Бродя по дому, Миа не могла не замечать многочисленных изображений совершенно потрясающей брюнетки. Кто это? Родственница? Может, сестра?
– Нет, не сестра, – сказал Фрэнк. – Это Ава.
И он открылся перед Миа, выложил всё или почти всё про Аву Гарднер, будто они с Миа были старыми друзьями. С каждым словом, шедшим из израненного Синатриного сердца, Миа проникалась к нему всё сильнее. Его откровенность была соблазнительнее любых комплиментов и широких жестов.
– Сам не понимаю, почему я тебе всё это рассказываю, – с хитрой улыбкой признался Фрэнк.
Ава. Имя казалось знакомым. Где-то Миа его уже слышала… И вдруг ее как током садануло. Конечно! С Авой Гарднер крутил роман ее отец еще в 1953-м, на съемках фильма «Скачи, Вакеро!» (Ride, Vaquero!). Этот роман стал одной из причин охлаждения отношений между родителями Миа.
А Фрэнк, между прочим, до сих пор официально состоит в браке с Авой.
Стоит ли сказать ему про отца и Аву? Миа решила не говорить. И так в последнее время слишком много событий; ей надо всё спокойно обдумать.
«Познаю тебя»
Фрэнк прозвал Миа Ангельским личиком. А она его – Чарли Брауном.[11]
После выходных в Палм-Спрингз Фрэнк и Миа стали встречаться. Миа отлично понимала, что именно привлекает ее в Синатре. В ее глазах он был воплощением девичьей мечты. Великолепный любовник. Потрясающий человек. Сильный. Уверенный в себе. Прямой. Таким должен быть отец? Ну и что с того? Миа, отнюдь не наивная, даром что юная, быстро разобралась в причинах своей привязанности к Фрэнку. Отец не баловал ее вниманием, а Фрэнк… Фрэнк весь принадлежал ей. По крайней мере пока. Всё понятно. Синатра компенсировал ей отсутствие отцовской заботы и любви.
Вдобавок у него были качества, которых катастрофически недоставало самой Миа. Фрэнк – сильный и дерзкий; Миа – слабая и ранимая. Фрэнк – влиятельный и решительный. А Миа хоть раз приняла правильное решение? Да, пожалуй – когда согласилась лететь в Палм-Спрингз. А еще Фрэнк искрил самоуверенностью – успехи в карьере избаловали его. Этого качества Миа опасалась. Большую часть времени с Фрэнком она чувствовала себя круглой дурой. Что? Войти в комнату, полную чужих людей? Об этом даже подумать страшно. А Фрэнку – раз плюнуть.
Что касается Фрэнка, чем больше он узнавал Миа, тем больше ценил тот факт, что у Миа нет никаких предубеждений на его счет. Этой девушке он мог открывать себя до бесконечности, встречая с ее стороны полное понимание. Например, Фрэнк признался, что у него отвратительный характер.
– Это итальянская кровь бурлит. Я характером пошел в мать. Могу, как и она, взорваться, если что не по мне.
Миа сказала вот что: взрывной характер обусловлен слишком напряженной работой в шоу-бизнесе. Фрэнк просто переутомляется, рассуждала Миа, отсюда и раздражительность.
– Ты – Фрэнк Синатра, тебя считают непобедимым. Но я-то вижу истину. Я вижу, что ты с трудом тащишь бремя популярности. Поэтому срываешься на окружающих. Я понимаю тебя лучше, чем тебе кажется.
Еще Фрэнк сказал Миа, что устал и хочет завершить карьеру.
– Ты лукавишь перед самим собой. Ты опасаешься не оправдать завышенные ожидания публики. Популярность – тяжкий гнет. По-моему, я тебя достаточно узнала, – подытожила Миа. – Я отлично понимаю, что твоя жизнь – это музыка и кино. Без них ты пропадешь, зачахнешь.
Миа предложила не завершать карьеру, не отходить от дел совсем, а просто сократить собственную занятость и больше времени уделять личной жизни. Фрэнк опешил, не зная, как реагировать. Единственное, в чем он не сомневался – Миа не такая, как все. Разве обычная девятнадцатилетняя девушка могла бы рассуждать столь разумно, разве могла бы разобраться в его душе?
Со временем он начал понимать: для Миа Фэрроу жизнь очень проста. По ее мнению, у каждого человека в глубине души таится добро. Фрэнк же давно убедил себя, что у каждого человека в душе таится – а иногда и НЕ таится – всякая дрянь. В восприятии мира, которое демонстрировала его новая подруга, Фрэнк видел какую-то принципиально новую логику. После Авы, Мэрилин, Бетти и многих других женщин Миа была словно глоток свежего воздуха. Она увлекалась мистицизмом, практиковала йогу. Фрэнку это казалось эксцентричным – и в то же время очаровывало. Миа любила выкурить косячок, и этого Фрэнк не одобрял. Он вообще не выносил наркотиков, выступал против их распространения, которое как раз набирало обороты в США. Правда, Фрэнк очень много пил. Что ж, пусть Миа балуется травкой, не ему ее судить.
Его напрягала разница в возрасте. Было ясно: когда правда об их отношениях выйдет наружу, без скандала не обойдется. Несомненно, общественность решит, что Синатру постиг кризис среднего возраста. Пожалуй, на Миа ополчится Долли, да и остальные родственники. Впрочем, какая разница? Синатра влюблен (по крайней мере ему так кажется), и это главное.
– Что хорошо в любви с первого взгляда, – говаривал он, – так это большая экономия времени.
Фрэнк слишком долго был одинок душой; теперь, по его мнению, он получал компенсацию за безрадостные годы. Он решился начать заново с Миа. Только вот что из этого выйдет?
– Она говорит, что хочет узнать, каков я на самом деле, – поделился Фрэнк с Дином Мартином. – К чему бы это?
– Она тебе в дочери годится, – урезонивал Мартин, согласно его же воспоминаниям. – Ты не понимаешь, во что ввязываешься.
– Да поможет мне бог, – ответил Фрэнк. – Просто я устал от грусти. Устал чувствовать себя старым и выжатым. Мы подумываем о свадьбе.
– Эта девчонка не представляет, что ты за человек, – гнул свое Мартин.
– Она смотрит на меня под другим углом. Не так, как прочие. В общем, я хочу на ней жениться.
– Фрэнк, одумайся! – воскликнул Дин. – Да моему скотч-терьеру больше лет, чем ей!
Первые тревожные звоночки
– Как думаешь, у меня получится с Фрэнком? – спросила Миа свою мать, Морин О’Салливан. Они завтракали. Их обслуживал Джордж Джейкобс.
Морин приехала погостить по приглашению Синатры. Связь юной дочери внушала ей серьезные опасения.
– У Фрэнка кризис среднего возраста. Ты, Миа, нужна ему для самоутверждения, – объясняла Морин. – Я очень за тебя волнуюсь, доченька. Все нормальные мужчины в таких случаях делают себе пересадку волос и покупают спортивные машины. А этому, видишь, ты понадобилась.
Впрочем, погостив несколько дней у Фрэнка, Морин смягчилась. Синатра, когда хотел, мог вести себя как настоящий джентльмен. Ему удалось обаять и Морин О’Салливан. Например, был такой случай: зазвонил телефон, некий репортер просил Фрэнка об интервью. Фрэнк репортеров на дух не переносил. Этого он тоже послал куда подальше, швырнул трубку и вдруг заметил Морин. Она всё слышала. Тогда Фрэнк крайне учтиво извинился за крепкие выражения, которые использовал в разговоре с репортером. Морин умилилась. Сочла его жест высшим проявлением учтивости, но не перестала переживать из-за будущего дочери.
Морин было на тот момент пятьдесят три года. За плечами – несколько десятилетий работы в шоу-бизнесе. Таких, как Фрэнк, она насмотрелась достаточно. Понимала, что с подобными мужчинами рано или поздно возникают проблемы. И не надо торопиться связывать с Фрэнком судьбу.
– Мам, он мне нравится, – сказала Миа за завтраком. – Мне кажется, он классный.
– Мистер Синатра и есть классный, – вмешался в разговор Джордж Джейкобс.
– Конечно! – подхватила Морин и рассмеялась. – Он же не кто-нибудь, он – Синатра. Но это не значит, что он подходит моей девочке. Как бы он не разбил тебе сердце, Миа.
– В любом случае решать буду я, и никто больше, – заявила Миа.
– Да, родная, – вздохнула Морин. – К сожалению, так и есть.
Вспоминает Джордж Джейкобс:
– Миа выслушала мать, но не приняла к сведению ее опасений. Она серьезно увлеклась мистером Синатрой и не собиралась отступать. Миа была не из тех, кого легко отговорить.
Через пару недель безоблачного счастья возникли проблемы. Даже по прошествии нескольких десятилетий Миа с содроганием вспоминает день, когда Фрэнк заявил:
– Я тут подумал – тебе надо бросить карьеру актрисы. Кому нужна твоя игра? Мы с тобой будем жить вместе, я буду о тебе заботиться, обеспечивать тебя. Так что давай, завязывай с кинематографом.
Миа не тратила время на размышления и колебания. Ее ответом стало категорическое «нет».
– Моя работа – единственный смысл жизни, – заявила Миа. – Бросать кинематограф я не намерена.
Фрэнк опешил. Он-то думал, Миа сразу согласится, тема будет закрыта.
– Фрэнк, мы собираемся жить вместе, – объяснила Миа. – Поэтому научись меня слушать.
И добавила: мол, мама говорит, отношения возможны только тогда, когда двое понимают друг друга. Джордж Джейкобс как раз подавал коктейли. Он очень старался не подслушивать, но это было невозможно.
– Полная фигня, – раздраженно бросил Фрэнк. – Эй, Джордж! Что ты так мало виски в коктейль налил? Ну-ка, добавь!
– Привыкай, Фрэнк, – продолжала Миа. – Учитывай, что у меня своя голова имеется. Ты мне не отец, я тебе не дочь. Не указывай, что мне делать и чего не делать.
Фрэнк аж рот разинул. А Миа вскочила и выбежала из комнаты.
Фрэнк обратился к Джейкобсу:
– Видал? Побежала в куклы играть.
Не в своей тарелке
Приближалось девятое февраля 1965 года – двадцатый день рождения Миа. Она заранее предупредила Фрэнка: никаких шумных празднований. СМИ и так смакуют их с Фрэнком разницу в возрасте; незачем напоминать им, что Миа нет еще двадцати одного года.
Фрэнк был не согласен. Ему хотелось устроить грандиозную вечеринку. А если кому не нравится возраст Миа, так это его проблемы.
– Всем покажу, какая у меня замечательная девушка, – заявил Фрэнк. – Что в этом плохого?
День рождения Миа отмечали в лос-анджелесском ресторане «Чейсен». Никого из друзей самой виновницы торжества не было – только друзья Фрэнка, многие из которых годились Миа не то что в родители – в дедушки и бабушки.