бани, к вечеру туда будет не пробиться.
На свежий воздух все вышли пыхтя и быстро обмахиваясь веерами. А меня подташнивало от страха.
Только все наладилось… так время провели — неформально, классно! Я и не представляла, что здесь так можно. И писала я уже неплохо, с нажимами, ятями и без клякс — полжизни, кажется, ушло на нервах. Пушкин так над «Онегиным» не старался. Перезнакомилась с кучей народа, оставив о себе не самое плохое впечатление. Все идет к завершению, черт возьми! Несколько дней всего… и тут эти танцы. Из всего сказанного я поняла одно — им не отказывают, тем более на глазах у гостей. Да их и назвать-то как-то не так — уже преступление! Я понимала сейчас, что с самого начала в корне неправильно воспринимала Константина — без должного трепета, скажем так. И должного опасения тоже. Да я откровенно наглела! Спасло то, что никого рядом… и он позволил себе стерпеть и даже простить.
— Тебе дурно, Таис? — беспокоилась Анна.
Ага, так я тебе и скажу. В беседке жалась ко мне… жарко было, как от печки.
— Варя, а что случилось с княжной Туркестановой? — спросила я больше для того, чтобы отвлечься.
— Князь Голицин соблазнил ее на спор. Она была уже не так и молода… лет тридцати? Но не устояла. Последствия вскоре стали ясны: во время путешествия по Европам она почувствовала, что станет матерью. Император Александр Павлович успокаивал ее, но потрясение было слишком велико — родив дочь, фрейлина приняла яд. Император приказал выставить гроб в зале Зимнего и это явилось, конечно, неслыханным отличием…
Да только ей уже было глубоко пофиг — добавила я про себя.
— А как был наказан князь? На спор… это же так немилосердно, — потрясенно шептала Анна.
— По его ходатайству дочь отдали ему, и она получила имя Голицыной.
— Сурово обошлись, ага, — кивнула я с пониманием. Похоже некому было заступиться. Сирота без братьев?
Окулова права. Мнение света на их стороне и мужчина всегда прав, а виновата во всем баба — не устояла. В общем… что у нас, что сейчас.
Глава 16
Есть законы вероятностей… один из: если что-то плохое может случиться — способно в принципе, то оно обязательно случится. Ну, и не факт — считала я до этого. Сейчас уже и не знала…