Самая огромная ошибка России, да и Германии в свое время — то, что была допущена вражда между нашими государствами. Спасибо англичанам, конечно — те еще манипуляторы. Но и недальновидность, неосторожность наших политиков тоже имела место. И этот разговор тоже нечаянно зашел не туда. Но начала его я, мне и разгребать…
— Я согласна, ваше высокопревосходительство… Мария Дмитриевна, что это вопрос государственного значения. На этом я даже настаиваю. А еще полагаю, что только родственных связей между государствами недостаточно, чтобы они сделались союзниками на все времена. Должно быть общее дело, которое сплотило бы их и приносило прибыль обоим. Herr Prinz, существует ли в вашей стране университет, занимающийся естественными науками?
Бросив сумрачный взгляд на мадам Нессельроде, дядюшка Фредерика согласно кивнул.
— В Тюбингемском университете наличествует факультет математических и естественных наук.
— В перечень естественных наук, кажется, входит и физика?
— Допустим…
— Иллюминации новшество… произошли, вероятнее всего, из Франции — там любят увеселения. Но использование эфира в практичных целях уже вопрос короткого времени. Кому-то, как и мне, очень скоро придет это в голову — обязательно придет! Если не уже… И мы станем покупать запатентованные кем-то методы, чтобы пользоваться ими за плату. А можем создать свои патенты — вместе. И продавать их. Объединив усилия наших ученых, делать одно — общее дело, — совсем выдохлась я и замолчала.
Если не дураки — дальше сообразят сами.
Жить на доходы от одного патента, честно распределив их согласно вложению сил и средств — это общие финансовые интересы, зависимость покрепче родственных отношений. И рвать ее в угоду англичанам через семь лет они уже не станут.
«Вначале пища, потом принципы» — любимая немецкая поговорка. Это основная идея в идеологии нации, системообразующая можно сказать. Выгода превыше всего — принципов, родственных связей, договоров, обещаний… в том числе.
— Мы почти забыли о причине сегодняшнего приема, — встал вдруг император.
Я тоже внутренне дернулась, но осталась сидеть, как и остальные дамы. Встали только мужчины.
— Я услышал ваше «слово и дело», — кивнул мне и коротко хохотнул Николай, щуря голубые, чуть навыкате глаза. И глядя странно — так изучают что-то там под микроскопом.
Но я не жалела… ни минуты не жалела, что решилась. Чертовы шкалики снились ночами, гоняясь за мной и выжигая дыры в мозгу. И потом… у меня всего семь дней — твердила я себе, как попугай.
— Давайте вспомним, зачем мы здесь собрались и поднимем бокалы за счастье жениха и невесты. Собрались неожиданно, но я весьма рад этому, рад… — поднял Николай бокал, — в свою очередь… А когда дает бал в честь бракосочетания моей дочери дворянское общество?
— Десятого числа сего месяца, в Санкт-Петербурге, — доложил секретарь.
— И дабы присутствовать на нем уже в роли супругов… — указал он пальцем секретарю, который споро кинулся записывать: — Венчание фрейлины Таисии Алексеевны Шонуровой и Фридриха Августа цу Гогенлоэ-Ингельфинген состоится третьего дня от сего. Приказываю устроить церемонию и празднование за счет императорской казны. А что касаемо вашего беспокойства, Мария Дмитриевна… то оно частично оправдано и дальше этого помещения обсуждение предмета выйти не должно, — ткнул он опять пальцем в сторону секретаря. Тот застрочил у себя…
Дальше мы с Фредериком дружно благодарили, а потом я пыталась понять — в чем фишка такой спешки? Но так и не догнала, прости, Господи… Что за счет казны — приятно, но смысл так спешить? Ну да ладно… за три дня маменька должна успеть подъехать.
Потом я еще что-то понемногу пихала в рот, жуя долго и тщательно. Улыбалась, пыталась слушать… а окончательно пришла в себя возле Кавалерского домика.
Проводив до крыльца, мой жених теперь уже… Фредерик поцеловал мне руку.
— Вам нельзя так утомляться. Я не одобряю ваше выступление… речь сегодня — видимо же, это стоило вам многих нервов. Но и горжусь… уже, как лицо к вам причастное, горжусь вашей способностью к свободному мышлению. Доброй ночи, Таис. Я рад, что венчание так скоро. Сегодня я окончательно… в себе, утвердился в решении об этом.
И, собственно, удалился…
Подтянув шлейф, я тяжело поднялась по ступеням.
— Барышня, да что же такое? Вы будто спите на ходу, — сокрушалась Ирма.
— Спать… просто спать, — жалобно попросилась я.
Перебор. Он прав — для меня это уже перебор, пожалуй.
Я не готова. Не готова… быть там и так. К такому нужно или привыкать с детства, или как-то… постепенно, дозами, что ли? Более милосердно.
А так я не готова.
Глава 29
У меня всегда была чертовски крепкая психика. Вот просто на удивление. Никогда я не вспыхивала спичкой, не выходила из себя… всегда умела или нейтрально промолчать, или ответить, но всегда адекватно. Это вопрос самоуважения и самоощущения.
Зеркальное общение — это ясно и просто. Отвечаешь тем же — всего-то.
Было просто до тех пор, пока не случился разговор с Ольгой. Кронпринцессой… Ее королевским высочеством. Сестрой по общему монастырю.
После того приема мне нужно было перезагрузиться эмоционально. Понятно же, что охватившая вдруг вселенская усталость не имела никакого отношения к физической форме. Физически я отлично отдохнула за ночь, морально же…
Чтобы совсем не расклеиться, я не стала лежать весь день, хотя и очень хотелось. Попросила Ирму одеться в домашнее, без корсета, платье. С корсетом, кстати, пора было завязывать. Особого неудобства я пока не чувствовала, но дать расправиться ребрам, встать на место внутренним органам следовало еще до того, как начнет расти живот.
Так что… позавтракав и сидя в кресле, который уже раз я просматривала стихи Таи, пачкала черновой лист, тренируя почерк и даже пыталась подобрать рифму в смысл к наброскам, найденным в ее альбоме.
'Лишь удивленье легкое, поклон…
Как-будто поразившись позабытым…'
Но хоть убей, не догоняла — что именно могло следовать за этими строками.
За то время, что прошло до обеда, меня беспокоили раз десять. Доставлялись кем-то записки с приглашением прибыть с визитом… их я откладывала, чтобы потом посоветоваться. Вспомнилась кстати мадам Нессельроде… тут я сразу и поняла с кем советоваться желательнее всего.
Потом подошла средних лет женщина, назвавшаяся помощницей швеи. Вместе с Ирмой они раздели меня до панталон и сняли мерки. Пользуясь случаем, я незаметно и печально ощупала размер титечек, образовавшийся в результате жизненных коллизий — тяжеленькие…
Ни фасон, ни украшение платья со мной не обсуждали, что не особо расстроило, но удивило — как с нуля можно сшить свадебное платье за два дня, да еще и вручную? Хотя на что-то исключительное я и не претендовала.
Да и вообще… свадебный мандраж и переживания обычно связаны отнюдь не с нарядами, а это не мой случай.
Перед самым обедом Ирма внесла плоскую лакированную шкатулку — подарок от жениха.
Вчерашнее сверкание чего-то там… вспоминалось будто в тумане. Но тогда точно была другая шкатулка, поменьше.
В этой я нашла замечательной красоты веер — к пластинам из перламутра были прикреплены страусовые перья, вернее их пушистые кончики. Большие веера войдут в моду потом, позже. Этот же был уже привычно небольшим и необыкновенно нежным. В какой-то экспозиции, очень давно я видела… помнила что-то подобное — понятно же, что изготовлен он такой не один.
Но этот теперь — мой… зависла я, любуясь. Никогда не наблюдала в себе тяги к роскоши. Осторожно разложила игрушку, боясь сломать, обмахнулась… повеяло чем-то свежим и сладким — то ли жасмин, то ли ландыш.
— Каждый день помолвки положено отмечать подарком, — мечтательно заметила Ирма, — хотя бы цветком… розой в росе или свежим марципаном, конфектой, глиняной свистулькой…
— Прекрасный обычай, — млела я от удовольствия и сразу грусти, вспоминая душистую клубнику. Глядя на корзинку на полочке бюро.
— В Пруссии много прекрасных обычаев, связанных с ухаживаниями и влюбленностью, а Вюртемберг совсем рядом… — будто тоже прониклась Ирма лирическим настроением.
А потом последовал очередной стук в окошко, горничная вышла… Меня извещали о приглашении на прогулку сразу после обеда — по Нижнему парку с Ольгой Николаевной.
— Ничего, ничего… — приговаривала Ирма, собирая сытую меня и затягивая на спине повседневную форму: — Только не договаривайтесь, барышня, ни о чем на будущее утро, а лучше и весь день. Может случиться примерка платья, а еще мне нужно будет укоротить ваш волос, попробовать разные прически к венчанию…
Ольга подошла немного раньше срока и уже ждала меня, рассматривая статуи Большого каскада. Я извинилась, присела… Кроме Аннет и Вари, рядом с ней больше никого не было. Но и этих двух она попросила дать нам поговорить, когда мы направились вглубь парка.
Правда, оглянувшись потом, я заметила двух кавалергардов, присоединившихся к фрейлинам.
— Здесь мне не позволено быть совсем без охраны. А Натали я отпустила на сегодня. Иногда она кажется мне… словно старой девой в молодом теле. Будто и ничего бы, но постоянно докучает нравоучениями, а я почему-то не в состоянии пресечь это… — задумчиво отметила Ольга, — всегда была прилежной, послушной, боялась разочаровать собой папа́и мам а. Теперь уже знаю — все дело в моей первой гувернантке Шарлотте Дункер. Она не знала иной родины, как шведский монастырь и меня не любила, но внушила уважение к людям и работе. В пять лет, Таис, я уже могла говорить, читать и писать на трех языках, — остановилась она напротив белоснежной статуи Антиноя Дельфийского.
Выполненная из белого мрамора, она изображает полностью обнажённого юношу с идеальным телом. Фигура не героически-мужественная, скорее такой… мягкий, романтический образ, что мне в ней всегда и нравилось: поза не напряжена, легка и расслаблена, мышцы обрисованы не слишком рельефно. Лицо молодого мужчины явно идеализировано — скульптурно прекрасно. Нос прямой, брови мягкой дугой, меланхоличный взгляд направлен вниз и в сторону…