Я бросила мешок с мусором к его ногам, закрыла лицо руками и всхлипнула. Он обнял меня, и я окончательно раскисла.
— Я не могу не убирать, у меня в голове живет какое-то чудище, и я по тебе скучаю, и Слоан вся расклеилась, а родители не хотят отключать Брэндона от аппаратов, поэтому его органы тупо гниют. У меня не получается проводить пылесосом ровные полосы по ковру, а Каскадер в приюте, и я не видела его уже несколько дней, поэтому дай мне просто прибраться в этой чертовой квартире!
Не знаю, сколько он из всего сказанного расслышал, если вообще хоть что-нибудь. Я ревела навзрыд и сама с трудом себя понимала. Он просто обнимал меня и гладил по волосам, и впервые за последние недели мой велоцираптор стал успокаиваться.
Рядом с Джошем я становлюсь слабой. Или сильной. Защитный механизм не срабатывает, и все встает с ног на голову. Когда во мне бушует зверь, я хотя бы могу собраться с духом и сделать все, что от меня требуется. А сейчас в голове царит полная сумятица.
Хорошо, что это моя сумятица.
Как у него это получается? Он сумел пробудить дремлющие уголки моей души. Он прорвался через меня штормовой волной, и за ним хлынули чувства.
Я взяла воду.
И в тот же миг что-то подсказало мне, что если позволить, то он не даст мне утонуть. Ни с кем еще я не чувствовала себя такой беззащитной и такой защищенной одновременно.
Меня бросило в жар, пробила дрожь. Хватая ртом воздух, я вцепилась ему в рубашку и держалась, пока не успокоилась. Он так крепко прижал меня к себе, что я ни за что бы не упала.
— Я не могу тащить их всех на себе, — прошептала я.
Его грудь дрогнула.
— Мне кажется, ты и себя-то тащить не в силах…
Я хмыкнула.
— Пожалуйста, Джош. — Я подняла на него глаза, руки дрожат, прижаты к его груди. — Пожалуйста, ты должен вмешаться. Поговори с его родителями. Они прислушаются к тебе.
Он смотрел на меня так, будто мои слезы доставляли ему нестерпимую боль. Его тоскливый взгляд словно лезвием резал мне по сердцу. Печальные глаза, опустившиеся губы, хмурые брови.
Он любит меня почти так же, как люблю его я, и я знаю, что заставляю его страдать. Он думает, что меня ему будет достаточно. Но это не так. Как я могу заменить полдесятка детей, о которых он так мечтает? Это невозможно. Так не бывает. В этом нет логики.
Он пальцем стер слезу с моей щеки.
— Хорошо, — прошептал он, — я схожу. Только ты сядь, пожалуйста. Брось эту уборку. — Он чуть наклонил голову и заглянул мне в глаза. — Все хорошо? Ты вся дрожишь.
Джош прижал мою руку к своей груди, чтобы унять дрожь, и от близости с ним я впервые за последнее время почувствовала себя нужной.
— Я в порядке. — Я сглотнула слезы. — Только поторопись, ладно?
Он смотрел и смотрел на меня, будто пытался запомнить каждую черточку моего лица или хотя бы просто побыть со мной лишнюю секунду. Затем повернулся и пошел в ванную.
Джош ушел, и с меня будто сняли одежду, я будто оказалась одна под открытым небом.
Я скучала по нему. И время меня совершенно не лечило. Наоборот, становилось только хуже. Мое сердце, словно заброшенный дом, каждый день поливало дождем, от которого протекала крыша, затапливало комнаты, разбивались окна, и от этого постепенного разрушения я все больше и больше слабела, становилась все ближе и ближе к развалу.
В ванной зашумела вода, я оглядела квартиру и начала заводиться с новой силой.
По крайней мере, я могу сделать для него хотя бы это. Могу привести здесь все в порядок. Постирать белье и одеяла. Освежить комнату, внести уют, чтобы ему было приятно здесь жить. Сделать то, на что сам он сейчас был попросту неспособен.
Я ринулась в бой. Сдернула с кровати белье, распахнула окна. Когда очередь дошла до посуды, у меня внезапно закружилась голова.
Почему пощипывает губы?
Трясущимися пальцами я коснулась рта.
И вдруг в глазах потемнело…
Глава тридцать седьмаяДжош
Первый раз за несколько дней я провел по щеке бритвой и внимательно изучил свое отражение в зеркале. Снаружи такой же, как и внутри.
Потерянный.
Хорошо, что пришла Кристен. Сразу стало легче. Ее присутствие как глоток свежего воздуха, пусть даже она язвит или командует. Рядом с ней я полон энергии, могу взять себя в руки.
Как и всегда, Кристен была прекрасна, правда, выглядела неважно. Бледная. Худая. Она похудела, очень сильно похудела. Совсем о себе не заботилась.
На себя мне пока что было плевать, но для нее я был готов на все. Я бы заботился о ней, только бы она позволила. Правда, до сегодняшнего дня мы уже несколько недель не разговаривали.
Но я не сдался. И никогда не сдамся. Только устал немного. Ее упрямство, непреклонность совсем меня измотали. Жизнь без Кристен и Брэндона казалась бессмысленной. Как же мне хотелось поговорить с ним о ней, а с ней о нем. Но они оба бросили меня.
Происходящее было настолько чудовищным, что не укладывалось в голове.
Я больше никогда его не увижу. Мы никогда не будем сидеть в засаде, охотиться на уток и болтать обо всем на свете. Мы больше никогда не сможем обсудить ни Кристен, ни Слоан, ничего.
Я не буду его шафером. Он не будет моим. Наши дети никогда не будут вместе играть.
Одиннадцать лет. Мы дружили одиннадцать лет. А потом он взял и умер. Жизнь оборвалась. Значит, столько было отведено ему судьбой. Но я не знал, как жить дальше.
И поэтому просто существовал.
Я был почти уверен, что, когда выйду из душа, ее уже не будет. Сбежит. Она всегда так поступала. Но где-то в глубине душе все же надеялся застать ее и мог бы побиться об заклад, что она чистит и драит. Но, выйдя, увидел ее на диване. С первого взгляда понял, что-то случилось.
Я бросился к ней.
— Кристен, что с тобой?
Она тяжело и часто дышала.
— Я ничего не вижу. В… в глазах потемнело.
Вся в поту. Дрожит, дыхание прерывистое. Я поднял веко, она меня ударила.
Настроена агрессивно.
Гипогликемия.
Бросился в кухню — только бы она не вынесла мусор. На глаза попался вчерашний стакан с остатками колы, схватил его, вернулся к дивану.
— Кристен, ты должна это выпить. Тебе не понравится, но так надо.
Газировка была старой, теплой, без газов, но ничего другого не было. Я сунул ей в рот соломинку.
Она с силой замотала головой и стиснула зубы.
— Нет.
— Послушай, у тебя низкий уровень глюкозы. Тебе нужен сахар. Пей. Станет лучше. Давай.
Она попыталась выбить стакан из моих рук, но я уберег его, будто это было единственное лекарство от рака.
Если сейчас же не поднять сахар, начнутся судороги. Потом потеря сознания. Судя по ее состоянию, это могло случиться в любую минуту.
Я запаниковал. В висках стучало. Что с ней?
— Всего пару глоточков, пожалуйста, — умолял я.
Она взяла соломинку и начала пить, я с облегчением вздохнул.
Еще несколько глотков, и дрожь прекратилась. Я принес влажное полотенце и протер ей лицо, когда она пришла в себя. Стянул толстовку — мою толстовку.
— Когда ты в последний раз ела?
Она все еще плохо понимала, что происходит. Не могла сфокусировать на мне взгляд.
— Не знаю. Давно.
Я посмотрел на часы. Черт, уже почти два.
— Собирайся, пойдем обедать. — Я помог ей встать, придержал за талию. Она еле держалась на ногах. Живот по бокам твердый.
Что-то не так.
Я усадил ее в машину и повез в ближайшую кафешку. Не самый лучший вариант, конечно. Она терпеть не могла «Бургер Кинг», но выбирать не приходилось.
Мы сделали заказ в окошке экспресс-обслуживания и поехали на парковку. Я подал ей бургер и стал смотреть, как она ест. Опустошенная. Кожа землистого цвета.
— У тебя диабет? — уточнил я, продолжая изучать ее внешний вид.
— Нет, — буркнула она.
— Уверена?
— Уверена, — подтвердила она, медленно пережевывая картошку.
— А в семье есть диабетики? У родственников, я имею в виду?
— Я понимаю, что значит «в семье», — огрызнулась Кристен и стрельнула в меня взглядом. Я улыбнулся, радуясь, что сахар в крови повысился и теперь она просто голодная.
— Нет, диабетиков у нас нет. И у меня диабета нет.
Я воткнул трубочку в апельсиновый сок и передал ей.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что у меня нет времени на диабет, Джошуа.
Я хмыкнул. Конечно.
— Послушай, тебе обязательно надо сходить к врачу и сдать кровь на сахар. Раньше такое случалось?
Она помотала головой.
Я взглянул на ее живот. Майка, надетая под мою толстовку, сидела по фигуре. Насколько я мог судить, за последние несколько недель живот не увеличился. Даже наоборот, стал меньше. Могли ли за это время уменьшиться фибромы? Возможно, причиной всему снижение веса? Хотя вряд ли.
Если бы она позволила дотронуться до живота, то, может быть, моих медицинских знаний хватило бы, чтобы понять, в чем дело. Но Кристен никогда на это не согласится.
— Когда у тебя операция? — поинтересовался я.
Она попила.
— Должна была быть две недели назад.
— А теперь когда?
— Пока не знаю, — пожала она плечами. — Но точно не в ближайшее время. Восстановление займет от полутора до двух месяцев. За мной некому будет ухаживать…
— Я могу.
Она сжала губы.
— Я нужна Слоан.
Я откинулся на спинку и закрыл глаза. Надо было как-то заставить ее подумать о себе.
Связан ли сегодняшний приступ с ее диагнозом? Но инсулин вырабатывается поджелудочной железой. При чем здесь внутриматочные опухоли? Возможно, были скрытые симптомы, которые и привели к такому состоянию. Если бы она поела вовремя, то уровень сахара бы не упал. Раньше она всегда следила за питанием. И, возможно, никогда не доводила себя до такого.
— Со мной все хорошо, — заверила она.
Я открыл глаза.
— Нет, нехорошо. У тебя болезненный вид. Ты бледная. У тебя слабый пульс. Ты чуть не потеряла сознание. У тебя могли начаться судороги. А если бы в этот момент ты была за рулем?