Мистер Кролей прямо приступил к самому корню дeла, и этим несколько облегчил себe тягостную задачу; он не видeл пользы в длинных приготовлениях.
— И эти люди прислали вас ко мнe?
— Никто не прислал меня и не мог прислать. Я пришел высказать вам свое собственное мнeние, а не чье-либо другое. Но я упомянул о людях вас окружающих, потому что перед ними главныя ваши обязанности. Не почитаете ли вы обязанностью перед ближними вести чистую, благочестивую жизнь, не почитаете ли вы это еще более обязанностью перед Отцом Небесным? А теперь я осмeлюсь спросить вас, точно ли вы прилагаете всe старания, чтобы вести такую жизнь?
И он остановился в ожидании отвeта.
Странный он был человeк; такой смиренный и тихий, такой неловкий и робкий в обыкновенных дeлах жизни, но безстрашный и непоколебимый, почти краснорeчивый, лишь только касался того предмета, которому посвятил всю свою жизнь. Марк едва мог выдержать взгляд его впалых, сeрых глаз. И вот, он повторил свои послeдния слова:
— Смeю вас спросит, мистер Робартс, употребляете вы всe старания, чтобы вести такую жизнь, какая прилична священнику в средe его прихожан?
И опять он остановился ожидая отвeта.
— Немногие из нас, проговорил Марк тихим голосом,— могут утвердительно отвeчать на такой вопрос.
— Но думаете ли вы, что многим будет также трудно отвeчать на него, как вам? Да положим, что так; неужели вы, человeк молодой, энергический, богато одаренный, захотите причислить себя к этим многим? Захотите ли вы явиться отступником, послe того как взяли на себя божественный крест нашего Спасителя? Скажите, что так, и я вас тотчас же оставлю, потому что ошибся в вас.
Опять настало молчание, потом он продолжал:
— Говорите, брат мой; откройте мнe свою душу, если возможно.
И встав с мeста, он подошел к Марку и положил ему руку на плечо, с любовью глядя на него.
Сперва Марк, потягиваясь в своем креслe, хотeл было намекнуть почтенному собрату, что лучше бы ему заниматься своими собственными дeлами. Но вскорe у него исчезла из головы всякая подобная мысль. Он невольно приподнялся из своего лeниваго, полулежачаго положения, и оперся локтями на стол; услышав послeдния слова, он опустил голову и закрыл лицо руками.
— Грустно такое падение, продолжал Кролей,— вдвойнe грустно, потому что подняться так трудно. Но не может быть, чтобы вы согласились стать в ряд с тeми легкомысленными грeшниками, которых вы, по назначению вашему, должны обращать на истинный путь. Вы предаетесь праздности и разгулу, вы спокойно разъезжаете на охоту с богохулителями и развратниками, а между тeм вы стремились к исполнению своего высокаго призвания, так часто и так хорошо говорили об обязанностях служителя Христова; а между тeм вы, в гордости своей, можете разбирать самые тонкие вопросы нашей вeры, как будто бы самых общих, простых ея заповeдей, не достаточно для вашей дeятельности! Не может быть, чтобы, во всех ваших горячих спорах, я имел дeло с лицемeром!
— Нeт, не с лицемeром, не с лицемeром, проговорил Марк, и в голосe его дрожали слезы.
— Так с отступником? Так ли я должен вас называть? Нeт, мистер Робартс, вы не отступник и не лицемeр, а человeк, споткнувшийся во мракe и поранивший себя о камни. Пуст Этот человeк возьмет въруку свeтильник, и осторожно пойдет между терний и камней, осторожно, но твердо и безбоязненно, с християнским смирением, как должно всякому совершать свой путь в этой юдоли слез.
И прежде чeм Робартс мог остановить его, он поспeшно вышел из комнаты и, не простясь с прочими членами семейства, отправился домой как пришел, пeшком, по грязи, пройдя таким образом в это утро четырнадцать миль, чтоб исполнять взятое им на себя поручение.
несколько часов мистер Робартс не выходил из своего кабинета. Оставшись один, он запер дверь на ключ, и сeл у стола, раздумывая о настоящей своей жизни. Около одиннадцати часов к нему постучалась жена, не зная здeсь ли еще гость; никто не видeл как ушел мистер Кролей Но Марк веселым голосом попросил ее не прерывать его занятий.
Будем надeяться, что его размышления послужили ему в пользу.
Будем надeяться, что эти часы раздумья не пропали для него даром.
Глава XVI
Охотничий сезон приближался к концу; великие и сильные барсеширскаго мира начинали подумывать о лондонских увеселениях. Мысль об этих увеселениях всегда неприятно дeйствовала на леди Лофтон; она охотно проводила бы круглый год в Фремле-Кортe, если-бы, по разным важным причинам, не считала своею обязанностью ежегодно побывать в столицe. Всe прежде-почившия леди Лофтон, и вдовствующия и замужния, постоянно провожали сезон в Лондонe, пока старость или болeзнь совершенно не отнимали у них сил, а иногда даже и послe этого срока. Притом, она полагала, и может быть довольно справедливо полагала, что она каждый год приносит с собою в деревню какие-нибудь плоды подвигающейся цивилизации. И в самом дeлe, могли ли бы иначе проникать во глубину селений новые фасоны женских шляпок и лифов? Иные думают, конечно, что новeйшим фасонам и не слeдует распространяться дальше городов; но такие люди если-б они были вполнe послeдовательны, должны бы сожалeть о времени, когда пахари раскрашивали себe лицо красною глиной, а поселянка одeвалась в овечьи шкуры.
По этим и по многим другим причинам, леди Лофтон постоянно отправлялась в Лондон около середины апрeля и оставалась там до начала июня; но для нея довольно тягостно тянулось это время. В Лондонe она не играла видной роли. Она никогда не добивалась такого рода величия, никогда не блистала в качествe дамы-патронессы или законодательницы моды. Она просто скучала в Лондонe, и не принимала участия в городских развлечениях и интересах. Самыя счастливыя минуты ея были тe, когда она получала извeстия из Фремлея, или писала туда, спрашивая новых подробностей о мeстных событиях.
Но на Этот раз ея поeздка имeла цeль особенно близкую ея сердцу. У ней должна была гостить Гризельда Грантли, и она намeревалась употребить всe старания, чтобы сблизить ее с сыном. План кампании был слeдующий: архидьякон и мистрисс Грантли должны отправиться в Лондон на один мeсяц, взяв с собою Гризельду; а потом, когда они вернутся в себe в Шанстед, Гризельда поселится у леди Лофтон. Это распоряжение не вполнe удовлетворяло леди Лофтон: она знала, что мистрисс Грантли, не так рeшительно устраняется от клики Гартльтопов, как бы слeдовало ожидать послe семейнаго трактата заключеннаго между ею и миледи. Но, с другой стороны, мистрисс Грантли могла извинить себя непростительною медленностью, с которою лорд Лофтон вел свои дeла относительно ея дочери, и необходимостью имeть в виду и другое прибeжище, в случаe неудачи с этой стороны. Неужели до мистрисс Грантли дошли слухи об этой злополучной платонической дружбe между лордом Лофтоном и Люси Робартс?
Под самый конец марта пришло письмо от мистрисс Грантли, которое еще увеличило безпокойство леди Лофтон и ея желание перенестись поскорeе на самыя театр войны, чтоб имeть Гризельду Грантли в собственных своих руках. Послe нeкоторых общих извeстий о Лондонe и лондонском обществe, мистрисс Грантли перешла к семейным дeлам.
"Не могу не сознаться," писала она с материнскою гордостью и материнским смирением, "что Гризельда имeет большой успeх. Ее приглашают безпрестанно, гораздо чаще чeм я могу вывозить ее, а иногда и в такие дома, гдe я бы вовсе не желала бывать. Я не могла отказаться повезти ее на первый бал к леди Гартльтоп, потому что во весь Этот сезон ничего не будет подобнаго; конечно, когда она будет с вами, милая леди Лофтон, об этом домe и помину не может быть. Я сама бы туда не поeхала, если-бы дeло касалось одной меня. Герцог конечно был там, и я право удивляюсь, что леди Гартльтоп не ведет себя осторожнeе в собственной своей гостиной. Очевидно, что лорд Домбелло очень занят моею Гризельдой, гораздо более даже чeм я могла бы желать. Конечно, она так благоразумна, что не даст вскружить себe голову — но сколько молодых дeвушек моглы бы увлечься вниманияни такого человeка! Вы знаете, что маркиз уже очень слаб, а говорят, что с тeх пор как возгорeлась у него эта страсть к постройкам, ланкаширское помeстье приносит около двух сот тысяч фунтов в год!! Я не думаю, чтобы лорд Домбелло сказал что-нибудь особенное Гризельдe. Впрочем мы кажется, вообще свободны от каких бы то ни было обязательств. Но он всегда ищет случая танцовать с ней, и я постоянно замeчаю, как ему бывает не приятно и неловко, когда она встает танцовать с кeм-нибудь другим. В самом дeлe, нельзя было без жалости смотрeть на него, вчера на балe, у мисс Данстебл, когда Гризельда танцовала с одним из наших друзей. Но она была очень интересна в Этот вечер; рeдко бывала она так оживлена."
Все это, и многое тому подобное в том же письмe, пробудило в леди Лофтон желание поскорeе переeхать в Лондон. Положительно вeрно было то, что Гризельда Грантли не будет уже видeть лживаго величия леди Гартльтоп, когда будет выeзжать в свeт под покровительством леди Лофтон. И миледи удивлялась, как мистрисс Грантли могла повезти свою дочь в такой дом.
Весь свeт знал леди Гартльтоп и ея отношения к герцогу Омниум. Извeстно было, что только в ея домe можно было постоянно встрeчать его. По мнeнию леди Лофтон, повезти туда молодую дeвушку — все тоже что повезти ее в Гадером-Кассль. Итак леди Лофтон несколько досадовала на свою приятельницу, мистрисс Грантли. Но не подозрeвала она, что письмо было написано именно с тeм, чтобы пробудить это чувство досады, именно с цeлью заставить миледи принять рeшительныя мeры. Надо сознаться, что в такого рода дeлe мистрисс Грантли была искуснeе леди Лофтон. Союз Лофтоно-Грантлийский она считала лучшим для себя, потому что в ея глазах деньги не составляли всего. Но если ему не суждено состояться союз Грантли-Гартльтопский также имeет свои выгоды. Как pis-aller он даже вовсе не дурен.
Отвeт леди Лофтон был самый ласковый. Она душевно радовалась тому, что ея милая Гризельда веселится; намекала, что лорд Домбелло извeстен всему свeту за дурака, а его мать за женщину вполнe достойную своей репутации; потом она прибавляла, что обстоятельства заставляют ее приeхать в Лондон четырьмя днями раньше чeм она предполагала, и выражала надежду, что ея дорогая Гризельда тотчас же переселится к ней. Лорд Лофтон, писала она, хотя у него особая квартира, обeщал проводить с нами все время, свободное от парламентских занятий.