Фремлейский приход — страница 11 из 107

 -- Это ужь все равно; вѣдь надобно же было меня увѣдомить.

 -- Онъ именно проситъ меня объ этомъ.

 -- Да; было бы довольно трудно скрыть отъ меня это. Онъ броситъ свое дѣло и отправится жить съ игроками и развратниками, а я чтобъ этого не узнала!

 Тутъ мѣра переполнилась для Фанни Робартс. Услышавъ эта слова, она забыла, что для нея леди Лофтон, забыла о леди Мередитъ, и помнила только о своемъ мужѣ, помнила, что онъ ей мужъ и, не смотря на всѣ свои недостатки, добрый и любящій мужъ; помнила также и то обстоятельство, что она жена его.

 -- Леди Лофтон, сказала она,-- вы забываетесь; можно ли такъ говорить со мною о моемъ мужѣ!

 -- Какъ! воскликнула леди Лофтон:-- вы показываете мнѣ такое письмо, а я не должна говорить вамъ, что я думаю!

 -- Не должны, если думаете такъ несправедливо. Вы не въ правѣ употреблять при мнѣ такихъ выраженій, и я не хочу ихъ слышать.

 -- Вотъ какъ!

 -- Хорошо, или дурно онѣ дѣлаетъ, что ѣдетъ къ герцогу Омніумъ,-- не мнѣ судить. Онъ самъ судья своих поступковъ, а не вы и не я.

 -- А когда онъ оставитъ васъ съ незаплаченнымъ долгомъ мяснику и без денегъ на башмаки, кому тогда придется судить объ этомъ?

 -- Не вамъ, леди Лофтон. Еслибы настали такіе тяжелые дни,-- а ни вы, ни я не въ правѣ ожидать ихъ,-- я не пришла бы къ вамъ въ моемъ горѣ, послѣ всего этого ужъ конечно не пришла бы.

 -- Прекрасно! Вы можете отправиться къ герцогу Омніуму, если вамъ пріятнѣе.

 -- Фанни, пойдемъ! сказала леди Мередитъ.-- Зачѣмъ раздражать маменьку?

 -- Я не хочу раздражать ее, но я не дамъ оскорблять его, я не могу не заступиться за него. Кому же и защищать его, если не мнѣ? Леди Лофтон говорила о немъ ужасныя вещи, и говорила неправду!

 -- О Фанни! воскликнула Юстиція.

 -- Хорошо, хорошо, сказала леди Лофтон,-- вотъ вамъ людская отплата.

 -- Не понимаю, о чемъ вы говорите, леди Лофтон; но неужели вы хотѣли бы, чтобъ я стояла молча, когда при мнѣ говорятъ такія вещи о моемъ мужѣ? Онъ живетъ не съ такими людьми, какихъ вы назвали. Онъ не пренебрегаетъ своею обязанностію. Было бы хорошо, еслибы всѣ священники такъ рѣдко оставляли свой приходъ, какъ онъ. И къ тому же онъ ѣдетъ къ герцогу Омніуму вмѣстѣ съ епископомъ.

 -- Особенно, если епископъ стоитъ на ряду съ самимъ дьяволомъ, какъ ставитъ его мистеръ Робартс, сказала леди Лофтон.-- Онъ можетъ присоединиться съ нимъ къ герцогу, и тогда они представятъ собою трехъ Грацій. Не такъ ли, Юстиція?-- И леди Лофтон засмѣялась короткимъ и горькимъ смѣхомъ своей собственной остротѣ.

 -- Я думаю мнѣ можно теперь идти, леди Лофтон?

 -- О! конечно, моя милая.

 -- Мнѣ жаль, если я разсердила васъ; но я не смолчу ни передъ кѣмъ, кто будетъ говорить дурно о мистерѣ Робартсѣ. Вы были очень несправедливы къ нему, я не могу не сказать этого, хотя бы вы и разсердились на меня.

 -- Послушайте, Фанни, это уже слишкомъ, сказала леди Лофтон.-- Вотъ ужь полчаса какъ вы меня браните за то, что я не радуюсь новой дружбѣ, которую свелъ вашъ мужъ, и теперь вы готовитесь начать сызнова. Этого я не въ силахъ вынести. Если вамъ ничего более не нужно сказать мнѣ, то лучше ужь оставьте, меня.

 Когда леди Лофтон говорила это, лицо ея было непреклонно-строго и жестко.

 Никогда до сихъ поръ мистриссъ Робартс не слыхала такихъ словъ отъ своей старой пріятельницы; никогда не слыхала она ничего подобнаго отъ кого бы то ни было, и она не знала, какъ держать себя.

 -- Хорошо, леди Лофтон, сказала она,-- я пойду. Прощайте.

 -- Прощайте, отвѣчала леди Лофтон, и, обернувшись къ столу, начала собирать свои бумаги. Фанни прежде никогда не уходила домой из Фремле-Корта без теплаго поцѣлуя. Теперь ей даже не протягивали руки на прощанье. Неужели между ними въ самомъ дѣлѣ дошло до ссоры, до ссоры непримиримой?

 -- Фанни уходитъ, вы знаете, мама, сказала леди Мередитъ.-- Она будетъ уже дома прежде чѣмъ вы сойдете вниз.

 -- Что жь дѣлать, другъ мой? Фанни вольна поступать, какъ ей угодно. Не мнѣ судить ея поступки. Она сію минуту сказала мнѣ это.

 Мистриссъ Робартс не говорила ничего подобнаго; но чувство гордости запрещало ей вступать въ объясненія. Итакъ, она вышла легкимъ шагомъ из дверей, и леди Мередитъ, попытавъ съ матерью примирительный шепотъ, пошла за нею.

 Увы! шепотъ Этот был совершенно безполезенъ.

 Обѣ женщины молча сошли съ лѣстницы; но войдя снова въ гостиную, онѣ съ тупымъ ужасомъ взглянули въ лицо другъ другу. Что имъ теперь дѣлать? Они не предполагали и возможности такой трагической развязки. Неужели въ самомъ дѣлѣ Фанни Робартс оставитъ домъ леди Лофтон отъявленнымъ врагомъ,-- Фанни Робартс, которая и до замужства и послѣ была принята въ этомъ домѣ почти какъ дочь?

 -- О! Фанни! зачѣмъ ты такъ отвѣчала моей матери? сказала леди Мередитъ.-- Ты видѣла, что она раздражена. У нея много и другихъ непріятностей, кромѣ исторіи съ мистеромъ Робартсомъ.

 -- А развѣ ты смолчала бы, еслибы кто-нибудь сталъ нападать на сэръ-Джорджа?

 -- Передъ родною матерью, да. Я дала бы ей говорить, что угодно и предоставила бы сэръ-Джорджу самому стоять за себя.

 -- Такъ; но вѣдь ты другое дѣло. Ты ей дочь, а сэръ-Джорджъ... Она не рѣшалась бы говорить такимъ образомъ о поведеніи сэръ-Джорджа.

 -- Рѣшилась бы, еслибъ ей только вздумалось, увѣряю тебя. Я жалѣю, что пустила тебя къ ней.

 -- Можетъ-быть лучше, что оно такъ вышло, Юстинія. Если уже она такого мнѣнія о мистерѣ Робартсѣ, то намъ слѣдуетъ это знать. Сколько я ей ни обязана, какъ ни люблю тебя, ноги моей не будетъ въ этомъ домѣ, да и ни въ какомъ домѣ, гдѣ такъ оскорбительно отзываются о моемъ мужѣ.

 -- Милая Фанни, кто не знаетъ, что случается, когда сойдутся два раздраженные человѣка?

 -- Я не была раздражена, когда пошла къ ней; нисколько.

 -- Что пользы толковать о прошломъ? Что теперь намъ дѣлать, Фанни?

 -- Я думаю, мнѣ всего лучше идти домой, сказала мистриссъ Робартс.-- Пойду, уложу свои вещи, и потомъ пришлю за ними Джемса.

 -- Дождись полдника; тогда тебя можно будетъ, уходя, поцѣловать мою мать.

 -- Нѣтъ, Юстинія, я не могу дожидаться. Я должна отвѣчать мистеру Робартсу съ этою же почтой, а надо еще обдумать, что сказать ему. Здѣсь я не въ состояніи написать письма, а почта отходитъ въ четыре часа.-- И мистриссъ Робартс встала съ кресла готовясь уйдти окончательно.

 -- Я приду къ тебѣ передъ обѣдомъ, сказала леди Мередитъ,-- и если принесу добрыя вѣсти, надѣюсь, что ты вернешься сюда со мною. Мнѣ не возможно уѣхать из Фремлея, оставивъ васъ въ ссорѣ съ маменькою.

 Мистриссъ Робартс ничего не отвѣчала; черезъ несколько минутъ она была уже въ своей дѣтской, цѣловала своих детей и учила старшаго говорить что-то о папашѣ. Слезы навертывались у ней на глазахъ, и мальчикъ понималъ, что что-то не ладно.

 Такъ сидѣла она часовъ до двухъ, готовя разныя бездѣлицы для детей и, подъ предлогомъ этого занятія, все не начинала письма. Но тутъ уже ей осталось только два часа; а можетъ-быть написать письмо будетъ трудно, можетъ-быть оно потребуетъ размышленія, поправокъ; нужно будетъ переписать его, пожалуй, не одинъ разъ. Что касается до денегъ, онѣ были у нея въ домѣ, столько по крайней мѣрѣ, сколько было нужно Марку, хотя отославъ эту сумму, она останется почти без гроша. Впрочемъ въ случаѣ крайности, она когда прибѣгнуть къ Девису, какъ было сказано въ письмѣ мужа.

 Итакъ, она выдвинула въ гостиной свою конторку, сѣла и написала письмо. Дѣло это было не легкое, хотя и не потребовалось на него столько времени, какъ она думала. Ей было не легко, потому что она считала себя обязанною сказать Марку всю правду; но ей не хотѣлось портить удовольствіе, доставляемое ему обществомъ друзей. Она сказала ему однако, что леди Лофтон очень "сердится; сердится безразсудно, надо признаться," прибавила она, чтобы дать ему понять, что сама она на его сторонѣ. "Мы даже совсѣмъ поссорились, и это меня огорчило, какъ огорчитъ и тебя, другъ мой, я знаю. Но намъ обоимъ извѣстно, какое доброе у ней сердце, а Юстинія думаетъ, что у нея есть еще другія непріятности. Я надѣюсь, что все это уладится прежде чѣмъ ты возвратишься. Только пожалуста, милый мой, не оставайся долѣе того, какъ ты назначаешь въ своемъ письмѣ." За тѣмъ слѣдовали нѣкоторыя извѣстія о дѣтяхъ и объ урокахъ въ школѣ, что можно и опустить.

 Окончивъ письмо, она бережно вкладывала его въ конвертъ, куда помѣстила неблагоразумнымъ образомъ и двѣ пятифунтовыя бумажки, когда услыхала шаги на усыпанной мусоромъ дорожкѣ, которая вела отъ небольшой калитки къ передней двери. Дорожка эта шла мимо оконъ гостиной, и мистриссъ Робартс успѣла еще увидать послѣднія складки промелькнувшей мантильи. "Это Юстинія," подумала она, и сердце ея смутилось при мысли, что придется снова толковать о происшествіи этого утра. "Что мнѣ дѣлать, говорила она себѣ, если она потребуетъ, чтобъ я просила у нея прощенія? Я хочу сознаться при ней, что онъ поступаетъ не такъ, какъ бы слѣдовало."

 Тутъ дверь отворилась, ибо гость вошелъ без доклада, и вотъ передъ ней стояла сама леди Лофтон.

 -- Фанни, сказала она тотчасъ же,-- я пришла просить у васъ прощенія.

 -- О, леди Лофтон!

 -- Я была очень разстроена, когда вы пришли ко мнѣ, разными обстоятельствами. Но мнѣ все-таки не слѣдовало говорить съ вами о вашемъ мужѣ такъ, какъ я говорила. Вотъ я и пришла просить у васъ прощенія.

 Когда было это сказано, мистриссъ Робартс была не въ состояніи отвѣчать, по крайней мѣрѣ отвѣчать словами, поэтому она вскочила и, со слезами на глазахъ, бросилась на шею своей старой пріятельницы.-- О, леди Лофтон! проговорила она, снова рыдая.

 -- Вы простите меня, не правда ли? сказала леди Лофтон, обнимая свою любимицу.-- Ну, вотъ такъ хорошо! Мнѣ было очень грустно, когда вы ушли отъ меня сегодня утромъ, да я думаю и вамъ также. Но, Фанни, другъ мой, мы такъ любимъ другъ друга я такъ хорошо другъ друга знаемъ, что не можетъ поссориться надолго, не такъ ли?