Вернувшись к себe, он все-таки не приступил еще к дeлу. Он очень бы мог напиться чаю у леди Скатчерд, вмeсто того чтобы так неторопливо распивать его у себя в гостиной; он все не рeшался брать в руки перо и бумагу, все медлил над своею недопитою чашкой, стараясь как-нибудь отдалить тягостную минуту. На одно только он рeшился окончательно: письмо должно быть написано, непремeнно в Этот вечер.
Наконец, около одиннадцати часов, он встал из-за чайнаго стола, и отправился в плохо-убранную комнатку, обыкновенно служившую ему кабинетом; тут, скрeпя сердце, он взялся за перо. И теперь еще не вполнe разсeялись его сомнeния; но почему бы ему не написать к мисс Данстебл для пробы, и посмотрeть каково выйдет это письмо? Он почти рeшился не отсылать его — так по крайней мeрe оц увeрял себя; но написать ни в каком случаe не мeшает. И так, он принялся писать слeдующее:
"Грешамсбери — июня, 185—
"Дорогая мисс Данстебл."
Начертив эти слова, он откинулся назад в креслах, и посмотрeл на бумагу. Гдe ему найдти слов, чтобы выразить то, что он смeл ей сказать? Никогда в жизни ему не приходилось сочинять что-либо подобное, и его вдруг ужаснула почти непреодолимая трудность, о которой, признаться, он и не подумал наперед. Он провел еще полчаса, задумчиво глядя на бумагу, и наконец совсeм было рeшился бросить все. Он повторял себe, что ему слeдует выражаться как можно проще и прямeе; но подчас довольно трудно выражаться просто и прямо; несравненно легче стать на ходули, и удариться в паѳос, отдeлываясь выспренними словами и восклицательными знаками. Наконец письмо написано — и без всякаго восклицательнаго знака.
"Дорогая мисс Данстебл,—
"Считаю долгом откровенно сказать вам, что я бы к вам не писал этого письма, если-бы другие не навели меня на мысль, что предложение, которое я намeреваюсь вам сдeлать, может быть принято вами благосклонно. без этого, признаюсь, я бы побоялся, что огромное неравенство наших состояний придало бы этому предложению вид неискренности и корыстолюбия. Теперь же я прошу вас об одном,— повeрить моей честности и правдивости в этом дeлe.
"Вы вeрно уже угадали мою мысль. Мы с вами сблизились довольно коротко, хотя познакомились недавно, и иногда мнe казалось, что вам почти также хорошо со мною, как мнe бывает с вами. Если я тут ошибся, скажите мнe это просто и прямо, и я буду стараться, чтобы наши дружеския отношения пошли прежним чередом, как бы и не было этого письма. Но если я прав, если точно мы можем быть счастливeе вмeстe чeм порознь, я вам готов обeщать по совeсти и чести, что я сдeлаю все, что только может сдeлать такой старик как я, для вашего счастия и спокойствия. Когда я думаю о своих годах, я сам себe кажусь старым безумцем; я стараюсь оправдать себя тeм, что и вы уже не молоденькая дeвочка. Вы видите, что я вам не говорю комплиментов; они вам не нужны от меня.
"Я-бы ничего не мог прибавить, если-бы написал вам несколько страниц. Мнe нужно только, чтобы вы поняли меня. Если вы не вeрите в мою искренность я честность, то я ничeм не могу переубeдить вас в свою пользу.
"Да благословить вас Господь! Я знаю, что вы меня не заставите долго ждать отвeта.
"Искренно преданный вам друг,
Томас Торнъ".
Он еще несколько времени сидeл и раздумывал, не слeдует ли ему что-нибудь прибавить на счет ея состояния? Не должен ли он сказать ей, хотя бы в припискe, что от нея всегда будет зависeть распоряжаться, как только ей угодно, всeм ея богатством. Долгов у него не было никаких, и он мог вполнe довольствоваться собственным небольшим доходом. Но около часу по полуночи, он дошел до заключения, что лучше ни слова об этом не говорить. Если она точно любила и уважала его, и довeряла ему, и стоила его довeрия, то всякия подобныя увeрения были бы совершенно излишни; если же не было этого довeрия, то его невозможно было пробудить никакими обeщаниями с его стороны. Итак, он дважды перечел письмо, запечатал его, и унес в свою спальню, вмeстe с зажженною свeчей. Теперь, как письмо уже было готово, ему казалось, что сама судьба повелeвает отослать его. Он написал его только так, чтоб посмотрeть, каково оно выйдет, но теперь уж никакого не оставалось сомнeния, что оно будет вручено масс Данстебл. Он лег спать, положив письмо подлe себя на столик, а рано по утру,— так рано, как будто бы важность этого послания не дала ему спать,— он отправил его с нарочным в Боксалл-Галл.
— Нужно дождаться отвeта? спросил мальчик.
— Нeт, оставьте письмо и тотчас же назад.
Лeтом в Боксалл-Гиллe завтракали довольно поздно. Вeроятно, Франк Грешам имел обыкновение осматривать свою ферму, прежде чeм явится к утренней молитвe, а жена его, без сомнeния, между тeм хлопотала в молочнe, около масла. Как бы то ни было, они рeдко собирались к завтраку прежде десяти часов; и хотя Грешамсбери находился в разстоянии нeскольких миль от Боксалл-Гилла, мисс Данстебл получила письмо прежде еще чeм собралась выйдти из своей комнаты.
Она прочла его молча, пока горничная прибирала что-то около нея, и по ея лицу нельзя было угадать, чтобы в прочитанном заключалось что-либо важное или необычайное. Потом она спокойно свернула письмо, и положила его подлe себя на стол. Не раньше как с четверть часа спустя, она попросила горничную узнать, вышла ли мистрисс Грешам из своей комнаты.— Мнe нужно поговорить с ней наединe, до завтрака, сказала мисс Данстебл.
— Злодeйка! предательница! были первыя слова мисс Данстебл, когда она осталась вдвоем с Мери.
— Что такое? Что случилось?
— Я не воображала, что вас так нужно остерегаться, и что у вас такая страсть свадьбы устраивать. Вот, посмотрите. Прочтите первыя три строчки, но не больше; остальное не про вас. Кто же эти другие, которым так довeряет ваш дядя?
— О, мисс Данстебл, дайте мнe прочесть все письмо!
— Нeт, извините. Вы думаете, что это объяснение в любви, очень ошибаетесь. Тут и помину нeт о любви.
— Я знаю, что он дeлает вам предложение. Я так рада! Я знаю, что вы его любите.
— Он говорит мнe, что я старая женщина и намекает, что я, по всей вeроятности, окажусь старою дурой.
— Я увeрена, что он этого не говорит.
— Именно это. Первое совершенно справедливо, у я никогда не сержусь за правду. Что же касается до другаго, мнe кажется, что он ошибся. Если я дура, то не в том смыслe, как он предполагает.
— Милая, дорогая мисс Данстебл, не говорите таких вещей. Будьте со мною откровеннeе, и переставьте шутить.
— Кто же эти другие, которым он так безусловно вeрит? Извольте отвeчать.
— Я, я, конечно. Никто другой не мог с ним об этом говорить.
— И что же вы ему сказали?
— Я... сказала...
— Ну, говорите же прямо все, как было. Я же вам откровенно скажу, что вы никакого не имeли права выдавать меня, и употреблять таким образом мое довeрие во зло. Но послушаем-ка, что вы ему сказали.
— Я сказала, что вы выйдете за него замуж, если он за вас посватается.
И говоря это, Мери Грешам с безпокойством смотрeла в лицо своей приятельницe, не зная хорошенько, сердится ли на нее мисс Данстебл или нeт. Если она точно сердится, то как ужасно обманула она своего дядю!
— Вы ему сказали это положительным образом?
— Я ему сказала, что я в этом убeждена.
— В таком случаe,— я теперь обязана выйдти за него, проговорила мисс Данстебл, уронив письмо на пол, с видом комическаго отчаяния.
— Милая, безцeнная, дорогая моя! воскликнула мистрисс Грешам, кинувшись на шею к мисс Данстебл и заливаясь слезами.
— Смотрите же, будьте почтительны к вашей новой тетушкe, сказала мисс Данстебл.— А теперь, позвольте мнe приодeться.
В продолжении утра, в Грешамсбери был отправлен отвeт слeдующаго содержания:
"Дорогой доктор Торн,—
"Я вам довeряю вполнe и во всем, и все будет по вашему. Мери пишет вам, но не вeрьте ни единому ея слову. Я никогда уже ей вeрить не стану, потому что она в этом дeлe поступила со мной измeннически.
"Искренно ваша,
Марта Данстебл."
— Итак, я женюсь на самой богатой невeстe в Англии, сказал себe доктор Торн, садясь в тот вечер за свой незатeйливый обeд.
Глава XL
Легко представите себe, с каким чувством торжества мистрисс Грантли вернулась к себe в Пломстед-Эпископи, привезя с собою дочку, помолвленную за лорда Домбелло! По состоянию своему, наслeдник маркиза Гартльтопа мог считаться одним из первых женихов во всей Англии; знали также, что на его вкус не легко угодить, что он не прочь и поважничать; для дочери приходскаго священника, конечно, было лестно быть избранною подобным человeком. Мы уже знаем, каким образом мать счастливой Гризельды сообщила это событие леди Лофтон, скрывая свое торжество под личиной смирения; мы видeли также, с какою примeрною скроиностию сама Гризельда выносила свое благополучие, как она не пренебрегла даже укладкой своих платьев, как бы не сознавая своего будущаго величия.
Но, тeм не менeе, в Пломстедe всe торжествовали. Мать, вернувшись домой, сказала себe, что она вполнe достигла главной цeли своей жизни. Пока она была в Лондонe, она как будто бы еще не вполнe сознавала свое счастье, тeм более что тогда могли оставаться нeкоторыя сомнeния, точно ли суждено ему осуществиться.
Могло статься, что сын маркиза Гартльтопа зависит от воли родительской, что появятся грозныя преграды между им и Гризельдой; но вышло не так. Архидиакон имел длинный разговор с отцом, маркизом, а мистрисс Грантли с леди Гартльтоп; и, хотя ни тот, ни другая не выразили особой радости по случаю этой партии, однако, с другой стороны, они нисколько и не протестовали. Лорд Домбелло сумeет на своем настоять,— так с гордостью говорила в семействe Грантли. Бeдная Гризельда! может-быть настанет время, когда не так-то будет ей приятен властительный нрав ея супруга! Но мы уже сказали, что в Лондонe некогда было предаваться семейной радости; дeло было слишком нервнаго свойства, и могло быть испорчено преждевременным торжеством. Тогда только, когда они всe вернулись в Пломстед, им самим стало ясно величие совершеннаго подвига.