В Испании Ава увлеклась лихим тореадором, а на самом деле – партнером по фильму, тридцатичетырехлетним Марио Кабре, который исполнял роль Хуана Монтальво, возлюбленного Авиной героини. Кабре, даром что снялся лишь в нескольких фильмах, был крайне популярен – однако не только и не столько благодаря актерскому таланту. Марио Кабре прославился связями с самыми красивыми испанскими актрисами. Не устояла перед знойным и напористым испанцем и Ава Гарднер.
– Сама не понимаю, как это получилось, – вспоминала Ава. – Просто после одной сугубо испанской вечеринки – под звездным небом, с танцами и вином – я проснулась в постели Марио.
Разумеется, связь с Кабре для Авы почти ничего не значила. То был быстротечный, без осложнений романчик, всего-навсего удовлетворивший на время сексуальные аппетиты кинодивы. Однако, по собственному признанию, Ава рассчитывала посредством Марио Кабре вызвать ревность Фрэнка Синатры. Ревность, достаточную для развода с Нэнси и серьезного предложения ей, Аве.
Американские газеты не замедлили в красках расписать отношения Авы и Кабре. Фрэнк был потрясен и удручен. Не мог он вот так запросто сняться с места, метнуться в Испанию и проверить, так ли много он значит для Авы, как раньше. Фрэнк пытался вернуть позиции кумира миллионов, давая концерты в «Копакабана». Огромных усилий ему стоило, начитавшись желтой прессы, не расторгнуть контракт.
Двадцать шестого апреля 1950 года проблемы с голосом стали поистине пугающими. Во время дневного шоу (Фрэнк исполнял песню «Остров Бали Хай») голос его подвел. После концерта врач посоветовал Фрэнку отказаться от вечернего выхода к микрофону. Однако Фрэнк решил выступать во что бы то ни стало. Не мог он разочаровывать публику, и точка.
Третье шоу началось в два тридцать ночи. Фрэнк, в черном смокинге с атласными лацканами, в галстуке-бабочке, в туфлях, начищенных столь тщательно, что их мысы отражали огни софитов, прошествовал к микрофону. Но что пользы в великолепном наряде, когда сам артист тощ, изможден и бледен! Синатре чуть похлопали, он ответил своей фирменной улыбкой в несколько сотен ватт.
Первым номером шла композиция «У меня лишь одно сердце», которую Синатра посвятил Аве. Публика с энтузиазмом зааплодировала. Но уже на второй песне «Всё зависит от тебя» (It All Depends on You) голос предательски задрожал, а при взятии высокой ноты – и вовсе сорвался. Синатра в ужасе застыл. Откуда что берется? Сколько раньше он пьянствовал и куролесил; сколько у него баб перебывало – а голосу хоть бы хны! Фрэнк вцепился в микрофон, попытался продолжить петь. Почувствовал влагу в уголке рта. Думая, что это слюна, отер ее белоснежным носовым платком. Это оказалась кровь. Позднее Фрэнку поставили диагноз «кровоизлияние под слизистую оболочку».
Остаток вечера – а также на последующих шоу в злополучном «Копакабана» – публику развлекал Билли Экстайн.
Десятого мая 1950 года Фрэнк разорвал контракт с чикагским клубом «Шез Пари» (Chez Paree), не желая ставить под удар свой голос. По заверениям врачей, минимум на два месяца ему следовало забыть о пении. Фрэнк отправился в Майами – греться на солнце и продумывать дальнейшие шаги с Авой и Нэнси. Последняя, кстати, регулярно ему звонила, – но Фрэнк на звонки не отвечал, объясняя свою жестокость так:
– Если Нэнси действительно обо мне беспокоится, пускай даст развод.
Впрочем, стоило Фрэнку заговорить на повышенных тонах, как сбегалась его команда, умоляя поберечь голос. Врачи рекомендовали молчать, а с близкими общаться посредством записок.
Итак, Фрэнку сравнялось тридцать четыре; карьера его была под угрозой – разрыв с киностудией, никудышные объемы продаж пластинок, теперь вот проблемы со связками… Сам Фрэнк не представлял дальнейшей жизни без пения. А еще ему казалось, стоит только заполучить Аву – и всё наладится. С Авой он все препятствия преодолеет. Как он хотел услышать ее голос, ее смех!.. Увы, коварный Луис Майер блокировал телефонные звонки, чтобы ничто не отвлекало Аву от съемок. Взбешенный вмешательством Майера, доведенный до отчаяния, Фрэнк заказал билет на самолет до Барселоны.
Чем дальше, тем страшней
Прибыв в Барселону одиннадцатого мая, Фрэнк не застал Марио Кабре. Знойный «тореадор» успел уехать в Жерону, где проходили натурные съемки «Пандоры и Летучего Голландца». Ава подозревала, что режиссер Альберт Левин нарочно отправил Кабре подальше, прослышав, что тот намерен разобраться с Фрэнком.
Не успел Фрэнк шагнуть с самолетного трапа, как журналисты завалили его вопросами о Марио.
– А правда, что Марио Кабре крутит роман с Авой? – приставал один особо досужий газетчик.
– Кто-кто? – переспросил Фрэнк. – Первый раз слышу это имя.
Он взял в аренду автомобиль и отмахал шестьдесят миль по побережью до отеля «Сигалл» в курортном городе Сагаро, где, наконец, встретился с Авой. Фрэнк подарил ей изумрудное колье стоимостью десять тысяч долларов (которое вез в заднем кармане брюк, завернутым в туалетную бумагу). Также Ава получила целый ящик своей любимой кока-колы – этот подарок немало ее позабавил. Впрочем, веселость как рукой сняло, едва Ава узнала, что именно кока-колой Фрэнк запивает снотворное – прослышал, будто так таблетки действуют быстрее и эффективнее. Выглядел же Фрэнк ужасно. Вес его не дотягивал и до пятидесяти восьми килограммов, лицо было бледно, измождено.
На следующий день Фрэнк с Авой поехали на автомобиле на виллу «Ла-Бастида» в приморском городе Тосса-де-Мар, который только-только начал развиваться как курорт. Там любовники сняли два соседних дома, хотя поселились в одном, на имя Синатры. Почти неделю Синатра хворал и хандрил. Однажды утром, перед тем как отправиться ловить тунца, Ава обнаружила у Фрэнка пузырек с таблетками, который и выбросила в море. Она твердо решила своими силами бороться с бессонницей Синатры. Фрэнк, успевший подсесть на снотворное, сиганул за борт и чуть не утонул, пытаясь спасти заветный пузырек. Спасать же знаменитого певца пришлось капитану.
Дела стали совсем плохи, когда Ава наконец доставила Фрэнка на виллу. Там, прямо на крыльце, влюбленных поджидала газета со статьей о связи Авы и Марио Кабре. Впрочем, Фрэнк давно собирался устроить Аве момент истины. И вот этот момент настал. По воспоминаниям Люси Уэллман, говорившей со слов самой Авы, Фрэнк сгреб и энергично встряхнул свою возлюбленную. Всё, что он хотел знать: почему Ава афишировала связь с Кабре? Неужели ей неизвестно, как любит ее Фрэнк? Неужели она не понимает, как больно ранит Фрэнка?
– Помоги мне, – молил Синатра. – Нет, не мне – нам обоим.
Ава потребовала отпустить ее.
– Я тебе не вещь! – воскликнула она, и Синатра разжал тиски объятий.
Со слезами он повторил:
– Прошу тебя, Ава, взгляни на меня. Господи, ты что, ослепла? Не видишь, как мне плохо?
Это был решающий, почти исторический момент. Никогда прежде Фрэнк не представал перед женщинами уязвленным и несчастным – такого удостоилась одна только Ава. Возможно, сама она считала, что теперь прежние любовницы Фрэнка, а главное, его жена – отомщены. И отомстила за них она, Ава Гарднер.
– Язык у тебя подвешен, с этим не поспоришь, – заявила Ава. – Меня ты охмурил, Нэнси крови попил и продолжаешь пить, а другим твоим женщинам и счету нет. Уходи, лапочка. Не пой мне своих жалистных песен – я к ним глуха.
Фрэнк стал оправдываться – мол, к Нэнси он ездил, только чтобы детей повидать. Ава же твердила одно: они с Марио Кабре просто добрые друзья.
Фрэнк не верил.
– Не лги мне! – попросил он.
– Что такое? – возмутилась Ава. – Это кто здесь вспомнил слово «ложь»?
Одно стало понятно после этого выяснения отношений – Фрэнк нуждался в Аве куда сильнее, чем Ава – в нем.
Нэнси требует раздельного проживания
В июне 1950 года Фрэнк Синатра вернулся в Лос-Анджелес. Отдых и интенсивное лечение в Испании принесли свои результаты – знаменитый голос почти восстановился. Долли и Марти, встревоженные газетными публикациями и телефонными разговорами с Авой, приехали из Нью-Джерси на поезде. Их целью была серьезная беседа с Фрэнком. Все трое уселись по традиции за кухонный стол – совсем как много лет назад в Хобокене. Одни источники сообщают, будто Фрэнк заявил матери: мол, хочу быть счастливым, а это возможно только с Авой. Долли он не убедил.
– Что-то вид у тебя затравленный. Счастливые люди иначе выглядят, – парировала она.
Правда, на сей раз обошлось без фирменных «шпилек» Долли. Еще бы – ей было не до упражнений в остроумии. Марти предложил сыну вернуться в Хобокен, пожить в родной семье, которая, уж конечно, всегда его поддержит.
– Глядишь, сынок, мы вместе и решим твои проблемы, – убеждал Марти.
Напомнил, что сын всегда может положиться на родных, ведь семья – главное в жизни, для поддержки-то она и существует. Но Фрэнку казалось, Нэнси его отъезд очень огорчит. Если уж ехать, то с женой и детьми.
– Так за чем дело стало? – удивился Марти. – Забирай Нэнси и детишек, уедем подальше от этого Содома с Гоморрой.
Долли эта мысль не понравилась. По ее мнению, глупо отдыхать с семьей, если Фрэнк мечтает об Аве. Да и Нэнси обнадеживать такими поступками нечестно. Фрэнк, однако, уезжать в Нью-Джерси не хотел – ни с Нэнси, ни без нее. Сказал родителям, что ему надо пару недель отлежаться, а потом он отправится в Англию – его зовут выступать в «Палладиуме». Родители вернулись в Нью-Джерси без Фрэнка, очень расстроенные, что не сумели ему помочь.
Даром что новая битва с Нэнси отнюдь Фрэнку не улыбалась, он очень хотел повидать детей. Нэнси разрешила мужу провести в их доме выходные. Разумеется, с условием: спать Фрэнк будет в комнате для гостей.
Рядом с детьми Фрэнк воспрянул, зато Нэнси казалась печальнее обычного. Если уж называть вещи своими именами, она была просто подавлена. Зачем только она предложила Фрэнку этот уик-энд? Зачем сама себя обрекла на такие страдания?
После злополучных выходных Нэнси позвонила Фрэнку и попросила держать связь.