— Артемий Тимурович… — улыбался ему навстречу Константин, — а ведь каторжный двор в Кронштадте принимает не только нижние чины. Есть там и офицерская камера.
— Зачем же вы мешаете радоваться за вас? — не переставал улыбаться Заверюгин.
— Радуйтесь тогда, Артемий Тимурович, — разрешил Костя с улыбкой. Этот нахальный удалец-дончак всегда умел поднять настроение.
— Господа офицеры! Пожелаем же удачи в делах амурных Константину Николаевичу! — дружно звякнули бокалы.
Оставив их заниматься во время послеобеденного отдыха той самой игрой, Константин отправился к себе в каюту. Следом, буквально наступая на пятки, тянулся верный Прохор.
— Ступай, братец, свободен пока.
— Вашескобродие… Есть такие бабы, что знатно умеют оболванить… Вон Степашин и встретился с такой. Замуж запросил… А она: 'Брось, говорит, пить — пойду". Ну и… как есть оболванила — бросил пить из-за этой самой бабы… А и баба, если на совесть сказать, прямо-таки жидкая вовсе, вашескобродие — глаза только одни… а вот поди ж ты! Такую власть взяла над Степашиным, что он пить перестал… А ведь как пил-то раньше! Значит, случай ему вышел такой.
— Ты к чему это завел, Прохор? — резко обернулся командир.
— Осторожнее бы вам надо… с бабами-то.
— Беспокоишься, значит, за меня?
— А как иначе? Не в себе вы последние дни. Видно, случай и вам вышел… а ежели совет вам нужен, то ласковое слово и собаке приятно, а уж бабе и подавно.
Константин не терпел крика, длинных обстоятельных команд и повторений.
Поэтому молча прошел мимо палубной надстройки и вскочивших с матов матросов, отдыхавших после принятия пищи. Кивнул, отпуская отдыхать дальше.
Уже закрывая за собой каютную дверь, услышал, как кто-то с той стороны удалым голосом завел песню. Чуть задержался, прислушиваясь…
Ведут Фомку во поход.
Фомка плачет, не идет.
Вот калина, вот малина-а…
Не хотит Фомка в поход, а хотит Фомка к девице!
Вот калина, вот малина-а…
Чтобы малость поприжаться,
Каждый день… опохмеляться.
Вот калина, вот малина-а…
На черта Фомке поход,
Он бакштагом к девке прет!
И не громкий хохот, как следовало бы ожидать, а тихий и дружный заговорщицкий смешок заставил молодого мужчину вспыхнуть!.. И сразу же улыбнуться.
Он знал, что на «Палладе» его любят. А что подтрунивали по-мужски… оказалось даже приятно — прислушивался к себе Константин. Будто негласно принимали в свое мужское сообщество. Сообщество по «любезным интересам», как куртуазно изъяснялся Прохор.
*** Частушка — матросский фольклор
Глава 27
Когда мы молча ехали по Александрии, мне вспомнились с чего-то случаи подобные этой его… зависимости от своей природы.
Кстати, вполне могло быть так, что все дело в той самой запретной степени родства и многовековом скрещивании внутри монарших родов Европы.
Костя ведь тоже женится на троюродной сестре. Может в этом и есть причина отклонений психического плана — дочь Вера будет бросаться на слуг с ножом, сына — Константина Константиновича настигнет гомосексуальная беда. Умный и талантливый человек, он всю жизнь будет бороться с ней и всерьез, нешуточно — воспринимая свои наклонности, как тяжелейший позор и грех. Но опять и опять будет срываться, возвращаясь к тому же. И все-таки — девять детей?..
И князь Юсупов, известный благодаря участию в убийстве Распутина, также был подвержен… пока не встретил на крымской дороге юную незнакомку.
Настоящая любовь захлестнула мужика штормовой волной, сразу и утопив в себе. В сравнении с этими переживаниями, прежние запретные увлечения стали казаться ему убогими и позорными. Человек понял и принял гармонию истинного чувства.
Не для себя я его хотела. С моим воображением через прошлое и настоящее Фредерика не перешагнуть, но так хотелось подобного чуда и для него тоже!
Хотя это взгляд с моей колокольни. Может он вполне себе счастлив и волнуют его только приличия — не могут не волновать. Здесь я удачно сыграла на мужском достоинстве и самолюбии. А только стоило ли, если сейчас он настолько недоволен и раздражен? Понятно, это был и его выбор… но больше все-таки принуждение.
— Фредерик Людвигович, вижу — вы крайне недовольны тем, что происходит, — развернулась я к нему и продолжила так же спокойно и тихо: — У вас есть еще время передумать, а я обязательно найду для себя другой выход.
— И где же он, скажите — этот выход⁈ — сразу же и взорвался он, будто только и ждал моих слов.
— А вас это правда волнует⁈ — не сдержалась и я, — я не намерена вступать в брак, чтобы терпеть в нем такое к себе отношение. Вы будто уже ненавидите меня, а что будет дальше — когда я и ребенок станем полностью от вас зависимы? Я предполагала совершенно иное. Вот на это я не подписывалась.
— А не забываетесь ли вы, фройляйн Шонуроффа? — побелели его ноздри.
Запихнув поглубже острую потребность в рукоприкладстве, я постаралась ответить ровно, но в выражениях себя уже не сдерживала — не видела смысла. И это не тот случай, когда женщина из мелочи раскачивает лютый трэш. Здесь вопрос первостепенной важности.
— Я… предложила брак не для того, чтобы мотать друг другу нервы. Но ваш тон… Я предлагала дружбу… надеюсь вы не рассчитывали на рабское подчинение с моей стороны? Командный тон здесь неуместен, вести себя, как виновная сторона, я не намерена. Прикажите карете остановиться!
— К чему это вы? — высокомерно сдвинул он брови, дергая все же веревочку звонка. Мы остановились.
— К дождю! Идите… в пень, Фредерик, с вашим показательно презрительным отношением! От уважения, которое питала к вам, почему и обратилась… до настоящей ненависти с моей стороны остался всего один шаг. И, как говорится… пока ветер еще без камней… разворачивайте экипаж!
— Вы совершаете ошибку… как мы объясним императрице подобный пассаж? — сейчас мужик выглядел озадачено, если не ошеломленно.
А мне было уже пофиг — вот так, на рваных нервах, ребенка просто не выносить. Нужно договариваться, пока мы еще на берегу. Вчера, похоже, он совсем ничего обо мне не понял.
— Императрице не привыкать! — разочарованно отрезала я, — покровительство надо мной вообще… выдалось крайне хлопотным делом.
Действительно ведь хотела стать для него не просто женой в доме, а боевой подругой — прикрывать тылы, подавать патроны…
— Мое настроение связано не с вами, — скрипнул он зубами.
— Но срываете вы его на мне. Воевать с вами я не собираюсь. Совместное существование такого плана — дорога в никуда. Но если на этот момент вы уже считаете невозможным сделать шаг назад… Сразу после венчания я уеду в имение матушки, формально мы достигнем результата.
— Вы же понимаете, что — нет!
— А мне уже как бы и… — скрипела теперь я зубами.
Закинул же, Господи… в этот слой общества! Такой… специфический и крайне неудобный в эмоциональном плане. Ни послать… да хотя бы и по имени-отчеству. Но так, чтобы доходчиво! А нет — нельзя. Хотя явно же и здесь на слуху та самая тематическая группа. Веками, как самое дорогое, передается из уст в уста.
Нет… грязные слова таки нужны — отвернувшись, молча кипела я.
Кони переступили на месте, карета чуть дернулась…
— Прошу прощения, Таис, я повел себя недопустимо. Более такого меж нами не повторится — даю вам слово, — раздалось вдруг рядом тихо и твердо.
Я глубоко вздохнула, оборачиваясь и глядя на него. И всерьез обдумывала свои слова, вырвавшиеся в запале. А почему — нет?.. Ольга и вся свита уедут в заграницу через два месяца после свадьбы. До тех пор покручусь тут, посвечу лицом, а дальше можно и к маменьке с пузом. Лучше места для проживания беременности не найти. Спокойные прогулки на природе, общество приятных мне людей, витамины. Буду чай пить на веранде, слушать, как поют птицы по утрам. А пока…
— Попробую верить вам, Фредерик Люд…
— Просто Фредерик — так правильнее. Невольно… возможно и не заметив того, но вы уже перешли на более личное обращение, — ровно предложил он и даже попытался улыбнуться.
— Согласна — так достовернее, — кивнула я, серьезно глядя ему в глаза. Небезнадежен?
— Трогай! — дернул мужчина колокольчик. Карета тронулась с места…
Подавать прошение оказалось не такой и церемонией. Торжественность происходящему придавала только моя фрейлинская форма, в остальном все прошло обыденно.
Государыня была в обычном, а не парадном платье. В поклоне я подала ей бумагу, Фредерик уверенно оповестил императрицу об отсутствии любых препятствий на пути этого брака и подтвердил это документально — еще одной бумагой, заверенной представителем короля.
Александра Федоровна похоже уже перекипела после ситуации с Весниным, да и вообще была женщиной незлой и не мстительной, насколько я знала.
— Как нынче твое здоровье, Таисия?
— Благодарю, уже много лучше, Ваше императорское величество.
— Я рада, что исполняется твоя мечта, — мягко улыбнулась она, — выйти замуж и всегда быть рядом с любимым человеком — великое счастье для женщины.
— Вы, как никто другой, понимаете меня в этом, — благодарно склонилась я, стараясь не смотреть на Фредерика. Хоть бы придержал лицо…
Так-то понятно, откуда ветер — Окулова доложила Анины откровения о моей беззаветной любви к иностранцу. А может и Елизавета Павловна добавила, приняв озадаченность приставкой «цу» за любование мужской красотой.
Кто бы знал тогда… знала бы я…
Фредерик Август справился.
Тряхнув крупно-бараньими завитушками, браво щелкнул каблуками и витиевато благодарил, благодарил… Все-таки с этим нужно что-то делать — сосредоточенно соображала я, изучая его прическу и представляя…
— Духовный подвиг покаяния перед бракосочетанием в Капелле несла и Ольга Николаевна, и фрейлина Безобразова… ты не застала ее, Таисия, но я также пожелала венчать ее в церкви святого Александра Невского.
— Благодарю вас, это честь для меня… нас.
— Каковы ваши намерения относительно будущей помолвки? Дождетесь матушку фрейлины Шонуровой? Она весьма разумная женщина, — поинтересовалась императрица у Фредерика.