л сам, согласившись на дневные шоу в театре «Кэпитол». Фрэнку нужна была работа, нужны были деньги – он ни от каких предложений не отказывался. Прибавьте к этому страх, что перед требовательной нью-йоркской публикой придется появиться отнюдь не в лучшей форме. Чтобы справляться с нагрузками и страхами, Фрэнк принимал столько седативных препаратов, сколько соглашался выписать врач.
Джимми Сильвани, работавший личным телохранителем Синатры, во время первого его выступления в «Копакабана» находился за кулисами. Сильвани вспоминает:
– Синатру тогда чуть не постиг нервный срыв. Он всё твердил: «Карьере конец, карьере конец. Я выдохся, а надо идти на сцену, к этим зрителям – которые ни пластинок моих больше не покупают, ни фильмов не смотрят». Синатра тогда таблетки горстями ел – и чтобы утром встать, и чтобы снять напряжение, и чтобы уснуть. По нашим нынешним временам его бы, наверное, в «Бетти Форд»[7] упекли. Вот сколько проблем у Синатры было из-за таблеток! Вечером перед первым выступлением я заглянул в гримерку и вижу: сидит Синатра перед зеркалом и бубнит «Ты справишься, Фрэнк. У тебя получится, дружище. Просто выйди на сцену и пой, как ты умеешь». То есть он настраивал себя! Вот мне его жалко-то стало! Потом явилась Ава – и шасть в гримерку.
Ава, по словам Сильвани, встала позади Фрэнка, одну руку положила ему на плечо, а в другой у нее был бокал с коктейлем. Глядя на их отражение в зеркале, Ава провозгласила:
– Фрэнсис Альберт Синатра, ты – величайший шоумен, когда-либо ступавший по этой многогрешной земле. Я в тебя верю. Я тебя люблю. Ты молодчина. – Она подняла бокал, как бы чокаясь с отражением. – А теперь иди на сцену, Фрэнсис. Докажи, что я права.
Фрэнк воспрянул и говорит:
– Я это сделаю, детка. Я сделаю это для тебя.
Поднялся, повернулся к Аве лицом. Она улыбнулась, прильнула к нему. Фрэнк ее страстно поцеловал.
После его ухода из гримерки Джимми Сильвани заметил на туалетном столике телеграмму. Вот что было в ней написано: «Ни пуха ни пера на первом выступлении. С любовью, Нэнси».
В тот вечер, двадцать восьмого марта, Фрэнк был бледен. Казалось, под угрозой не только его голос, но и здоровье. Он начал вяло, и публика его почти не слушала. Зрители шушукались, не обращая внимания на сцену! Фрэнку даже пришлось обратиться к одной особо увлеченной разговором компании:
– Послушайте, леди, я вам, случайно, болтать не мешаю?
Кое-как исполнив несколько песен и не заслужив толковых аплодисментов, Фрэнк унизился до просьбы:
– Это – мой первый концерт в «Копакабана». Ну поддержите же меня!
– Просто сердце разрывалось на это смотреть, – позднее вспоминала Ава. – Зал не внял, никакой поддержки Фрэнку не досталось. Он из последних сил выбивался. Ньюйоркцы – народ избалованный. Им не угодишь.
Отзывы о первом концерте в «Копакабана» были сплошь нелицеприятные. Например, «Хералд трибьюн» написала: «Не знаем, временное это явление или так теперь и будет, да только музыка, некогда ввергавшая в транс малолеток (кстати, что-то с ними сталось?), – исчезла. Знаменитое горло отказывается выдавать сладкие звуки. Это уже не тот волшебный голос, которым мистер Синатра исполнял легендарную композицию «Ночь и день». Да и сам мистер Синатра изменился. Ушло мальчишеское обаяние, от которого, бывало, девчонки хлопались в обморок целыми пачками».
Прочитав несколько аналогичных статей, Фрэнк изрядно разозлился. «Чертовы писаки», – так по свидетельству секретаря Авы, Мэри Ласалль-Томас, он охарактеризовал журналистов.
– Ава говорила мне, что Фрэнк даже позвонил журналисту из «Хералд трибьюн» и давай его честить, – вспоминает Мэри Ласалль-Томас. – Ава как раз вернулась после шопинга, а Фрэнк по телефону распекает этого типа на все лады. Например, он сказал: «Вы, мистер, ни бельмеса в вокале не смыслите. Кто вам позволил на личности переходить? Я не против конструктивной критики, а у вас какой-то пасквиль получился».
После отповеди Фрэнк швырнул телефонную трубку, выдернул шнур из розетки, а телефоном запустил в стену, пробив в углу изрядное отверстие. Ава мигом включилась – схватила несчастный телефон и вышвырнула в окно. Они с Фрэнком подскочили к окну и смотрели, как телефон буквально чудом не обрушился на голову ни в чем не повинного прохожего. Зрелище вызвало у обоих какой-то жуткий восторг.
Разборка
Однажды Ава и Фрэнк повздорили за ужином. Как обычно, при нескольких десятках свидетелей. Фрэнк никогда не выходил без «свиты», включавшей людей, на него работавших, а также его друзей… и друзей его друзей, и репортеров, которым удалось проникнуть в круг избранных. Фрэнк даже не всех по именам знал. Не важно, какой кризис переживала его карьера – он оставался Фрэнком Синатрой и держал свиту шумную и досужую. Свита беспрестанно курила, пила, заигрывала с официантками и устраивала междоусобные потасовки, и всё под наблюдением Фрэнка – не самого счастливого повелителя не самых галантных придворных.
В тот вечер Ава приревновала Фрэнка к участнице кордебалета, каковой кордебалет занимался разогревом публики перед выступлением основного артиста.
– У тебя есть я, – сказала Ава при многочисленных свидетелях (правда, расслышать ее было трудновато из-за общего гула). – На что тебе сдалась эта шансонетка?
Фрэнк ответил, что ничего между ним и «шансонеткой» не происходит. Просто она начала с ним флиртовать, он подыграл – разве это преступление? Но Ава продолжала развивать мысль: она, мол, Фрэнку не доверяет. Отлично, парировал Фрэнк, осушая бокал; он ей тоже не доверяет, так что они квиты. В общем, перепалка развивалась по обычному сценарию, пока Ава не перешла границы дозволенного.
– Не понимаю, что Нэнси в тебе находит, – заявила она.
Зря Ава упомянула имя Нэнси. Фрэнк по свидетельствам очевидцев так и подпрыгнул. Казалось, еще миг – и он ударит Аву.
– Никогда не произноси это имя, – сказал он. – Еще раз услышу, как ты треплешь имя Нэнси, – губы тебе расквашу.
Ава пулей вылетела из зала, вернулась в «Хэмпшир-Хаус» и стала звонить своему бывшему мужу, Арти Шоу, который жил в Нью-Йорке. Супруги даже после тяжелого развода остались друзьями – чего не понимали близкие Авы. Ведь Арти Шоу называл свою жену пустоголовой, безмозглой куклой. До того довел Аву, что она решилась пройти тест на уровень интеллекта. Вдруг и правда она безмозглая? Впрочем, ответив на все вопросы теста, Ава вдруг поняла: если мужчина считает женщину глупой, значит, он потерял бдительность. Таким мужчиной можно манипулировать. Аву это устраивало. До такой степени, что она даже не поинтересовалась результатами теста. С тех пор она чувствовала свою власть над Арти. Безусловно, свидание с ним в тот вечер следует расценивать как манипулирование. Ава хотела вызвать ревность Фрэнка. С легкостью она напросилась к Арти в гости, намереваясь пропустить по коктейльчику с ним, его тогдашней подругой, Руфь Козгров (впоследствии миссис Милтон Берл).
Ава отлично знала: Фрэнк ревнует ее к Арти Шоу и слышать не желает об общении бывших супругов. Фрэнк даже грозился (перед всяким, кто соглашался слушать): дескать, застукаю их вместе – обоих порешу. Перед тем как уйти в гости к бывшему мужу, Ава предусмотрительно оставила возле телефона блокнотик, открытый на странице с адресом Арти. Наверное, она думала: «Нескучный вечерок предстоит».
Ава не пробыла у Шоу и двадцати минут, когда вломился Фрэнк в сопровождении Хэнка Саниколы.
– Ну точные гангстеры из боевика, – рассказывала потом Рина Джордан, Авина горничная и наперсница. Правда, сама она не присутствовала, а говорила со слов Авы. – Бандиты, как есть бандиты – оба в плащах, шляпы на самый нос надвинуты, руки в карманах, будто у них там по револьверу припрятано.
Фрэнк быстро оглядел комнату. Ава сидела на стуле, с бокалом в руке, очень довольная собой. Их глаза встретились. Фрэнк явно смутился. Желание «порешить обоих» куда-то пропало. Напротив – Фрэнк развернулся к двери, вышел, ни слова не сказав. Ава продолжила приятный для нее вечер. Минут через тридцать она попрощалась с Арти, поймала такси и поехала в «Хэмпшир-Хаус».
Там Ава, слегка пьяная и очень сонная, прилегла на кушетку, сбросила туфли и задремала. Ее разбудил телефонный звонок. Звонил Фрэнк – из своего номера.
– Я больше так не могу, – заговорил он голосом, полным отчаяния. – Я сейчас руки на себя наложу. Слышишь? Прямо сейчас.
Раздались два выстрела.
Ава вскрикнула, уронила телефонную трубку и бросилась в номер к Фрэнку, по дороге прихватив свою сестру Бэппи. Фрэнк лежал на полу. Глаза были закрыты, в руке дымился пистолет.
– Господи! – выдохнула Ава, бросилась к Фрэнку, заплакала.
– У меня разум помутился от ужаса. Я не верила, что всё происходит наяву, – позднее вспоминала Ава.
Вдруг Фрэнк открыл глаза. С секунду любовники смотрели друг на друга. Так он – живой? Что тут произошло? Сам Фрэнк выглядел удивленным, будто не верил, что выстрелы всё-таки были.
– Ах ты, сукин сын! – воскликнула Ава.
Огляделась, увидела дырку в матраце. Схватила телефон и позвонила в номер Хэнка Саниколы. Хэнк мигом прибежал, сгреб постельные принадлежности, уволок к себе в номер, а Фрэнку притащил свои. А еще через несколько минут в гостиничном коридоре стало не протолкнуться из-за полиции. На все вопросы стражей порядка Фрэнк, хлопая ресницами, отвечал:
– Какой выстрел? Ничего не знаю, ничего не слышал. Ава, ты не слышала выстрела? Нет? Вы что-то путаете, ребята.
Позднее Ава рассказывала:
– Полицейские застали Фрэнка в купальном халате. Люди обычно не стреляются в неглиже, так что его неведение выглядело очень убедительно. Впору было давать ему «Оскара» за актерскую игру. Я же не могла в себя прийти, сердце так и прыгало.
На грани отчаяния
В марте 1950 года Ава Гарднер покинула Соединенные Штаты. Ей предстояло вместе с Джеймсом Мейсоном сняться в фильме «Пандора и Летучий Голландец». Путь Авы лежал сначала в Лондон, затем – в Испанию. К тому времени она нуждалась в передышке – почти театральные отношения с Синатрой изрядно ее утомили.