Фрэнк Синатра: Ава Гарднер или Мэрилин Монро? Самая безумная любовь XX века — страница 25 из 50

Ава обмерла, соображая, откуда получена информация. Дом оставался под охраной, но визиты Хосе им удавалось окружить секретностью. «Жучки!» — вспомнила она разговор Хьюза о наблюдении за подозрительным сотрудником. Вспыхнув негодованием, Ава подбоченилась:

— Ты следишь за мной? Ты нашпиговал дом жучками? Ты подслушивал мои разговоры? Мерзость!

— Только бегло просмотрел записи телефонных звонков. Скорее всего, твой любовник здоров. Но знаешь, бывают скрытые переносчики заразных инфекций. Особенно среди цветных. Что за пристрастие к ущербным расам?

Ава закрыла глаза и глубоко вздохнула, пытаясь сдержать клокотавшую ярость. Не удалось — руки сами схватили и обрушили на его голову китайскую вазу. Какое нечеловеческое удовольствие! Хорошо, что Хьюз редко снимал шляпу.

Вскоре они сидели на террасе пентхауза отеля в Лас-Вегасе. Хьюз всегда снимал этот номер — он любил высоту и полагал, что чем выше от земли, тем меньше микробов. У ног его валялась кипа технических журналов:

— Я теперь знаю, что хочу! Эта новая резина — то, что нужно для шасси!..

— Счастливчик… — Ава надула губы. — А я не знаю. Не знаю, чего хочу.

— Давай, детка, придумывай поскорей. Только я не стану вызывать сюда твоих желтокожих жополизов. — Говард уже звонил на резиновый завод в Каролине.

— Бр-р-р! — Ава зябко поежилась, сдержав резкое словцо. Боясь ступить на опасную тропу сражения, она выпалила: — Я хочу апельсинового мороженого!

Говард, серьезный, словно речь шла о закупке завода, начал поиски мороженого. В ресторане отеля именно апельсинового не оказалось. Она была согласна на любое другое, но Говард даже не слушал. Повернувшись к даме спиной, отдавал распоряжения. Наконец он удовлетворенно рухнул в плетеное кресло и сообщил:

— Будет.

Через час у отеля остановился лимузин, через десять минут шофер в ливрее торжественно внес в номер целую бочку мороженого…

Сладкая жизнь продолжалась. Но никакие сладости, никакие выходки всевластного господина не могли укротить независимость Авы. Она хотела иметь свою жизнь. Говард не всегда мог смириться с этим.

Он редко предупреждал о своем появлении или исчезновении. Мог оставить даму в ресторане в разгар интимного ужина. Мог и нагрянуть ни с того ни с сего и повести себя, мягко говоря, неэлегантно. Обнаружив у дома Авы мексиканского тореадора, Хьюз влепил ей пощечину и вывихнул челюсть. Она запустила в авиатора подсвечником. Журналисты резвились — таких живописных сцен им не подбрасывал никто.

Однажды, появившись в разгар вечеринки, которую Ава устраивала в его особняке, Говард не одобрил состав гостей и затеял драку с хозяйкой бала. На следующий день его слуга попросил мисс Гарднер немедленно собрать вещи и освободить помещение. Газеты бесновались: «Хьюз выгнал Гарднер на улицу!»

Вернувшись домой, Ава прокляла тот день, когда увидела Говарда за фонтаном с шампанским. И тут же вызвала Лану.

— Это конец! С меня довольно. Шпионит, натравливает слуг на моих друзей, подслушивает телефонные разговоры, а у самого куча девок! Да и не только.

— Минутку! Кажется, к тебе пришли! Я открою. — Услышав звонок, Лана поднялась, одернув на груди обтягивающий свитерок. — Вытри сопли. Сдается мне, это он.

Вскоре она, пятясь, впустила в комнату двух посыльных, внесших колоссальную корзину.

— Не меньше ванны! И полна цветов! — Дана достала карточку: — Так! Гений сообщает, что сегодня будет молить прощения у твоих ног. Я-то думала обнаружить шалуна среди орхидей. Вот, читай.

Ава отбросила карточку:

— Если его не вызовут на совет директоров или сантехников… Если не треснет шланг в каком-то самолете или… или он вообще не забудет… — Она запустила руки в гриву распущенных волос. — Кажется, с меня довольно.

— Тебя можно понять, дорогая. Но… — Лана наморщила носик. — Если ты не против, я покручусь возле Хьюза. Понимаешь… С Папашкой мы, вроде как, разводимся…

Связь Авы с Хьюзом тянулась десять лет. Она была едва ли не единственной из его дам, кто навещал измученного болезнью Хьюза перед его смертью. Он был единственным, кто прислал на ее пятидесятилетие букет алых роз. Но все это случится еще не скоро — через четверть века.

«Гуляй и зажигай! Мы созданы для страсти!»

Из домоседки Ава превратилась в завсегдатая ночных клубов. Ее туалеты подробно описывались в отчетах светской хроники, как и армия ее кавалеров, представлявшая смесь породистых знаменитостей с никому не известными «дворняжками». Ава купалась в преклонении и любви. Журналисты повторяли ее девиз: «Никакой рутины, только шутки, юмор, веселый смех!»

Ей двадцать пять, она сказочно хороша, чем повергает в шок обычных смертных, не причастных к голливудским чудесам, — полицейских, водителей такси, домохозяек, продавщиц. Где бы ни появилась эта совершенная женщина, на нее глазели с открытым ртом. Завистницы пытались найти изъяны. Но изъянов не было. Минимум косметики — и дивное лицо можно показывать самым крупным планом. Однако актрисой она оставалась средней — героиней класса «Б». И тут ей помог случай! Джорджу Рафту требовалась партнерша для фильма «Остановка по свистку», но ни одна кандидатура пока не устраивала создателей. Наконец нашелся повод встретиться с Золотым Львом.

Теперь Ава не сомневалась, что сдаст экзамен этому знатоку женственности.

— Детка, ну нельзя же так мучить старика… — Тяжело дыша, он освободился от лежавшего на нем великолепного тела. К финалу они пришли вместе и вместе вкусили первые минуты совершенно опустошающего покоя. Ава была бесподобна, ему удалось доставить ей удовольствие, и ради этого, может, и стоило забыть о больном сердце.

— А ты губительница. Скольким уже шею свернула? — Майер пустил в стакан струю из стоящего у кровати сифона и жадно выпил.

— Микки успешно женился. Хьюз, если и болеет, то не из — за меня, а мужчинам с корриды я приношу только пользу.

— Тебя все же тянет к быкам. Ты не знаешь, но тогда с Клифом я прозвал тебя коровницей.

— Кстати, куда он делся?

— Погорел из-за твоей свадьбы. Оуэн ловко поработал сводником, пользуясь очевидно сюжетом Шекспира. Но, увы, фокус не удался. Я с треском вышиб его.

— Жаль. И ничего нельзя поправить?

— Думай лучше о новой роли. Это не то, что я хотел бы для тебя, но для начала есть за что зацепиться…


На студии они со Львом разыграли безобидную сценку. На встрече с режиссером Майер заметил: «Вы слишком долго подбираете актрису. Посмотрите, вот эта красотка болтается тут целыми днями и ни черта не делает. Может, попытаемся?» Пробы оказались хорошими, и съемки начались. Ава получила настоящую роль…

Ее вагончик возле съемочной площадки был раскален солнцем. Никто в нем не засиживался — гримерша управлялась за несколько минут, а парикмахеру и вовсе делать было нечего. Об этих волосах щедро позаботилась природа.

Выйдя из вагончика, Ава отвернулась от солнца, стараясь не повредить грим испариной. И вдруг прямо в лицо ей ударила струя воды!

— Вы что, сбрендили? И как таких идиотов держат в дворниках! — накинулась она на мужчину со шлангом, промокая лицо подолом крепдешиновой юбки. — Идите вы… подальше со своими извинениями. — Она удержалась, чтобы не ввернуть словцо покруче. С волос капало, а блузка, совершенно промокшая, прилипла к коже, обрисовывая все прелести.

— Я и не думаю извиняться! Извиняться за такую красоту? Я чертовски горд! Прямо как Гойя, завершивший портрет герцогини Альба! Вы стали еще лучше! — Он сделал шаг к ней, жадно всматриваясь в лицо. — Как режиссеры не могут понять этого… Вы совершенство, и у вашей красоты нет врагов. Солнце, ветер, дождь — это аккомпанемент… к божественному соло…

Мужчина был молод и очень красив. Рукава белой рубашки закатаны, воротник а-паш открывал смуглую шею. В волосах дрожали капли воды. У ног незнакомца шипел в траве шланг.

— Вы дворник? — Она сама удивилась нелепости вопроса.

— О нет, мисс. Скорее художник. Любой придворный художник, любого самого пышного и древнего двора, позавидовал бы тому, кто имеет такую модель. Даже, полагаю, сам Гойя.

— Изысканный комплимент. Вы участвуете в эпизоде?

— Я здесь человек случайный. Меня на время поселили вон в тот вагончик. А у меня от пыли инструмент шалит. Устроил полив — проявил инициативу. Все-таки примите мои извинения. — Он поклонился, траурно опустив длинные ресницы, поднял шланг и, улыбнувшись ей, зашагал прочь.


По поводу завершения съемок в павильоне, как водится, устроили банкет. Но Ава ничего не помнила с того момента, когда увидела прямо перед собой «художника», облившего ее из шланга…

— За успех нашего фильма! — Он вдруг появился перед ней со своей неотразимо привлекательной улыбкой и протянул бокал вина.

— Так вы в самом деле художник? — Она взяла бокал, не сводя с него зеленых глаз.

— Нет, я музыкант. Видите ли, фильм назван «Остановка по свистку». Свисток изображает мой кларнет. Но это ведь скучно — вот и пришлось немного посочинять.

— А… — В памяти Авы прояснилось. — Вы кларнетист Арти Шоу! Муж моей подруги.

— Могу уверить вас, прекрасная синьорина, ничьим мужем я в данный момент не являюсь. Если не считать мою пожизненную жену — музыку.

— Я тоже… Я тоже свободна…

«Ну почему твой голос меня мучит?»

— Слушай! Вот эта мелодия — она течет, переливается, обретает иное русло, слившись с потоком праны… — Он извлек из кларнета протяжный ручеек звуков. — Похоже на поток сознания Фолкнера. — Арти, в свободной белой рубашке и холщовых брюках, стоял на балконе своей квартиры в Лос- Анджелесе. Восходящее солнце светило из-за его спины, окружая фигуру слепящим ореолом. Ава потянулась и зажмурилась — уж слишком рано он затевает эти «потоки», ловит энергетику рассвета. Считает, что звук в лучах утреннего солнца распространяется особо. По доминанте или по дивергенте, или… Ну дисперсия какая-то происходит. Такого умного мужчину Ава еще не встречала. Всемирно известный кларнетист, руководитель джаз-оркестра, экстравагантный чудак, за которым тянулась бесконечная череда неудачных браков, очаровал ее. Такой особенный, как инопланетянин. Но иногда уж лучше бы попроще. Без наворотов. Без «потока сознания» с утра пораньше.