Я накрыла ее пледом и принесла кофе. Поставила на зарядку телефон, заставила съесть половину сэндвича с тунцом.
Стали приходить родственники, они толпились в комнате, перешептывались, плакали. У розария мама Брэндона молилась на испанском.
Я села рядом со Слоан, всем своим видом стараясь показать, что тоже переживаю. С печальным взглядом поглаживала ее по спине, но сама ничего не чувствовала, внутри была пустота — режим выживания до сих пор активирован.
Несмотря на то что вся суета прошла, мой велоцираптор не спал. Переключить мозг никак не удавалось, мне надо было что-то делать, куда-то бежать. Но оставалось только ждать. Я покачивала ногой и до крови обгрызла кутикулы. Написала Джошу. Ему нашли замену, но до восьми придется поработать.
И вот через десять часов после аварии к нам вышел врач.
Слоан вскочила, я ринулась следом, приготовилась уловить и понять каждое сказанное им слово, чтобы потом, через два дня, в малейших деталях изложить все на бумаге.
Мать Брэндона потуже завернулась в кофту и встала рядом со Слоан. Отец обнял ее за плечи.
Я попыталась найти ответ в строгом, угловатом лице врача, но оно не выражало никаких эмоций.
— Меня зовут доктор Кэмпбелл, я нейрохирург. Брэндона прооперировали. Состояние стабильное. Внутреннее кровотечение удалось остановить. Чтобы сбить внутричерепное давление, пришлось проводить трепанацию.
Слоан охнула, прижала руки ко рту и снова начала всхлипывать. Я обняла ее, зажимая между собой и будущей свекровью.
Врач продолжил:
— Активность головного мозга сохраняется — это хорошая новость. Сейчас невозможно предсказать, как будет проходить восстановление, но результаты тестов и анализов вселяют надежду. Прогнозы оптимистичные, но впереди долгая реабилитация.
Все в комнате дружно и с облегчением выдохнули.
— Мы подключили его к аппарату искусственной вентиляции легких и ввели в медикаментозную кому, подождем, пока спадет отек, и дадим возможность мозгу восстановиться самостоятельно. Говорить о степени повреждений невозможно, пока Брэндон не выйдет из комы. Но, повторю, прогнозы оптимистичные. Он очень сильный молодой человек.
— Можно его увидеть? — вытерла слезы Слоан.
— Еще час он пробудет в реанимации. Как только переведут в ПИТ, сможете его навестить. Но только пятнадцать минут и не больше двух человек за раз.
— Когда его отключат от ИВЛ? — поинтересовалась я.
— Будет зависеть от него. Может, через несколько дней. Может, недель. Но мы все-таки ориентируемся на несколько недель.
Доктор Кэмпбелл передал нас в руки ортопеда, который рассказал нам, какое Брэндону предстоит лечение в связи с переломами. Другой врач объяснил, чем грозит разрыв печени. И наконец, пластический хирург сообщил, что для восстановления левой руки потребуется пересадка кожи.
К тому времени, как все врачи огласили свои вердикты, Слоан уже рыдала навзрыд. Я снова усадила ее на стул и позвонила Джошу.
Гудки еще шли, когда за спиной послышался звонок. Я резко развернулась и увидела его.
В то же мгновение режим выживания отключился и, словно лопнувший шарик, зашипел по комнате. На меня внезапно обрушилась вся тяжесть происходящего. Горе Слоан, состояние Брэндона — травма Джоша. Я бросилась в его объятия и тут же раскисла.
Я никогда никому не доверяла брать ситуацию под контроль, но сегодня мой маниакальный ум сдался, окончательно и бесповоротно.
Джош обнял меня, и я вцепилась в него так, как еще ни в кого в своей жизни не вцеплялась. Не знаю, кто кого из нас утешал, да и утешал ли вообще. Но подсознание подсказывало, что теперь, когда он здесь, мне больше не надо тащить на себе весь мир.
— Как я рада, что ты приехал, — прошептала я, и постепенно замедленное кино вокруг стало набирать обычные обороты. Звук врубился на полную катушку. Сердце бешено заколотилось, я уткнулась Джошу в шею, и из глаз хлынули слезы.
Джош прижался ко мне лбом. Выглядел он паршиво. Еще утром вид был неважный — наверняка ночь не спал. Но сейчас глаза покраснели будто от слез.
— Есть новости? — хрипло спросил он.
Я даже вообразить не могу, насколько тяжело ему было видеть все своими глазами, а потом вернуться на работу, ездить на вызовы. Мне хотелось укрыть его, будто одеялом. Укрыть их обоих, Джоша и Слоан, и оградить от произошедшего.
Я приложила ладонь к его щеке, он повернулся к ней и закрыл глаза.
— Операция только что закончилась, — начала я. И рассказала подробности, держась за его грудь словно за якорь. Он все еще обнимал меня за талию, кивал и глядел так, будто беспокоился обо мне, будто это я находилась в тяжелом состоянии.
Конечно же, я заметила, что мы держимся друг за друга, и мне было плевать, что бы это ни значило и что бы он об этом ни думал. Я просто знала, что сейчас мне жизненно необходим этот контакт. Эта временная капитуляция.
Нужна нам обоим.
Глава тридцать третьяДжош
Брэндона я увидел только через несколько часов. Посещения пациентов отделения интенсивной терапии были строго ограничены, первыми, естественно, пошли Слоан и ближайшие родственники.
Приближалась ночь. Каким-то чудом мне удалось пережить самый ужасный день в своей жизни. Я посмотрел на часы: 23:18. Вместе с Кристен, Слоан и постепенно редеющей толпой родственников мы продолжали сидеть в комнате ожидания.
Кристен держала меня за руку.
Она не отпускала ее с тех самых пор, как я пришел. И я был благодарен за это. Без нее было бы тяжело. Ее присутствие меня успокаивало. Я весь день крутился на работе, в голове непрерывно вертелись картинки с Брэндоном. Запах крови, хруст ребер у меня под ладонями, каждая ссадина — снова и снова, по кругу. Я спрашивал себя, а правильно ли я действовал. Достаточно ли я сделал, чтобы спасти ему жизнь?
Но пальцы Кристен, переплетаясь с моими, усыпляли все мысли. Даже не представляю, как бы я через все это прошел, если бы не она. Как бы я вынес все это без нее.
Слоан совсем раскисла. Кристен, словно спутник, не отходила от нее ни на шаг, была постоянно настороже, даже когда опускала голову мне на плечо и начинала дремать. Слоан пошла в туалет, Кристен тут же открыла глаза, будто даже во сне чувствовала любые телодвижения подруги.
Проводив взглядом Слоан, Кристен подняла глаза на меня, пальцы одной руки переплетены с моими, другая у меня на груди, я же смотрел только на нее.
В критической ситуации все обнажается.
Я нашел свою половину.
Она стала для меня фундаментом. Основой, на которой строится все остальное. Главное, чтобы мы были вместе, другое вторично. И неважно, где я работаю и люблю ли свою работу, где я живу и сколько у меня детей. Мое счастье, душевное спокойствие, благополучие — все начинается с нее. И теперь, когда все встало на свои места, я уже хотел быть не просто бойфрендом, а мужем. Мечтал каждый день до конца своей жизни просыпаться рядом с ней.
Нам надо поговорить. Конечно, не здесь и не сейчас. Но поговорить обязательно надо.
— Можете пройти к нему, — нарушила ход мыслей медсестра.
Кристен села и тихонько сжала мою руку.
— Хочешь, пойду с тобой?
— Нет. Наверняка Слоан захочет еще раз его увидеть. Все нормально. — Я встал.
Родители Брэндона уехали домой покормить собак и принять душ. В комнате оставалась только сестра Клавдия. За последние два часа она уже дважды навещала брата и теперь спала на скамейке.
Медсестра провела меня в отделение интенсивной терапии.
Проходя по коридору, я заглядывал в слабоосвещенные открытые палаты, кругом витал запах антисептика.
Мы остановились у палаты 214.
Здесь было тесно. Теперь понятно, почему к нему не пускали больше двух человек.
Свет приглушен так же, как и везде. Брэндон лежит на спине. Руки вытянуты вдоль тела, на указательном пальце правой руки пульсоксиметр. Голова плотно перевязана белым бинтом, левая нога в гипсе и подвешена. На лице кислородная маска. По груди под больничной рубашкой извиваются трубки.
В палате тишина, если не считать еле слышного пищания кардиомонитора и хрипа аппарата ИВЛ. Щека у Брэндона побагровела и распухла, все синяки и кровоподтеки, которые я видел сразу после аварии, теперь потемнели и стали ярче.
Я беспомощно остановился на пороге, не зная, с чего начать, будто попал в хаос, который невозможно привести в порядок. Я не знал, что делать. Внутри все оцепенело. Передо мной солдат, прошедший Ирак. Охотник. Сильный и мужественный человек.
Сломленный.
За спиной мимо меня прошла Слоан, села на один из прикроватных стульев и взяла Брэндона за руку. Я пришел в себя и пробрался на соседний стул.
Она смотрела на него, подбородок дрожал. Волосы, собранные в пучок, растрепались и разлохматились. Лицо покраснело и покрылось пятнами.
— Говорят, он нас слышит. Надо с ним разговаривать, Джош.
Я прокашлялся и наклонился к другу.
— Здорово, приятель. Паршиво выглядишь, старина.
Слоан улыбнулась сквозь слезы. Затем накрыла его руку своей.
— Сегодня здесь была вся твоя семья, милый. Ты не останешься один, слышишь? Кто-нибудь всегда будет в комнате ожидания. Я не оставлю тебя. Постоянно рядом я быть не могу, но буду там, за дверью.
Интересно, почему нельзя находиться в палате? Через пятнадцать минут медсестра попросила нас выйти, Слоан вернулась в комнату ожидания, а я решил сходить в сестринскую. Натянул на лицо самую неотразимую улыбку, какая обычно хорошо действовала на Кристен, и подошел к стойке.
За стойкой сидела женщина средних лет. Она подняла на меня глаза, заметила значок пожарной части и добродушно улыбнулась.
— Здравствуйте! Могу я вам чем-то помочь, молодой человек?
Спасибо Господу за мою профессию. Пожарным везде рады.
Я показал пальцем через плечо.
— Да, я только что навещал приятеля, Брэндона в 214 палате, — кивнул назад и снова попытался искренне улыбнуться. — Я тут заметил, что с другими пациентами постоянно находятся родственники. Нельзя ли, чтобы и его невеста все время была рядом? Ему бы это понравилось.