олыми шляпами, которые сохранились еще со съемок в фильме “Парни и куколки”. Туфли у них блестели не хуже зеркала, а носки уж точно не воняли. Костюмы сидели так, что я не сомневалась – белье надето свежайшее и белое-пребелое, как только что выпавший снег».
Словом, выглядели они потрясающе – чего не скажешь о звуках их голосов. Если уж начистоту, никто из Крысиной стаи не был в хорошей вокальной форме. Редкие голосовые связки выдержат такой режим, такое количество алкоголя и никотина. Друзья старались поправить дело, отмокая в парной, но толку от этого было негусто.
Джон Фицджеральд Кеннеди
Крысиная стая вызывала восхищение сенатора Джона Фицджеральда Кеннеди. Особенно ему нравился Фрэнк Синатра. Надо сказать, что один из членов Крысиной стаи, Питер Лоуфорд, породнился с влиятельной ирландско-американской династией Кеннеди, женившись в 1955 году на младшей сестре Джона Фицджеральда, Патрисии. Джон Кеннеди приходился Лоуфорду шурином. На правах шурина он получил место в первом ряду на концерте-открытии седьмого февраля 1960 года. Тогда шла предвыборная кампания, Кеннеди летал на личном самолете «Каролина» по орегонским и техасским городам. С ним путешествовали полдюжины репортеров. И вот в разгар своего тура Кеннеди принял предложение Синатры и заглянул в Лас-Вегас.
Летом 1959 года Синатра с Лоуфордом летали во Флориду, где встречались с отцом Джона Фицджеральда – Джозефом Патриком Кеннеди. Родоначальник клана просил артистов посодействовать сыну в президентской гонке. По его желанию Фрэнк планировал концертные программы – на предвыборную кампанию требовались деньги. Также по настоятельной просьбе «патриарха» Синатра задействовал в кампании своих приятелей-артистов. Нужна была особая, тематическая песня, и Фрэнк переработал свою старую композицию «Большие надежды» – в надежде, а точнее, в расчете на покровительство будущего президента. Со своей стороны Джон Фицджеральд Кеннеди стремился поближе сойтись с Синатрой. Ему нравилось вызывающее поведение звезды, нравилось делить с ним гламурных женщин и участвовать в экстравагантных забавах – ведь тогда его имя мелькало в светской хронике, а пиар, как известно, лишним не бывает. Джон Кеннеди часто наведывался к зятю и сестре в Санта-Монику, где Питер и Патрисия Лоуфорд купили дом. Как правило, с Джоном Кеннеди приезжали его подруги.
После очередного концерта в отеле «Сэндз» шестнадцатого февраля 1960 года Фрэнк и его приятели отправились поездом в Лос-Анджелес, чтобы завершить съемки фильма «Одиннадцать друзей Оушена». А уже третьего марта Фрэнк был на студии – записывал вместе с оркестром Нельсона Риддла альбом «Легко и просто» (Nice’n’Easy). Альбом оказался крайне успешным как в плане исполнения, так и в плане продаж. Изначально на обложке даже не было названия – только фото Синатры. Казалось, публика всё никак не насытится его песнями, любой альбом сразу занимал первые позиции в хит-парадах. «Легко и просто» вполне оправдывал своё название – запись шла как по маслу, музыкантам всё удавалось. Иными словами, они попали в струю.
Между тем крепла дружба Фрэнка Синатры и Джона Ф. Кеннеди. Победив с небольшим перевесом Никсона, Джон Ф. Кеннеди даже заглянул к Фрэнку в Палм-Спрингз на выходные. После Фрэнк повесил на дверь гостевой спальни табличку: «Джон Ф. Кеннеди провел здесь ночь с 6-го на 7-е ноября 1960».
По мнению Фрэнка, Джон Кеннеди идеально подходил на роль президента США. Фрэнк не только полностью одобрял политику Кеннеди, но и мечтал иметь приятеля в самых высших кругах. Джон Ф. Кеннеди как-то обмолвился: дескать, вот обоснуюсь в Белом доме – назначу Синатру послом в Италии. Перспектива показалась дикой всем, в том числе самому Синатре, однако он не мог сдержать улыбку. Убежденный демократ (по признанию Фрэнка, он голосовал за демократов с тех пор, как в двенадцатилетнем возрасте участвовал в параде за губернатора Нью-Йорка, Альфреда Смита), Синатра неустанно собирал деньги на предвыборную кампанию Джона Ф. Кеннеди. Для этого он устраивал шоу, проводил акции и, по меткому выражению одного из своих товарищей, просто «был Фрэнком».
Дуализм
В 1960 году Нэнси-младшей исполнилось двадцать, Фрэнки – шестнадцать, а Тине – двенадцать. Дети выросли. Теперь им не надо было ждать, когда папочка их навестит; они сами прекрасно могли к нему поехать. Нэнси-старшая собирала чемоданы, и все трое юных Синатра отправлялись в пустыню, на Уондер-Палмз-драйв (впоследствии переименованный во Фрэнк-Синатра-драйв). Дом Фрэнка располагался неподалеку от клуба «Тамариск». Нэнси нередко сопровождала детей; иногда ко всей компании присоединялись Долли и Марти, по-прежнему жившие на Восточном побережье.
Такие воссоединения с семьей были праздниками не только для подросших детей Фрэнка Синатры, но и для него самого. Он к тому времени расширил площадь основного дома и выстроил дополнительный дом с четырьмя спальнями, восемью ванными и бассейном. Дети называли этот дом «рождественским», ведь он был сделан из дерева по образу и подобию традиционного фермерского жилища, в то время как основной дом сверкал стеклом и металлом.
Итак, папа в Палм-Спрингз представлял для детей куда больше интереса, чем папа в Беверли-Хиллз. Здесь, в пустыне, отец выглядел спокойнее и счастливее. К радости детей, он проводил с ними каждую свободную минуту, играл во все виды водных игр, жарился на солнце. А порой они садились в джип и катались по пустыне. Или занимались шопингом.
Для Нэнси, которая стала красивой девушкой, Фрэнк ничего не жалел. Ему доставляло удовольствие отвезти «старшенькую» в бутик на Палм-Каньон-драйв и сказать:
– Ни в чём себе не отказывай, Цыпленок.
Нэнси часами мерила наряды и устраивала для отца персональные дефиле, а он терпеливо ждал, когда же она определится с выбором. Однажды Фрэнк купил для дочери розовый «Форд» с откидным верхом, причем автомобиль доставили в подарочной упаковке с огромным розовым бантом.
Сына он развлекал иначе. С Фрэнки они ездили в музыкальный магазин, где долго перебирали пластинки, обменивались мнениями о качестве записей и вокальных данных исполнителей. Фрэнк Синатра-младший, как и его отец, терпеть не мог рок-н-ролл и обычно выбирал себе альбом кого-нибудь из друзей семьи, например, Дина Мартина или Сэмми Дэвиса.
Осчастливить Тину было проще всего. Для младшей дочери лучшим подарком являлся сам папа. Девочка могла часами, сидя у отца на коленях, смотреть телевизор, и больше ей ничего не требовалось.
Фрэнк любил собрать детей на кухне и угостить десертом собственного приготовления – рисовой запеканкой с кусочками шоколада. Этим блюдом когда-то потчевала сына Долли. Обожали его и Синатры-младшие.
Вообще вся семья обожала собираться за большим столом. Фрэнк готовил спагетти с «подливой» – так по старой памяти он называл соус. Этот запах – соуса и свиных отбивных – всегда ассоциировался у Нэнси, Фрэнки и Тины с «главным домом» в пустыне.
Если у Фрэнка гостила и Нэнси-старшая (чаще всего так и бывало), она лично стряпала фрикадельки. А приготовлением спагетти занимался только Фрэнк – он умел варить их по-итальянски, «на зубок».
После ужина Нэнси-старшая обычно говорила бывшему мужу:
– Давай посидим у бассейна.
Фрэнк соглашался, они устраивались рядышком, в шезлонгах, и любовались потрясающим пустынным закатом, ведя неспешный разговор. Дети наблюдали издали.
– Родители казались мне идеальной парой, – вспоминала Нэнси-младшая. – Я не могла понять, почему они не вместе. Судя по всему, папа был для мамы лучшим другом.
Отношения Синатры с обеими дочерьми всегда были безоблачными. Чего не скажешь об отношениях с Фрэнки. Между Фрэнком Синатрой-старшим и Фрэнком Синатрой-младшим оставалась не то недосказанность, не то неприязнь. Фрэнк бывал резок и нетерпим с сыном; люди, близко знавшие их семью, говорили, что примерно так же с самим Фрэнком обращался в свое время Марти Синатра.
– Удели сыну время, – просила Нэнси бывшего мужа. – Постарайся узнать его получше, понять его.
– Зачем? – возмущался Фрэнк. – Что я, собственного ребенка не знаю и не понимаю?
Продолжать спор означало обвинять Фрэнка в том, что он – никудышный отец. Он никогда не обольщался насчет своих отцовских качеств, однако от других не терпел не только подобных обвинений, но даже намеков на них.
Как и большинство отцов, Фрэнк куда легче находил общий язык с детьми, пока они были малы. Увы: прошли те времена, когда крошка Фрэнки, подражая папе, возил по намыленному подбородку бритвой без лезвий. Тогда он хотел быть точь-в-точь как папа; они с Фрэнком были удивительно похожи и лицом, и повадками, и походкой. Когда трехлетний Фрэнки хворал, папа приносил в детскую куриную лапшу или бутерброды с джемом и арахисовым маслом. Отец и сын вместе ели, смотрели черно-белый телевизор и шутили. Однажды Фрэнки пожаловался отцу:
– Больнее меня нет ни одного мальчика.
– Спорим на четвертной, что завтра тебе полегчает, – сказал Синатра.
– Как это – на четвертной? – не понял малыш.
– Очень просто: если тебе завтра полегчает, я дам тебе четвертной. А если не полегчает… всё равно дам.
Всё изменило вторжение Авы Гарднер. Фрэнки тогда было четыре года. Он так и не смирился с тем, что папа ушел к другой тете, бросил его, маму, сестер. Осознавая с возрастом, что отец будет проводить с ними время только по особым случаям, Фрэнки в отличие от Нэнси и Тины не просто грустил – он злился.
– Мой брат чувствовал себя брошенным, преданным. Это чувство подтачивало его, – говорит Тина Синатра.
Фрэнки не позволял себе слишком привязываться к отцу главным образом потому, что неизбежное расставание слишком растравляло его душу. Уход отца к Аве нанес мальчику травму, от которой он не сумел полностью оправиться. Фрэнки был из тех детей, которым ежедневное, ежечасное присутствие отца жизненно необходимо. Не в силах простить уход, Фрэнки дулся, дерзил и закрывался в своей скорлупе даже тогда, когда отец бывал рядом. Отношения развивались по той же схеме, что отношения юного Фрэнка с Марти. Только Марти-то из семьи не уходил! Пусть он проявлял нетерпимость – но он присутствовал в жизни сына постоянно. В отличие от самого Фрэнка.