ѣсто эту дѣвочку, сестру приходскаго викарія? Могла ли она питать безусловное, слѣпое довѣріе, кумиротворящую любовь матери, къ этой незначащей крошкѣ, которая за несколько мѣсяцевъ передъ тѣмъ робко сидѣла въ углу ея гостиной, и не смѣла ни съ кѣмъ заговорить?
Леди Лофтон сидѣла въ своемъ кресла, и задавала себѣ вопросъ, возможно ли, чтобы Люси заняла достойнымъ образомъ престолъ Фремле-Корта. Леди Лофтон начинала уже убѣждаться, что ей не по силамъ будетъ идти противъ рѣшенія сына; но ея мысли все еще обращались невольно къ Гризельдѣ Грантли. При первой ея попыткѣ осуществить свои мечты, выборъ ея палъ на Гризельду, Попытка не удалась, потому что судьба предназначила для миссъ Грантли иной престолъ еще более возвышенный въ сужденіи свѣта. Леди Лофтон хотѣла выдать Гризельду за барона, но судьба пристроила ее за маркиза. Должна ли она этимъ, огорчаться? Должна ли она сожалѣть о томъ, что миссій Грантли, со всеми своими прелестями и добродѣтелями, будетъ украшать домъ Гартльтоповъ? Леди Лофтон, вообще говоря, не очень терпѣливо выносила неудачи; но на Этот разъ она испытывала даже нѣкоторое чувство облегченія, при мысли что на вѣки расторгнутъ лофтоно-грантлійскій трактатъ. Что еслибъ она достигла цѣли своих желаній, а предметъ ихъ оказался бы не совсѣмъ удовлетворительнымъ? Въ послѣднее время, на леди Лофтон часто находили сомнѣнія, точно ли Гризельда Грантли была способна осуществить всѣ ея надежды. Правда, Гризельда смотрѣла настоящею королевой; но леди Лофтон должна была сознаться, что и для королевы не все дѣло въ наружности. Она сама начинала думать, что судьба очень кстати разстроила ея планы, и что Гризельда гораздо более подъ пару лорду Домбелло чѣмъ Лудовику.
Но опять -- какая выйдетъ королева из Люси? Могутъ ли вассалы королевства съ достодолжнымъ почтеніемъ преклонять колѣна передъ такою невзрачною королевой? Да при томъ же, всѣмъ извѣстно, что царственнымъ лицамъ не подобаетъ соединяться узами брака съ собственными подданными, какъ бы ни стояли они высоко. Люси могла считаться подданною дома Лофтоновъ, такъ какъ она была сестра приходскаго священника и постоянная обывательница Фремлейскаго викарства. Предположивъ даже, что Люси годилась бы въ королевы, что царскій вѣнецъ хорошо бы присталъ ея челу,-- какъ быть съ ея братомъ священникомъ? По всѣмъ вѣроятіямъ кончилось бы тѣмъ, что въ Фремле-Кортѣ совсѣмъ бы не было королевы.
А между тѣмъ леди Лофтон смутно чувствовала, что она должна уступить. Въ этомъ она еще не признавалась себѣ. Она еще помирилась съ необходимостью протянуть руку Люси и назвать ее дочерью; она еще не сказала этого въ своемъ сердцѣ. Но она уже стала помышлять о высокихъ достоинствахъ миссъ Робартс, уже сказала себѣ, что если она не совсѣмъ годится въ королевы, то можетъ стать женой въ лучшемъ смыслѣ этого слова. Леди Лофтон готова была допустить, что въ этой незначащей оболочкѣ живетъ сильная душа. Очевидно было также, что Люси имѣла способность, высочайшую въ мірѣ способность, жертвовать собою для другихъ. Впрочемъ, леди Лофтон никогда не сомнѣвалась, что Люси -- добрая дѣвушка, въ общепринятомъ смыслѣ этого слова. Притомъ нельзя было отказать ей въ живости ума, въ энергіи, въ этомъ огнѣ, который -- увы!-- и покорилъ ей лорда Лофтона. Леди Лофтон чувствовала, что и сама она можетъ полюбить Люси... Но возможно ли преклонять передъ нею колѣна и служить ей какъ королевѣ? Какая жалость, что она такъ незначительна!
Какъ бы то ни было однако, мы можемъ сказать, что пока леди Лофтон сидѣла и предавалась размышленіямъ въ своемъ кабинетѣ, звѣзда Люси Робартс мало-по-малу поднималась на горизонтѣ. Въ самомъ дѣлѣ, не любовь ли была нужнѣе всего для леди Лофтон, не любовь ли была для ней насущною, необходимою пищею? Она сама не вполнѣ это сознавала, и даже тѣ, кто зналъ ее близко, едва ли бы отозвались такимъ образомъ. Они бы сказали, что она всего более питается семейною гордостью, и она сама созналась бы въ этомъ, конечно употребивъ при этомъ другія выраженія.
Честь ея сына! честь ея дома! она часто говорила, что честь эта ей дороже всего на свѣтѣ. И это отчасти была правда; еслибъ она увидѣла своего сына опозореннымъ, то она не пережила бы такого бѣдствія. На первою, ежедневною потребностью ея души было любить, любить окружающихъ.
Лордъ Лофтон, выходя из столовой, хотѣлъ было отправиться прямо въ викарство; но онъ сперва зашелъ въ садъ. Прохаживаясь по аллеѣ, онъ обдумывалъ что именно онъ скажетъ Марку. Онъ сердился на мать; не угадывая, что она почти готова уступить ему, онъ рѣшился объявить всѣмъ, что въ этомъ дѣлѣ онъ намѣренъ поступить совершенно независимо. Онъ узналъ наконецъ, что сердце Люси принадлежитъ ему, и не хотѣлъ жертвовать своимъ счастіемъ прихоти матери.
Нѣтъ на свѣтѣ сына, который бы любилъ свою мать больше моего, говорилъ онъ себѣ, но вѣдь всему есть мѣра! Еслибъ я поддался ей, она бы давно женила меня на этой бездушной куклѣ: а теперь, разочаровавшись.... Слишкомъ незначительна! Я не знаю ничего нелѣпѣе, несправедливѣе, такого.... Она хотѣла бы женить меня на какой-нибудь бой-бабѣ, отъ которой и ей самой житья бы не было. Да и по дѣломъ бы ей!... Но она должна будетъ согласиться, а не то мы рассоримся на вѣкъ, докончилъ онъ въ своемъ умѣ, и повернулъ къ воротамъ готовясь идти въ викарство.
-- Милордъ, слышали вы что случилось? спросилъ садовникъ, встрѣчая его у подъѣзда. Старикъ совсѣмъ задыхался отъ волненія.
-- Нѣтъ, я ничего не слыхалъ. Что же такое?
-- У мистера Робартса въ домѣ экзекуція.
Глава XLIV
Мы уже говорили о ходѣ дѣлъ между Тозерами, мистеромъ Керлингомъ и Маркомъ Робартсомъ. Мистеръ Форрестъ совершенно устранилъ себя отъ дѣятельнаго участія въ этихъ дѣлахъ; точно также и мистеръ Соверби. Въ Фремлеѣ безпрестанно получались письма отъ мистера Керлинга; наконецъ онъ далъ знать черезъ нарочнаго, что близокъ рѣшительный день. На сколько дѣловая опытность мистера Керлинга позволяла ему судить о поступкахъ и распоряженіяхъ такого человѣка какъ Томъ Тозеръ, онъ предполагалъ, что шерифскіе агенты явятся въ Фремлейское викарство на слѣдующее же утро. Дѣловая опытность мистера Керлинга не обманула его въ этомъ случаѣ.
-- Что же ты будешь дѣлать, Марк? спросила Фанни сквозь слезы, когда мужъ передалъ ей печальное письмо.
-- Да ничего! Что же я могу сдѣлать? Пусть они придутъ.
-- Лордъ Лофтон пріѣхалъ сегодня; не отправишься ли ты къ нему?
-- Нѣтъ; это значило бы просить у него денегъ.
-- Да почему же тебѣ не занять у него, другъ мой? Его конечно не затруднитъ эта сумма.
-- Нѣтъ, это невозможно. Подумай о Люси, объ его отношеніяхъ къ ней. Притомъ, у насъ съ Лофтономъ уже вышли нѣкоторыя непріятности по поводу Соверби и его денежныхъ дѣлъ. Ему кажется, что я тутъ отчасти виноватъ; онъ самъ мнѣ это сказалъ, и мы съ нимъ поспорили. Конечно, еслибъ я попросилъ, онъ непремѣнно ссудилъ бы меня деньгами, но ужь навѣрное такимъ образомъ, что я не могъ бы принять ихъ.
Послѣ того, объ этомъ не могло уже быть никакого разговора. Еслибы Фанни могла послѣдовать собственному влеченію, она тотчасъ бы отправилась къ леди Лофтон; но ей не удалось получить на то согласіе мужа. Ему точно также не хотѣлось обратиться къ леди Лофтон, какъ и къ ея сыну. Между ними были нѣкоторыя недоразумѣнія и неудовольствія, и при такихъ обстоятельствахъ ему казалось невозможнымъ просить у нея денежнаго пособія. У Фанни однако осталось въ душѣ предчувствіе, что помощь придетъ из Фремле-Корта, если только придетъ; ей очень хотѣлось увѣдомить обо всемъ своего стараго друга.
На слѣдующее утро, они позавтракали въ обычный часъ, но въ самомъ грустномъ настроеніи духа. Горничная мистриссъ Робартс, служившая ей съ самаго ея замужества, пришла сказать ей, что слухъ объ угрожающемъ несчастій уже распространился между прислугой. Конюхъ Стоббсъ ѣздилъ въ Барчестеръ, и по его словамъ, говорила Мери, тамъ всѣ уже объ этомъ толкуютъ. "Пускай себѣ, Мери," сказала мистриссъ Робартс, а Мери отвѣчала:-- О, да, конечно, мамъ.
Все это время мистриссъ Робартс была очень занята, такъ какъ на рукахъ у нея были шесть человѣкъ детей, из которыхъ четверо были очень скудно снабжены одеждой и другими дѣтскими принадлежностями. И потому, тотчасъ же послѣ завтрака, она принялась за свое обычное дѣло. Но она двигалась медленнѣе обыкновеннаго, она почти не въ силахъ была раздавать приказанія прислугѣ, и грустно смотрѣла на детей, которыя тѣснились около нея, не понимая въ чемъ дѣло. Марк между тѣмъ отправился въ свой кабинетъ, но не принимался за работу. Засунувъ руки въ карманы и прислонившись къ камину, онъ устремилъ глаза на столъ, не глядя ни на что въ особенности. Онъ и не пытался заняться чѣмъ-нибудь. Да и не мудрено: стоитъ только вспомнить, въ чемъ состоятъ обычныя занятія священника въ его кабинетѣ! Какова бы вышла проповѣдь, сочиненная въ подобную минуту? И легко ли было бы ему справляться съ священными книгами, отыскивая въ нихъ тексты въ подтвержденіе своих доводовъ? Ему въ этомъ отношеніи труднѣе приходилось чѣмъ женѣ; она могла хоть чѣмъ-нибудь заняться, а онъ стоялъ въ бездѣйствіи, неподвижно глядя на столъ и думая про себя что скажутъ о немъ добрые люди!
Къ счастію, не долго протянулось для него мучительное ожиданіе: около получаса спустя послѣ того какъ онъ вышелъ из столовой, къ нему постучался лакей -- тотъ самый лакей, съ которымъ онъ рѣшился разстаться при началѣ своих денежныхъ затрудненіи, но котораго онъ потомъ оставилъ при себѣ, получивъ мѣсто въ барчестерскомъ капитулѣ.
-- Ваше преподобіе, васъ спрашиваютъ какіе-то два человѣка, сказалъ лакей.
Какіе-то два человѣка! Марк очень хорошо зналъ что это за люди, и все-таки не могъ совершенно спокойно принять вѣсть о ихъ появленіи.
-- Кто они, Джонъ? спросилъ онъ, не ожидая собственно отвѣта, а просто по какой-то безотчетной привычкѣ.
-- Кажется... это белифы, сэръ.
-- Хорошо, Джонъ, хорошо. Они, разумѣется, могутъ распоряжаться здѣсь какъ имъ угодно.
Когда слуга удалился, онъ остался неподвиженъ на томъ же самомъ мѣстѣ, въ томъ же самомъ положеніи. Такъ онъ простоялъ около десяти минутъ; но онѣ показались ему цѣлою вѣчностью. Когда пробило двѣнадцать часовъ, онъ изумился, что день еще не прошелъ.