И Тэссе захотелось защитить каждую из своих сестер, спрятать их между ладоней, чтобы никто и никогда больше не коснулся, больше не обидел. Но они уже не нуждались в защите, а хотели насытиться новыми бедами, новыми страданиями. О, несколько лет назад Тэсса могла бы многое кинуть в этот костер, но сейчас в ней плескалась одна чистая, бескрайняя любовь. И оттого ее танец оставался одиноким, а девы обступали ее все плотнее и плотнее, и не было больше в их намерениях ничего доброго. Они призывали в свой круг союзницу и теперь злились из-за того, что ошиблись.
Тэсса остро ощутила, как изменилась атмосфера. Сказка разбилась о зловоние нечисти, а вечность обернулась пшиком. Вместо любящих объятий ее ждали оскаленные пасти и полуистлевшие мертецы. А скрипка все надрывалась, переходя в пронзительный зловещий скулеж.
Смерть, которая совсем недавно казалась такой заманчивой, такой утешительной, обнажила свою отвратительную и пугающую морду. И Тэсса впервые за много лет ощутила себя в ловушке, из которой ей ни в какую не вырваться. Беспомощность — забытая, непривычная, детская, — неожиданно обожгла ее вспышкой ледяной паники, а потом круг разомкнулся, и зловеще-сложная физиономия Фрэнка возникла прямо перед Тэссой.
— Пойдем домой, — широко зевая, сказал он, — чего ты тут вытворяешь босиком. Посмотри на свои ноги, все оцарапаны.
Она послушно посмотрела, чутко прислушиваясь к многоголосому шипению, сменившему пение. Да, стопы были в плачевном состоянии. Разозлившись на все пакости последних дней — мало ей лысой макушки — Тэсса ухватилась за Фрэнка, теплого, надежного как скала, твердо стоящего на этой земле, невозмутимо пришедшего за ней сквозь строй мертвецов, а потом и вовсе обняла его. Ведь самое безопасное место — в центре урагана, и чтобы сердце билось о сердце.
Энергия выплеснулась свободно, и скрипка задохнулась на высокой ноте, а волынка замолкла на низкой. Каменной пылью женские фигуры оседали на землю, и утром жители Нью-Ньюлина изрядно удивятся тому, как изменился ландшафт лужайки. Звезды на всякий случай торопливо попрятались за облаками, а вот любопытная луна наоборот опустилась ниже, подглядывая и подслушивая.
И снова запели птицы, и стал слышен прибой, и вместо приторного запаха крови вернулась соленая свежесть.
С наслаждением набрав целую грудь воздуха, Тэсса потянулась к Фрэнку, нагибая здоровяка к себе для поцелуя. Она так хотела его, что в глазах темнело. Жажда, которую пробудили танцующие девы, требовала своего.
Тэссу только что поманили, а потом отвергли, и теперь ей очень важно было снова ощутить себя желанной.
Надо было понимать, что такое Фрэнк Райт. Ни девы, обратившиеся в камень, ни то, что они находились посреди деревни, где всякий мог их увидеть, ни все еще тлеющая земля не могли его смутить, когда он целовал Тэссу Тарлтон.
Подхватив ее на руки, он легко, не прерывая поцелуя, вышагнул из каменного круга, отошел туда, где трава не дымилась, и осторожно опустился вниз, пристроив Тэссу у себя на коленях, чтобы ей не пришлось елозить по голой земле. Как любой, по-настоящему сильный человек, он легко передавал управление, не тревожась о том, что его брутальности хоть что-то угрожает, и она обожала Фрэнка за то, как много в нем всего было.
Стягивая с него майку, Тэсса даже заплакала от восторга — ее волшебная ночь все-таки состоялась, только вместо смертельной пляски она получит бездуховный секс, полный жизни, пота и всяких других жидкостей. На пижамных штанах Фрэнка не было ни ремней, ни молний, и ткань приятно легко сминалась под ее руками.
— Эй, — раздался рассеянный голос Холли, — Тэсса, повернись так, чтобы я видел твое лицо.
Засмеявшись, она посмотрела на него — скрестив ноги, балбес сидел на камне, недавно бывшем танцующей девой, и сосредоточенно рисовал при свете яркой луны. Концы длинного атласного халата и светлые отросшие волосы трепал ветер. Холли выглядел умиротворенным и спокойным, в то время как возбуждение Фрэнка едва не приподнимало Тэссу повыше.
Что ж, одним кромлехом стало меньше, одной картиной станет больше.
— Нарисуй что-то прекрасное, Холли, — велела она и вернулась к Фрэнку и его поцелуям.
***
Оказывается, сложно убить человека без особых навыков. У Билли Милна не было огнестрельного оружия, да и пользоваться им он не умел. Зарезать Дебору? Не так-то просто попасть в какой-нибудь особо важный орган, не зацепившись за всякие там мышцы или ребра. Яд тоже в магазинчике Кенни не продавался.
Оставалось либо сбросить ее в море со скалы, либо ударить чем-то остро-тяжелым по голове. И тот, и другой вариант не давал стопроцентной гарантии.
Словом, едва ступив на преступный путь, как Билли сразу устал. На него оптом напали бессонница, расстройство желудка и мигрень. Беспокойство грызло, как голодная мышь.
Устав ворочаться с бока на бок, он со стоном сполз с кровати, нашарил тапочки и спустился вниз. Выпил виски, всей шкурой ощущая, что бездельник Эллиот спит на его простынях за стенкой. Не в силах больше терпеть это унизительное вторжение, Билли вышел из собственного горячо любимого дома, мечтая, как однажды заживет там в полном одиночестве.
Прежде ему по ночам гулять не доводилось, поэтому Билли не шел по единственной улице деревни, а скорее крался. Ему повсюду мерещились чудовища и разбойники, и он шарахался от каждого куста.
К морю идти не хотелось, к альпакам тоже, и Билли просто топтался на пятачке между магазином и кофейней, не решаясь слишком далеко уходить от родного забора.
Тихий голос заставил его подпрыгнуть, как зайца:
— Никогда не видела, чтобы человек помирал так нелепо, как помер ты, Билли Милн.
Глава 28
Кимберли Вайон была, наверное, самой странной среди тех странных психов, которые числились в соседях Билли Милна. Эта женщина постоянно где-то пропадала и появлялась совершенно внезапно, несла разную околесицу и носила многослойную разноцветную одежду, которая делала ее похожей на огородное пугало.
— Никогда не видела, чтобы человек помирал так нелепо, как помер ты, Билли Милн, — произнесла она небрежно, будто говоря о сущей безделице.
Он застыл, потрясенный, испуганный и яростный, — что болтает эта чокнутая? Как она смеет? За что?!
— Убирайся, — прохрипел Билли, замахнувшись.
Кимберли нисколько не испугалась, наоборот, шагнула ближе и добавила все тем же равнодушным голосом:
— На тебя упадет лошадь. Или она уже упала? Ты умер или еще жив?
— Когда? — шепотом спросил он, и его занесенная было рука бессильно упала.
— Когда? — недоуменно переспросила сумасшедшая и побрела к морю, бормоча себе под нос: — Такие красивые похороны, столько цветов, и такая печальная Дебора. Черные ленты в ее волосах… почему апельсины? Так эксцентрично…
— Да подожди ты! — закричал Билли, нисколько не волнуясь о том, что его крик далеко разносится по тихой ночной деревне. Он схватил Кимберли за локоть, дернул ее на себя: — Скажи, ведьма, сколько точно мне осталось?
— Я тебе что, математик, — обиделась Кимберли, вырвалась с неожиданной силой и тут же мгновенно растворилась в густой темноте.
У Билли подкосились ноги, и он опустился вниз, закрыв лицо руками. Отчего-то в его голове крутились глупые мысли о том, что никогда прежде ему не доводилось сидеть на голой земле и что она холодная и влажная. О том, что он находится ночью на улице совсем один и даже остролиста у него при себе нет. И он совсем не думал о том, что Дебора будет на его похоронах, а значит, он умрет раньше, чем убьет ее.
Жизнь вдруг показалась невероятно ценной и хрупкой, и у Билли слезы выступили на глазах. Напрасно он убеждал себя, что по сути ничего не изменилось, каждый человек однажды покинет этот мир, Кимберли не сделала сенсационного открытия. Каждый, но не Билли. К нему эта истина вроде как совсем не имела никакого отношения.
— Лошадь… лошадь! — воскликнул он, спохватившись. — Все дело в лошади!..
Вскочив на ноги, он бросился к своему дому, чтобы истребить все статуэтки и картины с изображением этих животных.
***
— Ты идиотка, Тарлтон, — сказал Эмиль Ларс, дослушав рассказ про ее ночные приключения.
— Так точно, — согласилась она меланхолично.
Они прощались ранним утром на окраине Нью-Ньюлина, и рассвет все вокруг окрашивал в нежно-розовое. Тэсса еще не ложилась, да и Эмиль только-только оставил свой пост возле дома отшельника Эрла. После бессонной ночи оба пребывали в малость заторможенном состоянии.
— Ты застряла между инквизитором и человеком, — вздохнул он, — и посмотри, как это опасно. Прошлая ночь должна стать уроком: не суйся в передряги, из которых тебе не выбраться.
— Это произошло само собой.
— Любовь убивает, — напомнил он, — вот почему наши наставники первым делом избавляют нас от эмоций. А ты просто переполнена ими.
— Но ведь все обошлось.
— Благодаря постороннему лицу, а не тебе. Как этот парень, кстати, прошел за тобой через строй девиц? Они должны были свести его с ума.
— Это же Фрэнк, — объяснила Тэсса. — Он всегда и везде видит только меня.
— Это опасно — рассчитывать на других. Однажды помощь может не прийти вовремя.
— Перестань повторять постулаты ордена. Я как-нибудь выживу здесь, Ларс. В конце концов, это всего лишь тихая деревушка на самом краю света.
— Ага, — согласился он, и они захохотали от нелепости этого утверждения.
— Что ты доложишь ордену? — отсмеявшись, спросила Тэсса.
— Правду. Что ты счастлива и профнепригодна.
***
— Просто расколдуй Дебору! — потребовал Эллиот.
Тэсса провела пятерней по лысой макушке. Ожоги начали заживать и теперь все время чесались.
— Расколдовать Дебору, понятно, — кивнула она и перевернула табличку, сменив «мэра» на «шерифа».
Фанни мыла конторские окна, тихо напевая себе под нос. Сварливый Джон Хиченс по-стариковски терпеливо сидел на диване, ожидая своей очереди на прием. Рядом с ним пристроилась Джулия и, следуя своей теории о максимальной эффективности, одновременно читала книгу и тренировала запястье с помощью ру