— Да как это знать? сказала Люси.
— Я об этом думала всю дорогу от Гоггльстока сюда, сказала Фанни:— вопрос в том: что можем мы для нея сдeлать?
— Именно, сказала Люси, припоминая тот самый поворот в дорогe, гдe она призналась, что очень любит лорда Лофтона.
— если-бы мы могли взять ее к себe на мeсяц или два, а потом отправить ее в школу или пансион. Но мистер Кролей не согласится, чтобы мы платили за ея учение.
— Я сама думаю, что он не согласится, проговорила Люси, и мысли ея улетeли далеко от мистера Кролея и его дочки.
— А иначе мы бы рeшительно не знали что с нею дeлать; не правда ли?
— Конечно, не знали бы.
— Нельзя же бeдную дeвочку держать здeсь в домe, когда некому ею заняться. Вeдь Марк уж не стал бы учить ее греческим спряжениям, ты это знаешь.
— Да, вряд ли.
— Люси, ты рeшительно меня не слушаешь, и вeрно ничего не поняла из того, что я тебe говорю. Ты вeрно не знаешь даже, о чем идет рeчь.
— Какже, какже.... о Грес Кролей; если хочешь, я попробую давать ей уроки; но только я сама не знаю ничего.
— Я совсeм не об этом говорю; я ни за что бы не захотeла наложить на тебя такую обязанность. Но ты могла бы обо всем этом потолковать со мной, помочь мнe совeтом...
— Потолковать? Я очень рада. О чем же была рeчь? Ах да! Грес Кролей. Ты не знаешь, кто станет учить ее греческим спряжениям.... Ах, милая Фанни! не сердись на меня, у меня так болит голова.
И Люси бросилась на диван, схватившись обeими руками за голову.
Мистрисс Робартс тотчас же подбeжала к ней.— Милая, дорогая Люси, отчего это у тебя так часто болит голова? Прежде с тобою этого не бывало.
— Оттого что я совсeм сбилась с толку, совсeм поглупeла,— да не обращай на меня внимания. Будем говорить о бeдной Грес. Нельзя ли нанять для нея гувернантку?
— Я вижу, что ты нездорова, Люси, сказала мистрисс Робартс, заботливо глядя ей в лицо:— что с тобою, душа моя? Не случилось ли чего-нибудь?
— Случилось! Нeт, не случилось ничего, ничего такого о чем бы стоило говорить. Иногда мнe хочется вернуться в Девоншир, и там остаться навсегда. Я могла бы пожить у сестры, а потом нанять квартиру в Эксетерe.
— Вернуться в Девоншир! воскликнула мистрисс Робартс в изумлении; ей показалось, что ея золовка с ума сошла.— Отчего ты хочешь уeхать от нас? Развe тебe здeсь не хорошо? Развe ты здeсь не дома.
— Я сама не знаю чего мнe хочется. О Фанни, Фанни, какое я глупое, безтолковое создание! Какая я была дура! Нeт, не могу я здeсь остаться, лучше мнe было бы не приeзжать сюда. Да, да, гораздо лучше, хотя ты на меня смотришь такими страшными глазами.
Она вскочила и кинулась на шею к невeсткe.
— Не притворяйся, будто бы ты обижаешься. Ты знаешь, что я люблю тебя; ты знаешь, что я могла бы прожить с тобою цeлый свой вeк, и с каждым днем все больше к тебe привязываться, но....
— Неужели Марк сказал тебe что-нибудь?
— Нeт, нeт, ни слова, ни полслова. Совсeм не то. Ах, Фанни!
— Я кажется угадываю в чем дeло, проговорила мистрисс Робартс, тихим, дрожащим голосом, грустно взглянув на Люси.
— Конечно, угадала; ты конечно знаешь все, с самаго того дня как мы съездили вмeстe в Гоггльсток. Я увeрена была, что ты знаешь; поэтому ты боишься произносить при мнe его имя. А я... я настолько умeю хитрить, что Марка обмануть могу, но с тобою все мое притворство напрасно. Ну, окажи, не лучше мнe уeхать в Девоншир?
— Милая, милая Люси...
— Не правду ли я говорила, что нужно было к нему привязать ярлык? О Боже мой! Какия же мы всe дуры! Каково подумать, что дюжина ласковых слов меня так сбила, перевернула так, что я и земли не чувствую под собой! А я-то так гордилась собственною силой, я так была увeрена, что не позволю себe никакой глупой сентиментальности! Я хотeла его любить как любит его Марк, как ты его любишь...
— Я не стану его любить, если ты слышала от него такия вещи, которыя бы не слeдовало ему говорить тебe.
— Да этого не было.— Она остановилась и подумала с минуту.— Нeт, этого не было. Он мнe не сказал ни одного слова, которым ты могла бы остаться недовольною. Развe только то, что он называл меня Люси; да и тут виновата я, а не он.
— Но ты сейчас говорила про ласковыя слова.
— Фанни, ты не имeешь понятия, какая я дура, сумашедшая! Эти ласковыя слова, на которыя я намекала, были такого рода, какия он говорит тебe, освeдомляясь о коровe, которую он выписал тебe из Ирландии, или Марку, разспрашивая его об ушибенной ногe нашего Понто. Он говорил мнe, что знал папеньку, что учился в университетe вмeстe с Марком, что он так дружен со всеми вами, что и мнe слeдует с ним подружиться. Нeт, он ни в чем не виноват; вот всe ласковыя рeчи, которыя меня погубили. Но мать его точно знает жизнь и людей! Чтобы не погибнуть, мнe бы слeдовало и не смотрeть на него.
— Однако, милая Люси...
— Я знаю, что ты хочешь сказать, и наперед со всeм соглашаюсь. Он вовсе не герой; в нем нeт ничего необыкновеннаго; я от него не слышала ни одного мудраго изречения, не подмeтила в нем никакого поэтическаго порыва. Он все свое время посвящает на то, чтобы стрeлять бeдных птиц или травить несчастных лисиц или зайцев; он, без сомнeния, ни малeйшаго подвига не совершил на своем вeку. А между тeм...
Фанни была так озадачена словами и тоном золовки, что рeшительно не знала как ей отвeчать.
— Он отличный сын, сказала она наконец.
— Только не тогда, когда отправляется в Гадером-Кассль. Я тебe скажу, что я в нем нашла: у него тонкая, стройная нога, гладкий лоб, веселый взгляд и бeлые зубы. Развe возможно не пасть ниц перед таким соединением всех совершеяств? Но я, может-быть, устояла бы против них, Фанни. Я знаю, что меня покончило. Его титул меня сгубил. Я до сих пор ни разу не говорила с настоящим лордом. О Боже мой! что я была за дура, за сумашедшая!
И она залилась слезами.
Мистрисс Робартс, по правдe сказать, не вполнe понимала страдания бeдной Люси. Она видeла, что горе ея непритворно, но, с другой стороны, Люси так насмeшливо отзывалась о себe и о своих чувствах, что слушающему невольно приходило сомнeние, сериозно ли она говорит. Вообще, мистрисс Робартс отчасти озадачивали шутливыя выходки Люси, так что она не знала каким тоном на них отвeчать. Но теперь, видя Люси в слезах, взволнованную и разстроенную, Фанни не могла долeе молчать.
— Милая Люси, сказала она:— не говори так; все устроится и поправится; все уладится, когда никто ни в чем не виноват.
— Можег-быть. Я знаю одно, Фанни: я не потерплю этого стыда. Я не позволю себe ослабeть, и выдержу до конца.
— Выдержишь что, душа моя?
— Эту борьбу. Вот теперь, в эту минуту, я не в силах встрeтиться с лордом Лофтоном. Я бы убeжала и спряталась, если-б он явился сюда, я не посмeла бы выходить из дому, если-бы знала, что он тут, в Фремлеe.
— Однако ты никому не выдала своей тайны?
— Может-быть; мнe самой кажется, что я довольно удачно хитрила и притворялась; но, Фанни, ты не все еще знаешь, и не можешь, не должна знать все.
— Но ты же мнe говорила, что между вами ровно ничего не было.
— Говорила я это? Что ж? я тебe не солгала. Я и теперь повторю, что он мнe не сказал ни одного слова, за которое можно было бы винить его. Нельзя же его упрекнуть за то... Но бросим это! Я тебe скажу, на что я рeшилась. Я об этом думала цeлую недeлю... но только мнe пришлось бы сказать Марку...
— На твоем мeстe я бы ему все разказала...
— Как, Марку? Если ты сдeлаешь это, Фанни, я никогда, никогда, никогда больше не стану говорить с тобою. Неужели ты способна выдать меня, когда я тебe довeрилась как родной сестрe?
Мистрисс Робартс пришлось объяснить, что она вовсе не имeла намeрения сама сказать Марку что бы то ни было; в добавок Люси взяла с нея обeщание — никогда, ничего не говорить мужу, без особаго ея разрeшения.
— Я хочу поступать в общину, сказала Люси.— Ты знаешь что такое эти общины?
Мистрисс Робартс увeрила ее, что знает очень хорошо, и Люси продолжала:
— Год тому назад, я не постигала возможности избрать себe такую жизнь, но теперь мнe кажется, что это для меня одно спасение. Я буду себя морить голодом, буду себя бичевать, пока не получу обратно мой смысл, мою потерянную душу.
— Душу, Люси! повторила мистрисс Робартс, почти с испугом.
— Ну хорошо, сердце, если тебe это больше нравится.
— Но я терпeть не могу толковать про сердце. Мнe дeла нeт до моего сердца. Я бы с радостью отдала его, этому ли молодому франту или всякому другому, если-бы только я могла читать, и говорить, и гулять, и спать, и eсть, не чувствуя безпрестанно, что меня что-то давит здeсь, здeсь, здeсь!
И она прижала руку к груди.
— Что это со мною дeлается, Фанни? Отчего я так ослабeла, что почти не могу ходить? Отчего я не в силах двe минуты сряду заняться книгой? Отчего я не могу написать двух строчек? Отчего всякий кусок, который я хочу проглотить, останавливается у меня в горлe? О Фанни! как ты думаешь, ножки его погубили меня или его титул?
Несмотря на свое горе,— она точно была огорчена,— мистрисс Робартс не могла не улыбнуться. В самом дeлe, в тонe и взглядe Люси много было комическаго. Она так сама старалась выставить себя в смeшном видe!
— Смeйся надо мной, говорила она:— ничто для меня не будет так полезно, как голод и вериги. Говори мнe, что глупо и низко влюбляться в человeка оттого только, что он хорош собой и носит знатное имя.
— Да не из-за этого же ты в него влюбилась? В лордe Лофтонe много других качеств поважнeе этих; и если говорить откровенно, милая Люси, меня нисколько не удивляет, что он мог тебe понравиться, но только... только...
— Только что? Говори прямо, и не бойся, чтоб я разсердилась, если ты хорошенько разбранишь меня.
— Я, признаюсь, полагала, что ты столько благоразумна и осторожна, что не влюбишься в молодаго человeка, пока он сам не признался тебe в любви...
— Осторожна! Да, именно, тут нужна была осторожность, но не с моей, а с его стороны. Осторожна! Развe я не была осторожна, пока вы всe не сблизили меня почти насильно с ним? Развe ты не помнишь, как долго я отказывалась отправляться в Фремле-Корт? А потом, когда меня притащили туда, развe я не забилась в угол как дура, развe я не думала про себя, что я там не на своем мeстe? Леди Лофтон сама старалась вызвать меня на разговор, а потом стала предостерегать меня... а потом... Но неужели все должно прекло