Синатра имел в виду Анджело Маджио, персонажа первого романа Джеймса Джонса «Отныне и вовек», опубликованного в 1951-м и ставшего бестселлером. Читатели встретили книгу с восторгом, а критики сочли революционной из-за разоблачения порядков в армии США.
Герои романа – американские военнослужащие. Автор показывает армию в весьма неприглядном свете, притом делает это в то время, когда американцы не ставили под вопрос порядочность правительства. Скажем больше: в сороковых и пятидесятых годах невозможно было снять военный фильм без поддержки Пентагона. Военное снаряжение стоило слишком дорого, чтобы изготовлять его специально для съемок, добыть же настоящее реально было лишь при содействии правительства.
Две студии брались за съемки, пока права на экранизацию не купил от имени «Коламбия Студиоз» Гарри Кон. Это случилось в 1951 году. Сценарист Дэниэл Тарадаш умудрился сжать роман до текста в сто шестьдесят одну страницу, не исказив сюжетных линий. Продюсер Бадди Адлер, сам лейтенант-полковник войск связи в отставке и муж кинозвезды Аниты Луиз, взялся адаптировать сценарий так, чтобы у ВВС США не было претензий. Смягчив или вовсе убрав отдельные жестокие сцены, Адлер добился официальной поддержки.
Узнав, что «Коламбия» готовится снять фильм «Отныне и вовеки веков», Синатра задался целью получить роль Маджио, уроженца Бруклина итальянского происхождения. Эта актерская работа позволила бы ему завязать с амплуа звезды мюзиклов и вообще стала бы прорывом в карьере.
– Мне бы только роль получить, а уж я с ней справлюсь, – сказал Фрэнк жене. – Я ведь вырос в окружении доброй сотни таких вот Маджио. Я сам – Маджио.
На главную мужскую роль – Роберта Ли Прюитта – уже был выбран Монтгомери Клифт. Джоан Кроуфорд взяли бы на роль Карен Холмс, жены офицера, если бы не ее настоятельное требование – работать с собственными костюмерами. В итоге роль досталась Деборе Керр, которой пришлось брать уроки, чтобы избавиться от британского акцента. Роль офицера Уордена, безукоризненно несущего службу и параллельно имеющего любовную связь с героиней Деборы Керр, исполнял Берт Ланкастер, а подругу Прюитта, Альму, играла Донна Рид. Также в фильме снимались Эрнест Боргнайн (Джадсон Толстяк, убивший Маджио). К слову, Боргнайн был столь ярым поклонником Синатры, что дал своей дочери имя Нэнси, а Фрэнка называл своим кумиром. Не было актера лишь на роль самого Маджио.
Ава взялась повлиять на Гарри Кона, чтобы тот отдал роль Фрэнку. Правда, Фрэнк был против ее вмешательства.
– Уж если я роль Маджио заполучу, то только благодаря своим силам и своему таланту, – так он сказал Аве.
А сам задействовал всех, кого только мог, для убеждения Гарри Кона. Фрэнк даже слал Кону и режиссеру, Фреду Циннеману (известному по фильмам «Ровно в полдень» и «Участница свадьбы»), телеграммы с подписью «Маджио».
Аве казалось, что заветная роль снизит напряженность в отношениях с мужем, поэтому, несмотря на запрет Фрэнка, продолжала за него хлопотать. Она заручилась поддержкой Джоан, жены Гарри Кона.
– Пусть хотя бы пробу устроит, – просила Ава. – Пожалуйста, Джоан, посодействуй. Фрэнку позарез нужна эта роль.
Ава не знала, что Фрэнк успел пообщаться с Коном во время ланча, и Кон без обиняков заявил – Фрэнк ему не нужен, даже за предложенный самим Фрэнком скромный гонорар в одну тысячу долларов еженедельно. Вот до каких сумм дошел Синатра, а ведь раньше, бывало, ему платили по сто пятьдесят тысяч за фильм.
– Ты рехнулся, – заявил Фрэнку Гарри Кон. По его мнению, Фрэнк был певцом, но никак не актером. И сыграть в приличном фильме по определению не мог.
Ава тем временем не дремала. Пол Клеменс, ее приятель, как раз гостил у четы Кон. Однажды он пригласил Аву на ужин с Конами, и Ава, конечно, воспользовалась случаем. Вспоминает Эрл Уилсон:
– Вы ведь понимаете, Гарри, кто лучше всех подходит на роль Маджио, – приступила Ава к Кону. – Разумеется, этот сукин сын – мой муженек. Вот послушайте, что я вам скажу. Если Фрэнк не получит роль Маджио, он руки на себя наложит. Как пить дать наложит.
Ава отнюдь не преувеличивала.
В конце концов, Гарри Кон и Фред Циннеман сдались. Кон сам позвонил Синатре и позвал на пробы, попросив «ослабить давление и перестать науськивать Аву».
От экземпляра сценария, предложенного Бадди Адлером, Фрэнк отказался. Он давно выучил заветную роль наизусть, ведь он столько раз перечитывал ее! Эту кинопробу он намеревался пройти во что бы то ни стало. Маджио был списан с него, и кому же, как не Фрэнку, его и играть!
«Могамбо»
Поистине роль Маджио была последней надеждой Фрэнка на новый карьерный виток; потому они с Авой и хлопотали столь активно. Семнадцатого сентября 1952 года Фрэнк записал свою последнюю композицию для «Коламбия Рекодз» – «Меня уже не изменить» (Why Try to Change Me Now?). Автором музыки был Сай Коулмен, аранжировщиком выступил Перси Фейт. В очередной раз Синатра обнажил душу. Вот что пишут Эд О’Брайен и Роберт Уилсон в книге «Синатра: 101 хит плюс предыстории»:
«Неискушенный, наивный мальчик с микрофоном, по которому с ума сходили в предыдущем десятилетии, был да сплыл. Его место занял взрослый мужчина. Опаленный любовью, он умел передать посредством голоса весь мрак, весь цинизм, всю пронзительную печаль – каковой печали суждено было еще долгие годы характеризовать его творчество».
Подобно песне «Какой же я дурак, что жажду быть с тобой», эта новая песня – истинная жемчужина – осталась почти не замеченной поклонниками Синатры и была по достоинству оценена лишь спустя длительное время. Вторично Фрэнк записал ее в марте 1959 года для студии «Кэпитол».
Тем временем Фрэнк и Ава, или «Сражающиеся Синатры», как супругов всё чаще называли в прессе, продолжали свои непростые отношения. К пятьдесят второму году ссоры между ними стали притчей во языцех. Седьмого ноября 1952 года Фрэнк с Авой отправились в Африку, где Аве предстояло сняться в фильме «Могамбо» – ремейке фильма «Красная пыль» (Red Dust). Главную мужскую роль снова исполнял Кларк Гейбл, а место его партнерши 1932 года, Джин Харлоу, заняла Ава Гарднер. Вторая женская роль досталась Грейс Келли.
Фрэнку не хотелось отпускать жену в Африку. Он всё еще ждал решения насчет роли в «Отныне и во веки веков» и, чтобы ожидание не было столь томительным, решил сопровождать Аву.
– Мой муж едет со мной, – сообщила Ава репортерам. – Посетит между делом пару-тройку театров в Найроби.
Первую годовщину свадьбы Фрэнк с Авой отпраздновали прямо в самолете. В Найроби Фрэнк проводил время за чтением. Ава была занята съемками.
– Фрэнк был у нее на подхвате, – вспоминает Джозеф Годфри, помощник Элен Роуз, художника по костюмам. – Сердце кровью обливалось на него глядеть. Потому что такие капризули, как Ава, не каждый день попадаются.
В частности, Ава требовала для прохлаждения своей особы целых пять видов шербета – черносмородиновый, малиновый, лаймовый, вишневый и апельсиновый. По ее мнению, она заслуживала это лакомство, ведь съемки проходили в тяжелых условиях. Причем шербет следовало подавать на белом блюде в особых бокальчиках и желательно с лесной земляникой.
– Впрочем, Фрэнк, если земляники не достанешь, я и так обойдусь. – Вот Авины слова.
– Ты, наверное, не понимаешь, что в этих треклятых джунглях невозможно достать сам шербет, – заметил Фрэнк.
– Понимаю, – устало кивнула Ава. – Ну так позвони в Лондон, пускай пришлют. И закажи заодно печенюшек на сливочном масле – я их обожаю.
– Хорошо, закажу, – покорно пообещал Фрэнк.
Жара стояла немыслимая, дневные температуры доходили до пятидесяти пяти градусов по Цельсию. Ава прескверно себя чувствовала. И немудрено – кому понравится спать в палатке, где зудят и кусаются москиты, а муравьи ползают прямо по ногам? Вдобавок Аву постоянно тошнило. В довершение всех бед, рядом с Кларком Гейблом она еще острее, чем обычно, ощущала собственную профнепригодность. Ава мечтала только об одном – скорей бы закончились съемки.
Беременности Авы
В Африке Ава поняла, что беременна.
Еще в ноябре 1951 года, в интервью Мари Торр, журналистке «Нью-Йорк уорлд телегрэм энд сан», Ава призналась – ей хочется иметь детей.
– Мне нравятся большие семьи. В юности я мечтала о четверых сыновьях. Сейчас мне двадцать восемь – с четырьмя я вряд ли управлюсь. Придется довольствоваться двумя, в лучшем случае – тремя детьми».
Теперь, будучи законной женой Фрэнка Синатры, Ава думала иначе.
При известии о ребенке Фрэнк возликовал. Ава никаких восторгов не чувствовала. Фрэнк считал, ей следует бросить съемки, ведь африканский климат наверняка вреден женщине в положении. Ава оставалась глуха к его уговорам. В автобиографии она писала: «Я была уверена, что в первые годы жизни малыша мать должна полностью посвятить себя ему. А если ребенок нежеланный – что дети странным образом чувствуют еще в материнской утробе, – он с момента рождения уже ущербный». Вдобавок контракт с «Эм-джи-эм» гласил: никаких беременностей, иначе не будет и гонорара. Деньги в семье зарабатывала именно Ава; что они с Фрэнком станут делать, если она лишится доходов?
Фрэнк и слышать не хотел об аборте. Ему хватило того, давнего случая с Нэнси. Авиному поверенному, также находившемуся на съемках, Фрэнк сказал:
– Нельзя допустить еще один аборт. Не пойму, чем я плох этим женщинам? Почему они считают, будто вправе решать такое без меня?
– У вас уже есть две дочери и сын, – напомнил поверенный.
– Это исключительно по милости Нэнси, – парировал Фрэнк. – Не будь я полным идиотом, детей было бы четверо. Но Аве я аборт делать не позволю. Я должен ее отговорить.
Бдительность Фрэнка усыпило то обстоятельство, что Ава очень хорошо относилась к его дочерям. Раз так, думал он, значит, она хочет и собственного ребенка.
Нэнси-старшая нередко отправляла Нэнси-младшую и Тину к Авиной сестре, Бэппи, чтобы девочки могли пообщаться с отцом и мачехой. Такие действия диктовались практичностью первой жены Фрэнка. Если Фрэнку суждено быть с Авой, рассуждала Нэнси, ей самой нужно смириться с тем, что Ава является мачехой ее детей. (Сына к Аве не водили, поскольку он не проявлял интереса ни к ней, ни даже к отцу.) Ава была внимательна к обеим дочерям Фрэнка. Именно она подарила Нэнси первую помаду и показала, как ею пользоваться. А Тину Ава учила шить. Они любили все вместе смотреть телевизор, ходили на далекие прогулки и устраивали особые, «девочковые»